Страница 58 из 72
По пути ТТТ рассказывал о своей ПМК, вспоминал трудности, что выпадали на ее долю в тот или иной год, забавные случаи. Ильхом слушал его вполслуха, о чем думал, и сам сказать не может.
— А почему сейчас не получается? — спросил вдруг Ильхом, вспомнив, что тот что-то говорил о переходящем Красном знамени Минсельстроя, которого ПМК удостаивали дважды.
— Что не получается, Ильхом Пулатович? — переспросил Трошкин.
— Да знамя Минсельстроя.
— A-а. Так это было при царе Горохе еще, давным-давно. Тогда ПМК командовал Свиридов.
— Выходит, Виктор Михайлович лучше работал?
— Условия изменились, требования стали жестче. На мой взгляд, конечно, а он может быть и субъективным.
— Однако и техническая оснащенность возросла?
— Не без этого, но люди… Поговоришь с иным, и вспоминается сказка Пушкина о золотой рыбке. Такому уже мало собственной избы, дворянства, то есть всяческих почестей, подавай владычество над синим морем. Аллах с ним, отдал бы и море, так ведь воду замутит, ни на что больше способностей не хватит, вот в чем суть.
— Давно известно, что жадность губит человека, — сказал Ильхом.
— Каждый, к сожалению, считает, что это не про него. Вот и второй агроучасток.
Вдали, у подножия гор, куда канал «Занг» еще не успел дойти, на огромной площади копошилась техника — экскаваторы, скреперы, бульдозеры и грейдеры. В нескольких местах стояли автокраны, в их клювах то и дело появлялись асбоцементные трубы, напоминающие белые бревна.
— Тут будет уже новый вид дренажа, скрытый, — объяснял ТТТ. — На коллекторы теперь земля не будет отводиться, Ильхом Пулатович. Здорово придумали, хоть и хлопотно для нас, строителей.
Он стал в подробностях рассказывать об этом виде дренажа, в чем заключается сложность его прокладки, а тем временем машина подъехала к одному из вагончиков, над которым ветер трепал выгоревший флаг. Пообедав в столовой вместе с рабочими, выслушав не всегда приятные замечания в свой адрес от них, они тронулись дальше.
— Большое дело затеяли? — спросил Ильхом.
— В общем-то да. Сначала хотели создать просто зону отдыха для ПМК, а когда место, которое мы выбрали, показали нашему генеральному директору, он посоветовал строить настоящий дом отдыха санаторного типа, чтобы в нем набирались сил все работники объединения. Закончим стройку, расходы поделим между всеми ПМК.
— А не далековато ехать сюда?
— Что вы, — ответил Трошкин. — Это сейчас так кажется, потому что машина ползет, как черепаха. Вот проложим асфальтированную дорогу, мосты поставим, кое-какие камушки уберем, тогда весь путь от Термеза сюда займет не более двух часов.
— А место и в самом деле красивое! — восхищался Ильхом.
— Швейцария!.. Впрочем, помолчу, я там никогда не бывал, но наш генеральный ездил, он и сделал такое сравнение.
За поворотом, до которого было рукой подать, два параллельно идущих хребта, образующих эту узенькую долину, внезапно расступились, словно бы гигантский взрыв когда-то раздвинул их, чтобы создать пространство, похожее на амфитеатр. И арча тут росла так, точно ее когда-то давно люди поставили на террасах, теперь они напоминали зрителей боя гладиаторов, вскочивших с места, чтобы приветствовать победителя. Арену этого своеобразного амфитеатра составляла эллипсоидная площадка, которую вполне можно было принять за стадион.
— Здесь мы построим три спальных корпуса, летний кинотеатр, детскую площадку, библиотеку, бильярдную, столовую и кухню, ну и прочие мелкие объекты. Дом отдыха будет работать полгода, до зимы.
— Разве зимний пейзаж здесь будет хуже, чем сейчас? — спросил Ильхом и сам ответил: — Думаю, что нет. Поэтому нужно строить котельную, чтобы люди отдыхали круглый год.
— Сначала задуманное нужно до ума довести, — сказал Трошкин.
— Я просто высказываю свои соображения, и не тороплю. Пусть это будет второй очередью.
— Посоветуюсь с генеральным.
— Вот это разговор, — улыбнулся Ильхом.
День подходил к концу. Прораб участка Назиров, парень лет двадцати пяти, упросил начальника ПМК и Ильхома остаться на ночь. Те согласились, и Назиров быстренько организовал ловлю форели в родниках, кипящих тут чуть ли не на каждом шагу. Уху ели у костра, выпили по стопочке. Непринужденный разговор того вечера Ильхом помнил долго…
«АН-24» набирает высоту, взяв курс на Ташкент. Ильхом сидит у иллюминатора и смотрит вниз, чуть вытянув шею.
Рядом в кресле дремлет дед Миша. Сегодня на нем не тот нарядный костюм, что он надел на себя, когда ездил на свадьбу, а рубашка навыпуск с карманами. Он надвинул на нос кепку и тихонько посапывает. У него такая привычка — шум моторов, как колыбельная, убаюкивает. Бабка Ксения сидела в хвосте самолета, бросая тревожные взгляды назад, в проход. Там она оставила тугой узелок, который показался Ильхому, когда он тащил его до самолета, набитым кирпичами. «Интересно, что она положила сюда?» А что в картонном ящике из-под стирального порошка, который он тоже нес до самолета?
— Зачем все это? — помнится, недовольным тоном бросил Ильхом, когда еще дома садились в машину. — Там такого барахла, видать, лет на сто?!
— Не твое дело, — оборвала бабка, смерив его сердитым взглядом. «Ей абсолютно все равно, что я уже не маленький и все-таки первый секретарь райкома», — подумал он.
— Там может быть что угодно, — произнесла она, имея в виду под «там» — Ташкент, — а мой с дедом долг привезти все, что нужно молодой матери. Помоги лучше старику погрузить ящик, чем нервничать. Стоишь, как истукан!
— Разворчалась, — произнес дед, подав Ильхому ящик, — кинь назад.
— А ты тоже помолчи, — набросилась она на мужа, — кто мы такие? Уважаемые люди. Родители вот этого охламона. Почему мы должны краснеть перед сватами, а?
— Вот так всю жизнь, — усмехнулся дед, — прежде, чем вкусить радостей, горя нахлебаешься. — Повернулся к ней: — Ты чего парня позоришь?
— Перед кем это я позорю? — огрызнулась бабка.
— Хотя бы перед Аликом.
— А что я ему сказала-то?
— Ну, и память… «охламон»!
— A-а. Так я правду сказала, дед. По мне пусть хоть кем будет, останется охламоном. Я же любя…
Теперь сидит, как на иголках, то и дело поглядывая на узелок, думает, наверно, пока самолет долетит до Ташкента, все его содержимое уползет куда-нибудь. Ильхом вспомнил утро. Он вернулся с Кугитанга к началу рабочего дня. Оксана, встретив его в приемной, смущенно произнесла:
— Поздравляю, Ильхом-ака, с сыном!
— Что, уже? — удивленно спросил Ильхом и потом, одумавшись, поблагодарил ее: — Спасибо, сестренка, суюнчи за мной! Откуда вы узнали?
— Анвар-ака вчера позвонил из обкома. Вы только уехали, а тут — звонок. Я сняла трубку и узнала его по голосу. Спрашивает вас, я ответила, что вы уехали. «Ну, тогда, — говорит, — вернется, поздравьте с сыном! Жену выписывают завтра в четыре часа дня». Сказал, что ваш тесть позвонил первому секретарю обкома.
Ильхому ничего не хотелось делать. Он отодвинул папку на угол стола. «Если я сейчас поеду в Термез, — подумал он, — то как раз могу успеть к выписке. Позвоню сначала домой, пока я подъеду, они там соберутся и билеты возьмут». Он тут же позвонил бабе Ксении.
— Красивая у вас жена? — спросила Оксана.
— Жена как жена, — ответил он, — для меня красивая.
— Теперь привезете ее сюда?
— Не знаю. Наверно, пока ребенок не окрепнет, поживет со своими в Ташкенте.
— А кто она у вас? — допытывалась Оксана.
— Полагаю, женщина, — рассмеялся Ильхом.
— Я не о том, — в ее голосе была обида.
— Я же пошутил, Оксана, — произнес Ильхом. — Родители у нее артисты, а сама она режиссер.
— Тогда красивая! — решила она, словно от этого зависело что-то. — Дети артистов все красивые.
— У меня к вам просьба, Оксана… Знаете, я не люблю поздравлений. С меня вашего достаточно. Хоп?
— Хоп, Ильхом-ака, помолчу, хотя сделать это женщине очень трудно, — искренне улыбнулась она.