Острословы

Сейчас «Крокодил» издается почти шестимиллионным тиражом. Успешно расходится по всей стране и за рубежом.

Дважды в день почтальон приносит мешки с письмами читателей.

Теперь в «Крокодиле» солидный штат сотрудников, шесть отделов. Редакция располагает целым этажом в новом здании издательства «Правда» (и все равно тесновато!)

А когда-то…

И тут начинаются воспоминания…

— Когда я впервые пришел в редакцию, не было и половины нынешнего состава, — говорит один.

— А я помню один-два отдела — и все, — говорит другой.

— На моей памяти все, включая главного редактора, умещались в трех комнатушках, — говорит третий.

— Это что! — вспомнил Юлий Ганф. — Когда я впервые принес свой рисунок в «Крокодил», тут было всего десять человек вместе… с читателями.

О МОДЕ

В большом зале, что размещался на пятом этаже издательства «Правда», где раньше была редакция журнала «Крокодил», всегда было людно и весело. Тут можно было увидеть М. М. Зощенко, только что приехавшего из Ленинграда и рассказывающего В. Ардову что-то интересное (неинтересного от него, наверное, никто не слышал) или Степана Олейника из Киева среди поэтов-москвичей.

Когда в редакцию приходил Ю. Ганф, его сразу окружало несколько человек. Дело в том, что Ганф был блестящий рассказчик. Десятки всевозможных историй о себе, о друзьях-сатириках, и все с юмором, с мягким, добрым ганфовским юмором. А его шуткам завидовали даже фельетонисты.

Вот зашел разговор о модах: о джинсах, женских брюках, бородах, бакенбардах, «рубахах-газетах».

— А вы знаете, — улыбнулся Ю. Ганф, — я ведь тоже в молодости был модником. И еще каким! Ведь это я впервые в Москве (а было это еще в 1927 году) начал носить радикулит!

СИЛЬНЫЙ ДУЭТ

«Пир остроумия!» — так назвал темные совещания известный поэт Василий Лебедев-Кумач, в прошлом ответственный секретарь «Крокодила» и сам блестящий темист.

Темы делались и в одиночку и коллективно. Часто присутствовали на этих совещаниях как люди, связанные с журналом по работе (Ю. Ганф, Б. Пророков, К. Елисеев, И. Семенов, Л. Ленч, В. Карбовская, М. Пустынин, Э. Кроткий), так и дружившие с редакцией конферансье Мих. Гаркави, артистка Рина Зеленая, композитор Н. Богословский.

Если теперь все темы для рисунков зачитывает художественный редактор, то раньше это делали их авторы.

У одних получалось четко и вразумительно, другие, стесняясь, мямлили.

И эффект, конечно, был разный: другой раз слабая, но хорошо поданная тема проходила чуть не на ура, а бывало, хорошая, остроумная тема проваливалась из-за плохого ее прочтения.

— Как было бы хорошо, — сказал как-то Борис Иванович Пророков, — если бы темы зачитывал Хенкин![1]

— Да, — тут же подхватил Ю. Ганф, — и защищал их Брауде![2]

КРАТКО О КРОТКОМ

Э. Кроткий

Неповторимым и удивительным мастером экспромта был Эмиль Яковлевич Кроткий.

Он что называется на ходу мог сочинить стихотворную подпись к плакату Кукрыниксов («Иностранцы? Иностранки? Нет, от пяток до бровей это местные поганки, доморощенный «бродвей»), написать эпиграмму о роли сатиры («Бойтесь кричащих: «Сатиру долой!» — мусор всегда недоволен метлой») или прямо на темном совещании придумать тему («Вы думаете, что вы сами думаете, а я знаю, кто за вас думает»).

Беспокойно ерзая на стуле и вычерчивая каких-то только ему одному ведомых то ли зверей, то ли птиц (и всегда одних и тех же!), беспрерывно обращаясь то к соседу слева, то справа, он все время высыпал только что пришедшие в голову каламбуры или реплики по ходу совещания.

На обсуждении очередных номеров «Крокодила» разговор зашел о фельетонах Михаила Львовича Штих (Мих. Львов), много писавшего в то время и в «Правде» и в «Крокодиле».

Суждения были различные.

А Эмиль Яковлевич, в очередной раз нагнувшись к соседу, полушепотом, но так, чтобы его услышали все, сказал:

— Это не фельетоны! Это штихотворения в прозе!

— Вот так-то! — заметил М. Штих своему критику и шутливо приосанился.

ЖДИ МЕНЯ…

Б. Ефимов

Обычно за две-три минуты до начала какого-либо совещания в «Крокодиле» за столом появлялся старейшина советских карикатуристов, аккуратный, подтянутый, всегда доброжелательный Михаил Михайлович Черемных. Это служило как бы сигналом: пора начинать! К столу подсаживались Юлий Ганф, Иван Семенов, Генрих Вальк, Мих. Пустынин, Леонид Ленч и др. Но, разумеется, не все были такие точные. Опаздывали обычно молодые (а куда им спешить?) и, конечно, Лев Бродаты, который мог прийти и на следующий день…

К этому привыкли и начинали без них. На этот раз открытие задерживалось. Как выяснилось, позвонил Борис Ефимович Ефимов, человек обязательный и точный (основной докладчик на совещании) и попросил его извинить: он задерживается у врача и вот-вот придет, так как стоит в очереди на прием вторым.

Ефимов не приходил… время шло.

Были решены второстепенные вопросы. Желающих выступать становилось меньше.

Ефимов не приходил…

Пошли в ход шутки, реплики, розыгрыши, обычные для таких собраний.

Ефимов не… и тут дверь распахнулась.

На пороге стоял Ефимов, явно огорченный случившимся.

— Борис Ефимович, как же так получилось? Ведь вы сообщили, что стоите в очереди вторым.

— Действительно, я был вторым, но передо мной стояли Кукрыниксы…

СТАРАЯ ГВАРДИЯ

М. Пустынин

Михаил Пустынин был фигурой колоритной и в прямом смысле и в переносном. Во-первых, крокодильские художники зачастую использовали его как типаж в своих рисунках (особенно часто его рисовал К. Ротов в своих массовых сценах).

Во-вторых, он был ветераном не только «Крокодила», но и дореволюционного «Сатирикона». Именно в «Сатириконе», который редактировал знаменитый Аркадий Аверченко, вступил на сатирическую стезю Михаил Пустынин. За многие десятилетия он написал огромное количество фельетонов, юморесок, эстрадно-цирковых текстов. Собранные вместе, они составили бы не один толстый том. Вообще у сатириков более или менее регулярно выходят сборники их лучших произведений. Но уже где-то на пороге восьмидесятилетия Михаила Пустынина вдруг выяснилось, что у него почти ничего не издавалось отдельными книгами.

— Как же это получилось? — спросили у Михаила Яковлевича.

— А так, — ответил старейшина сатирического цеха и добавил, перефразировав известное изречение: — Старая гвардия умирает, но не издается!

ЗА КРУГЛЫМ СТОЛОМ

Д. Беляев

Стиляги… Слово, которое теперь стало нарицательным, вошло в обиход в конце сороковых годов и впервые появилось на страницах «Крокодила» как заголовок фельетона Д. Беляева, фельетониста, только что ставшего главным редактором «Крокодила».

Дмитрий Герасимович Беляев, небольшого роста, худощавый, с маленькими колючими глазками на узком лице, всегда с огромной палкой в руках, вошел в коллектив как-то незаметно, но быстро освоился со своими нелегкими редакторскими обязанностями.