Страница 9 из 57
В лёгком раздражении я передёргиваю плечами. Высказывания нелепых подозрений об интригах моей семьи мне совсем не нравятся, как и намёки на странную внешность, давно уже опостылевшие. Слишком опасное лезвие разговора, но я выбираю самый проверенный вариант правды, широко известный:
— Все придворные ждали, что я перестану дышать. Мне даже готовили погребальное ложе в королевском склепе. Первую седьмицу жизни я не плакала, не спала и абсолютно ничего не ела. Но потом Сантарра сжалилась, вдохнув в меня жизнь и окрасив волосы в свой священный белый цвет.
— Только не говорите, что и сами верите в религиозный бред, будто милость выклянчили молитвами жрецы, — ненавязчиво подталкивает меня продолжать тему низкий, с акцентом растягивающий гласные голос, словно топкое болото затягивающий в этот ненавязчивый, но отчётливый интерес. Кажется, к южному говору я начинаю привыкать.
— А у вас есть иные предположения: как младенец мог выживать семь дней без сна и пищи? Есть я начала только когда кто-то догадался сменить молоко на сок фруктов.
О том, что до сих пор не выношу даже запаха блюд животного происхождения, удаётся умолчать. Моё нескладное, миниатюрное и леденеющее тело — фактически главная моя слабость, избавиться от которой помогают только постоянные упражнения. Иначе будет боль, иначе ледяную кровь не запустить, но я давно привыкла к мысли, что лишена радости безделья и должна двигаться, чтобы выжить.
— Какая интересная подробность. Вот этого в легенде точно не было. — Анвар вдруг ставит бокал на столик сбоку от кресла и с любопытством наклоняет голову, будто рассматривая меня под новым углом. — Вы никогда не думали, что обязаны жизнью магии?
— Что…
Задыхаюсь возмущением, хищно подобравшись и трезвея от витающей в воздухе дымки, сотканной его взглядом. Бегло смотрю в сторону танцующих пар, убеждаясь, что к нам никто не пытается приблизиться и подслушать. Похоже, в своих разговорах и потягивании вина я совсем утратила бдительность и забыла, с каким наглецом имею дело. С чего вообще вдруг начала откровенничать — неужели виновата музыка, которая словно всё ещё вибрирует где-то в области затылка…
Магия? Он рехнулся.
— Думайте, какие слова произносите при королевском дворе, граф, — железным тоном отрезаю я гнусные предположения. — За одно упоминание такой ереси я уже имею право арестовать вас для допроса с пристрастием. Между прочим, отличный повод от вас избавиться.
— А я думал, что принцесса, которой хватает наглости дерзить королю и заявляться на балы с оголёнными бёдрами не станет бояться естественных для природы вещей — тем более, если они имеют к ней непосредственное отношение, — до невозможного спокойным тоном отбивает граф, пожирая меня взглядом так, будто рад этому возмущению. Будто вновь добился какой-то неведомой мне цели.
— Я не желаю слышать подобный вздор и настоятельно советую больше никогда такого не упоминать при мне! — Вскочив с дивана, едва сдерживаю желание плеснуть вино в лицо графа, стереть уже это невозмутимое превосходство, но крохи приличий и нежелание устраивать скандал сдерживают трясущиеся руки. — И кстати, довольно уже пытаться меня прощупать — думаете, я не понимаю, чего вы добиваетесь нашим разговором? Да меня будто потрогали со всех сторон, разве что не надкусили…
— Так ещё не ночь: надкусить тоже можно успеть…
— Хам, — коротко констатирую я, сделав шаг, чтобы поставить бокал на столик возле Анвара, и тут он резко перехватывает моё запястье.
Сдавленный писк режет грудь. Если бы не отвратительное платье, точно бы показала ему, как обычно реагирую на попытку ограничить свободу моих движений.
— Пустите сейчас же, если не хотите сцен, — шиплю сквозь зубы, взглядом обещая ему костры жрецов Сантарры, всегда готовые для еретиков. Чувствую терпкий запах древесной смолы от его кожи и замираю, будто попавшая в ловушку мушка. Затянутая. Запутавшаяся.
— Милая, если вы думаете, что сядете на белогривую лошадку и подчините бунтующий народ Манчтурии одними сказками о святости… То у меня для вас дурные новости. Бедуины никогда не станут слушать бледнокожую принцессу, которая в душе их презирает. Но знаете, кого они могут послушать? — вопросительно поднимается чёрная бровь, а в глубине зачаровывающей радужки переливаются насмешливые отблески ламп.
— Вас?
— Королеву, миледи.
Наконец-то выпустив мою руку, Анвар легко поднимается с кресла, пока я с шипением растираю ноющее запястье. Его рост позволяет смотреть на меня сверху вниз, и болотные духи, как же хочется от души плюнуть в эту безмерно довольную рожу! Непроизвольно отшатываюсь от него, чувствуя ускоряющийся в галоп бой сердца по рёбрам: то ли страх, то ли злость, то ли волнение от близости крепкого тела, его запаха. Слепая пульсация словно растёт из самого живота. И впервые в атласной ткани мне… жарко?
— Вы подписываете себе приговор каждым новым словом, — уверенно вздёргиваю я подбородок, собирая остатки гордости, словно рассыпавшийся жемчуг с порванной нитки.
— Доброго вечера, Ваше Высочество. И чудесной ночи.
Кивнув на прощание, Анвар одаривает меня откровенно издевательской улыбкой. Я уже и не предпринимаю попыток разобраться, что творится в его голове, мечтая только оказаться подальше отсюда. К счастью, теперь желание исполнить нетрудно, и, подобрав полы платья, устремляюсь к выходу из зала.
И только позже, за дверями собственной спальни понимаю, что это выглядело бегством.
Двор короля — это не просто замок, а целый город в городе, где у каждого свой строго обозначенный угол. Стены из цельного камня не пропустят врагов, пышные яблоневые сады и резные беседки дадут тень для прогулок аристократам. Витые лестницы, статуи Сантарры и фигуры барсов положены парадным помещениям, моя же северная башня, всегда стоящая в стороне от общего оживления, привычно одинока.
Но я люблю свою комнату. Научилась любить. Высокий стеллаж с редчайшими книгами и стоящую напротив широкую постель с небрежно откинутой в сторону голубой вуалью балдахина, заполненный письменными принадлежностями дубовый стол в углу и шкаф красного дерева, забитый самыми густыми мехами и официальными синими мантиями с оторочкой из серебристой волчьей шерсти. Оставленный на спинке стула байковый халат и мягкие тапочки под ним. Рядом с туалетным столиком — большой камин, горящий и в летние ночи. Место, где мне тепло. А сегодня… душно.