Зачарованная кровь

Эпилог

Велория на закате прекрасна.

Багряное солнце виднеется из-за гор, чистое небо не предвещает дождя. С балкона в северной башне вид изумительный: на ряды кирпичных домов и шпиль храма, на королевский сад с набравшими завязей яблонями. Но смеха нет, и припущены все флаги, а моё ледяное тело затянуто в чёрное платье с глухими рукавами и сковывающим горло воротом.

— Ваше Величество? — осторожно зовёт учитель, и я оборачиваюсь, готовая выслушать отчёт. — Всё готово. Казер Воскрешённый будет похоронен со всей честью, для церемонии ждут лишь вас.

— Хорошо. Не вызвала ли его смерть… неприятия в мой адрес?

Мой тон кажется слабым эхом себя самой. Безжизненным, лишённым малейших эмоций. Безупречным, как заменивший косу тугой пучок на голове.

— Нет, миледи. Народ всё видел своими глазами и знает, кто отравил ваш меч.

На лице Белларского не мелькает осуждения, скорее топкая грусть понимания. Стыдно. Богиня, как же мне стыдно за свою глупость. И как сильно печёт внутренности, разрывает лёгкие вина. Я поверила колдуну, отродью Харуна. И только я виновна в том, что позволила себе стать его куклой, чьими руками он сгубил короля. Что мертва бедняжка Маиса.

— Спасибо, учитель. Я скоро буду, — киваю ему, вновь отворачиваясь. Меня мало что интересует последние три дня. Дни, когда я остываю вместе с телом отца, готовым быть закрытым в склеп.

— Да, ещё кое-что… Коронация состоится завтра. Мы решили обойтись без торжеств, просто возложение короны в храме, — немного неловко помявшись, Белларский тихо добавляет: — Народ требует казнь.

— Я выразилась ясно. Будет суд, будет законное решение…

— Но законы действуют только на людей. А он… не человек.

— Предлагаете выставить на площади столб и устроить большой костёр? — я искусно изображаю смешок, хотя внутри всё выжжено настолько, что звук собственного голоса отзывается гулом в пустоте. — Что ж, тогда готовьтесь к войне с Манчтурией.

— Хорошо. Будет суд, — вздыхает Белларский и тихо покидает балкон, оставив меня одну. Всё, о чём я прошу последние дни. Не трогать меня. Дать подумать и принять решение.

Едва за ним закрывается дверь, протягиваю руку к опутывающим медные перила плетям роз и замираю. Отрезвев от чар Анвара, вернувшись в привычное мёрзлое состояние, слишком остро ощущаю его нехватку. Пробитую дыру. Потребность. И подозрение, что уже не я сама тому виной, терзает всё сильнее. Сорвав плотный бутон, решительно возвращаюсь в комнату, чтобы узнать наверняка. Пока я одна и смогу сохранить эту тайну, скидываю платье и ложусь на постель, долго решаясь, прежде чем положить бутон на впалый живот, в котором не могу удержать никакой еды с самого дня поединка.

Прикрываю веки, дыша как можно глубже и размеренней. Старая проверка, самая верная: прекрасно помню, как этот фокус показывала ахающим фрейлинам Глиенна. Как на округлившемся животе раскрывались цветы, подчиняясь зову благородной крови.

«Пожалуйста, пожалуйста. Сантарра, пощади меня», — уговариваю собственное дрожащее тело, но богиня оставила свою больше не поцелованную, а окончательно проклятую и забытую дочь.

И я плачу навзрыд, как вновь оставленная всеми одинокая девочка в северной башне, когда роза распускается бархатными голубыми лепестками, подтверждая зародившуюся в мёртвом теле искру жизни.