Застывшая кровь

Шальная мысль действительно вспыхивает в голове: если я права, и эта девчонка — маг, то ей хватит одного касания, чтобы мне помочь. С интересом смотрю на её пальцы с абсолютно чёрными ногтями, будто вымазанными в краске.

— Ты от злости не лопни, а то ведь правда уйду. Разрежу на тебе сорочку и оставлю сверкать прелестями, а потом из угла буду смотреть, как тебя найдут стражники — хохма ещё та выйдет! — широко улыбнувшись и продемонстрировав идеальные, словно созданные для смеха большие зубы, Юника тянет руку к моей застывшей лодыжке и уверенно её хватает. — Ох ты ж мать-Эфилона! Настоящий мертвяк!

Она моментально становится серьёзнее, внимательно смотрит мне в глаза, а я замираю в ожидании тепла — но не чувствую ничего более, чем лёгкое покалывание по коже, обычное человеческое касание. Вновь пробую дёрнуть ногой, но успеха никакого. Холодно, как же отвратительно холодно!

— Не помогает, — безнадёжный стон, в досаде прикрыв веки.

— Не та магия… не родная, — едва слышно шепчет Юника, отрываясь от меня и с сомнением разглядывая собственные пальцы. — Слышь, золотозадая: ты меня всё больше своими капризами бесишь. И угораздило ж Анвара связаться с мертвечиной. В шкафу у тебя что?

— В шкафу? — непонимающе хлопаю я глазами.

— Да, воняет оттуда чем-то добротным… полынь, дубовая почка… а ничего составчик, ну-ка, заценим пойло, — прищурившись, Юника бесшумно скользит к шкафу и распахивает дверцы.

Не сразу понимаю, что она такое учуяла, а потом осеняет: пузырёк Нэмике, оставленный в кармане той болотной мантии. Хорошо, что я всё-таки забыла его выбросить в лесу. Главное, не думать о том, какая дрянь в этом зелье намешана и о том, что есть способ куда проще. Позвать того, кто создал эту проблему, и заставить исправлять. Почему-то есть острое ощущение, что, если варево ведьмы не поможет, следующий вариант Юники будет именно таким.

Она неуклюже и брезгливо, будто не хозяйничала тут в облике Маисы столько дней, отодвигает развешанные наряды. Останавливается на мантии и безошибочно находит пузырёк. Откупоривает пробку и тщательно принюхивается к содержимому. Затем капает себе на тыльную сторону ладони и растирает, рассматривая зелье на свет.

— Грамотно. Эй, дохлятина, пойло у кого брала? Верный человек?

— Да. Уж точно не тот, кто стал бы меня травить, — я вспоминаю узелок истины на поясе Нэмике, и потому отвечаю без сомнений. Ей это просто ни к чему, она, напротив, очень хочет, чтобы создание во мне выжило.

— Ну, тогда рискнём. Только учти, решила с моей помощью травануться и копыта откинуть — Анвар мне ноги вырвет, он понятия не имеет, что я здесь, — строго возвещает она, для убедительности подняв вверх указательный палец.

— Так он… не отправил за мной следить?

— Он сказал не вздумать лезть к замку и спокойно ждать вердикта, но он мне не всеотец. — Юника передёргивает плечами и вновь приближается к кровати. — Детка, ротик открываем и не плюёмся, лады? Или тебя на суд понесут. Голой. Вот Анвар обрадуется…

Морщусь, но у меня и правда нет другого выхода: хорошо, что зелье дала Нэмике. Если бы эта хамка притащила собственное снадобье, в жизни бы не стала подчиняться: уже верещала бы насколько могла громко, призывая стражу, и плевать на наготу. В конце концов, уверенность, что именно Юника скрывалась столько времени под личиной Маисы, никуда не исчезает — однако слегка дрожит, потому что я успеваю заметить тень растерянности на тёмном лице, слабую ориентацию девчонки в моей спальне и тем более в шкафу. Да ещё и манера речи, которую тяжело подделать… Но откуда мне знать, насколько хороши её актёрские данные.

Травянистый запах горечью повисает в воздухе. Послушно открываю рот, и ровно три мутно-зелёных капли падают на язык. Спешно глотаю в надежде, что это поможет начать шевелиться. Юника замирает, буравя меня своим нахальным чёрным взглядом из-под густых ресниц и ожидая реакции.

— И как оно? Хуже, чем моча верблюда? Хотя знаешь, верблюжья моча — это ещё сойдёт, мы с Дастаном как-то застряли без воды в красную бурю… Знала бы ты, что нам пришлось пить. Эй, дохлятина, не зеленей так! И не смей блевать на меня!

Богиня, какая несусветная гадость! Снадобье оказывается отвратительно горьким, отдающим одновременно и тиной, и затхлостью сродни болотной, и гнилыми листьями. Наверное, если бы мои внутренности сейчас могли реагировать и сжиматься — и впрямь вытошнила бы всё моментально. Беда в том, что и блевать давно нечем, в желудке кроме воды и морса ничего не удерживается.

— Нор… мально, — упрямо выдавливаю я, и понимаю, что наконец-то могу хотя бы вдохнуть полной грудью.

Нет, никакого тепла не приходит в ледяное тело. Но, спустя ещё пару бесконечно тяжёлых вдохов, ладонь подчиняется моему желанию и через скрип костей сжимается в кулак. Слава Сантарре. Нэмике точно заслужила свою плату. Волной покалывания паралич отпускает и колени, а боль понемногу утихает — правда, холодно мне по-прежнему. Не легче, но, по крайней мере, сносно. Как можно увереннее сажусь на постели, поджимая под себя ноги, способная теперь хотя бы говорить глаза в глаза. Чуть помедлив, подтягиваю откинутое одеяло и кутаюсь в него, потому что дрожу, словно в лихорадке.

— Спасибо, — глухо бормочу я, пока Юника закрывает пузырёк и ставит на прикроватную тумбу. — Но это ничего не меняет.

— А, да. Это не я кокнула твою подтиралку задницы. Глаза разуй, глянь на меня. Думаешь, я бы тебе стала пятки пудрить и туфельки в зубах носить? А ничего не слипнется? — она гордо вскидывает треугольный подбородок, но мне и без того видно в плавности её движений благородное происхождение. Да, говорит она, как деревенская хабалка, но, похоже, и жизнь у юной колдуньи никогда не была лёгкой и не требовала ношения бальных платьев.

Представить Юнику в корсете… Действительно, смешно. Светская леди из неё никакая.

— Зачем ты здесь? — никак не могу понять истинной причины так подставляться, ведь я могу позвать стражу прямо сейчас, вот только… хочу для начала разобраться. Плотней заворачиваюсь в одеяло, чтобы не стучали зубы. — Если Анвар не приказывал следить и… просить за него, то что ты тут делаешь?

Она немного нервно покусывает полные губы, не глядя на меня проходится кончиками пальцев по резной спинке кровати. Обводит растительный узор и искусно выпиленный листок, а затем будто нехотя выдаёт: