Страница 8 из 17
ГЛАВА III
ГЛАВА III
Как бесцельно, бессмысленно проходят лучшие годы жизни, думал сержант Ажан во время очередного приступа хандры. Увы, но видимо эти прекрасные горы обладают необъяснимым свойством вводить в уныние людей деятельных и думающих.
В самом деле, до недавнего времени ему скучать не приходилось – капральство, набранное из самых безнадежных солдат, надо было привести в норму. Ну увлекся, ну бывает, только за полгода ребята стали лучшими. И нет в этом никакой магии – просто людей надо учить, учить и учить. Субординация, экзерциция, дисциплина, чистота, опрятность, здоровье, бодрость, как завещал великий полководец, правда в иное время, в иной стране и другом мире. Но истина везде истина, сработала она и на этот раз.1а
Только дальше что? Полтора года талдычить одно и то же? Да спятить можно. Или отупеть, что не лучше. И податься некуда. Всех развлечений – фехтование с де Баоном, занятия рукопашкой с пятью солдатами, увлекшимися этой забавой, да стрельба из лука… собирает, конечно, успокаивает, но все это приключения тела.
Единственный очаг культуры, прости господи, таверна в Сен-Беа. Просто таверна, даже название для нее поленились придумать. Место, где коротают вечера сливки общества – местный мэр, его приближенные, проезжающие купцы и целый таможенный пост в составе аж трех человек.
Вообще к таможенникам Жан всегда относился нормально, и здесь, и в той жизни. Государству без них нельзя, да и работа, кто знает, не сахар, если делать ее как надо. Но вот соблазнов вокруг этой службы много. Особенно на таких вот удаленных постах, куда если и доберется случайный проверяющий, то о его приезде за месяц знать будут, встретят как родного. Но уж если слишком тупой да упертый попадется, что же, в горах и обвалы бывают, и разбойнички пошаливают. Потому тупые и упертые в такие места не ездят, ну их, здоровье дороже.
Так что трое в черной таможенной форме являлись людьми уважаемыми, прежде всего – проезжим купечеством. Обычное дело наблюдать, как, угодливо улыбаясь, подсаживались к таможенникам купцы, о чем-то тихо беседовали и на полусогнутых возвращались за свои столики.
Живут же люди, думал Жан, сидя в таверне и глядя на эту теплую троицу. Неожиданно один из таможенников встал и подошел к столику Жана.
— Разрешите присесть, молодой человек?
— Пожалуйста, — ответил Жан, недоуменно пожав плечами.
— Я начальник местной таможни Гаспар.
— Знаю.
Да, когда-то знакомства с Жаном искал мэтр Ренард, глава гильдии купцов Амьена, а теперь вот Гаспар. От лисы к крысе – деградация, однако.2а
— Я тоже о Вас наслышан, у нас ведь мирок маленький, все всё друг о друге знают.
— Мэтр Гаспар, при всем уважении, давайте к делу. Вы же не просто поболтать хотите. Да и у меня для пустой болтовни не то настроение.
— Наверное, да, давайте к делу, — явно волнуясь, согласился таможенник, — у меня беда, и я прошу Вас о помощи.
— Сочувствую, но почему я? Здесь есть люди и постарше, и поопытней.
— Я же говорю, что мирок у нас маленький. Моя сестра замужем за мэтром Жераром – Вы ведь знаете его?
— Уже интереснее, и что он обо мне рассказал?
— Он никогда ничего не рассказывает, если дело касается службы, такой вот молчун, — грустно вздохнув, сказал Гаспар, — просто советовал, что, если случится что-то плохое, и он будет далеко – обращаться к Вам. А я верю Жерару.
— Ну, раз верите… что случилось?
— У меня пропал сын.
— В горах?
— Нет. Он зашел ко мне на службу, как обычно в полдень, принес из дома обед, потом пошел домой, но так и не пришел.
— Не вопрос. Сегодня я уже ничего сделать не смогу, а завтра с рассветом пройдусь вдоль дороги, поищу следы. В конце концов, Вы правы, наш мирок мал, надо друг другу помогать, а парень вряд ли ушел далеко. Заблудился, бывает.
— Спасибо, господин сержант, но боюсь, его похитили. Днем жена нашла на пороге дома вот это. — Гаспар попытался передать клочок бумаги.
Рефлекторно Жан удержал его руку.
— Не сейчас, мэтр. Если за нами наблюдают, то похитители видят, что мы просто разговариваем. В этом случае им опасаться нечего. Но вот если увидят, что передаете записку – могут занервничать, а это для парня опасно. Кстати, сколько ему лет, как он выглядит?
— Фиакру десять лет. Ростом метра полтора, худой, черноволосый. Вроде все. Одет в короткие коричневые штаны, коричневую жилетку и белую рубашку. На ногах башмаки тоже из коричневой кожи.
— Глаза карие?
— Да, как у большинства брюнетов.
— Не густо. Ладно, в любом случае я завтра с утра посмотрю дорогу, потом зайду к Вам на пост, там и поговорим. Для всех, включая Вашу жену, я только следопыт. Сейчас вместе выйдем, на улице передадите мне записку.
Поздним вечером в дверь дома господина де Баона постучали. На пороге стоял сержант Ажан, трезвый до омерзения. И это в то время, когда господину майору и господину лейтенанту де Фье так хорошо. А господину артиллеристу еще лучше – храпит, как сводный духовой оркестр. В Галлии сводных духовых оркестров не бывает, но Жан их помнил, этот храп – точно не слабее.
— Сержант, проходи, наливай. Выпьем за Клиссон! Выпьем за Клиссонских девушек! У тебя была в Клиссоне девушка? Ах да, ты же поэтому и здесь, а не в этом благословенном милом городишке!
Жан вспомнил летнюю вонь загаженных клиссонских улиц, и его передернуло.
— Не смею, господин майор, не по чину. Разрешите обратиться. Считаю необходимым доложить Вам лично, извините за наглость.
Майор постарался собраться и посмотрел на сержанта более-менее осмысленным взглядом.
— Ну?
— Ко мне обратился мэтр Гаспар, таможенник. У него пропал сын, просил помочь. Прошу разрешения завтра с рассветом выдвинуться с моим капральством на поиски.
— Гаспар, эта крыса! Я к нему несколько раз обращался за помощью, он меня знаешь куда послал?
— Господин майор, но мальчишка…
— Если только мальчишка… Черт с тобой, действуй, о результатах доложишь. А теперь пшел вон, раз с офицерами пить брезгуешь!
— Извините, господа офицеры, но мне с утра голова нужна свежая, вы же понимаете. Да и субординацию нарушать ну не могу я, не приучен.
— Ладно, иди уже, дисциплинированный ты наш. Удачи завтра.
Придя в казармы, Жан еще раз прочитал переданную Гаспаром записку:
«Если хочешь, чтобы твой сын остался жив, принеси тысячу экю в четверг в полдень к подножию белого уступа. Если нет – он умрет.»