Безусловное искоренение

Достаточно было заключить «сделку». Нет, не с Людвиком. Он лишь выступал посредником. Сделка заключалась одним из тех, кому было запрещено покидать Ад. Верховные демоны, Дьяволы.

Меня погрузили в УРАЛ и весь выживший личный состав расположился там же. Уцелевших оказалось меньше половины. Ещё несколько человек двигалось впереди на УАЗике. Из сорока четырёх человек и демонов уцелело лишь двадцать. Это уже не рота и даже не взвод, а отделение.

— Направляемся в сторону установленной цели. У нас ещё есть взрывчатка и несколько выстрелов РПГ. Этого должно хватить, чтобы уничтожить один чёртов каменный Монолит. — Говорил Ротный по рации из кабины.

— Да. Только людей ни хуя. — Сказал вслух Шнырь.

Адский коршун Муся залетела в кузов УРАЛа и села мне на ноги, начав громко гаркать. На половину разложившаяся птица не была такой уж тяжёлой, но рана на животе дала о себе знать и я невольно повёл лицом и застонал от боли.

Муся заботливо выблевала мне кусок какой-то падали, чувствует моё недомогание. Теперь я ещё и обрыган мёртвой грудой мяса, походящего на птицу, прямо из ада.

— Как бы это не было отвратительно, сейчас она очень переживает, заботиться о нём. — Пыталась оправдаться Стерва.

— Если ты её хозяйка, так чего она так липнет к нему? — Спросил Шнырь.

— Не знаю, она не говорит об этом. Я ей не воспрещаю проявлять эмоции к другим.

— Бля, полтора месяца назад я на заводе с мужиками обсуждал, в какую баню пойдём в эту пятницу, а сейчас на серьёзных щах говорю про нездоровую привязанность демона-птицы из Ада.

Каждое потряхивание УРАЛа тысячекратно отдавалась дикой болью в распоротом животе.

— Ему становится хуже. Пульс пропадает, а я ничем не могу больше помочь. — Докладывала Стерва, пытаясь хоть как-то остановить кровь из раны на животе.

Моё состояние стремительно ухудшалось и я уже не могу даже ясно мыслить. Единственный правый глаз, который я осилил открыть, невольно закрывался из-за невыносимой усталости.

— Твою мать, кто-нибудь помогите мне его реанимировать! — Кричала во всю глотку Стерва.

— Прут! Браток, только не спи, слышишь? Только не спи! — Громко орал Шнырь, но его голос постепенно сливался с гулом в голове.

Отчётливые голоса и крики сменились монотонным неразборчивым гулом, человеческие лица и фигуры улетучились, оставив после себя лишь неразборчивые кляксы. Боль отступала настолько, что я почти не чувствовал собственного тела. Цепкие лапы царства Морфия затягивали меня в пучину тёмной бездны. Сил сопротивляться не осталось. Сонные видения заняли мой разум.

— Папа!

Я очнулся в собственной горящей квартире. Ася лежала на полу с пробитой головой, а Василиса стояла позади меня, прячась от неизвестной фигуры с крыльями. Двух метровое чудовище с крыльями за спиной медленно наступало на нас, перекрыв путь к побегу. Золочёный меч, занесённый над нашими головами, с безумной скоростью рассёк воздух в паре сантиметров от наших тел. Если бы я случайно не оступился и не сделал шаг в сторону, то эта тварь точно бы по нам попала. Удар. Ещё удар, но громоздкая неизвестная фигура была сильно скована в движениях в тесной хрущёвской квартире панельного типа. Поняв, что мечом махать он будет ещё долго, неизвестный отбросил меч и расправил крылья.

Ничем хорошим это не обернётся. Нарастающий яркий белый свет, излучаемый незнакомцем, начал больно обжигать кожу, словно сильные солнечные ожоги. Я успел схватить Василису и сбежать в соседнюю комнату. Яркая вспышка буквально сожгла всю комнату и коридор, где находилась тварь с крыльями. Мне немного обожгло бедро, спалив штаны, ткань которых запеклась у меня в мясе.

Убийца с крыльями медленно приближался к нас, выходя из горящей комнаты. Мы были на пятом этаже, прыгать в окно не вариант, путь к входной двери перекрыт, бежать некуда.

— Папа, ты знаешь, что надо делать. — Спокойным голосом ответила Василиса.

— О чём ты говоришь, доча? Я не понимаю.

— Скажи. Скажи нужные слова.

Мы медленно отступали, пятясь назад, пока не прибились спинами к дальней стене в комнате дочери. Всё. Бежать некуда. С обвалившегося потолка вывалился железный прут, арматурина. От безысходности я схватил прут, в качестве последнего оружия.

— Я люблю тебя, Василиса. Жди, когда я оттащу его от двери и беги со всех ног на улицу, поняла?

Василиса смотрела на меня пустыми непонимающими глазами. В ней не было ни капли прежнего страха и отчаяния.

— Ты же знаешь, что это не спасёт меня, папа. Зачем ты пытаешься снова? — Сухо ответила моя дочь.

— Просто послушай меня, доча, пожалуйста. Выбери момент, а потом беги, беги со всех ног.

Я напоследок взглянул в глаза дочери и рванул вперёд, врезавшись всей массой прямо в эту тварь. Из-за тесноты в комнате, этот недо-ангел не смог замахнуться мечом и не перерубил меня сразу. Я попытался вонзить прут в его грудь, но не смог пробить какие-то доспехи, словно у средневекового рыцаря. Тварь попыталась откинуть меня свободной рукой, но я крепко вцепился в её латы и продолжал бить по голове прутом. Она исцарапала мою спину и руку своими острыми доспехами на руках и пальцах, оставив глубокие раны. Кровь оросила моё лицо, но убийца совсем не замечал этих повреждений. Белые, пустые глаза таращились на меня, а без эмоциональное лицо не выражала ни капли боли. Наконец тварь смогла сделать взмах мечом, но из-за того что я прилип к ней вплотную, меч до меня так и не достал. Я перехватил прут острым концом и всадил его в череп твари через глаз.

Какое-то время тварь трепыхалась, пока совсем не сдалась и не дала пронзить ей голову до конца. Окровавленный и израненный я смог подняться на ноги с мёртвой туши. Рядом лежала Василиса. Меч оставил глубокую рану в её груди и шеи. Я опрокинулся на колени и пытался хоть чем-то помочь моей девочке, но бледное тело не отзывалась, а выпученные большие красивые серые глаза не перевели на меня взгляд даже, когда я молил её. Я залился слезами больше чем кровью, не поверив, что разом потерял всех.

— Ты знаешь, что надо делать, что надо сказать.

— Но как? Ты же умерла?

— И ты умрёшь, если не скажешь.

— Вернись, пожалуйста! Василиса! Вернись вместе с мамой!

— Мы уже не сможем вернуться. Только ты можешь. Скажи. Скажи нужные слова, папа. Можешь повторить за мной:

Чёрный огонь возвратит меня снова,

Врагам не достанется моё мёртвое тело.

Я удостоюсь Инфернала покрова,

Но взамен отдам душу всецело.

Глава 5

— Людвик! Что за херня с ним происходит?

— Если глаза почернели, значит он прочитал Первый стих.

— Какой к чёрту Первый стих? Он только что не дышал, сердце встало, живот распорот, аж кишки наружу торчат.

— Я лишь знаю, что он прочитал Первый стих. Сделка заключена.

— Сука, толку от тебя блядь, как от козла молока. Со своими пидорскими загадками.

— Шнырь, отвали от Людвика. Он всегда так разговаривает.

— Да знаю-знаю. Просто… Он дышит?!

Я слышал разговор своих товарищей, но долго не мог открыть глаза. Точнее они были уже открытыми, но кроме густой чёрной тьмы я ничего не видел. Постепенно чернота отступала к краям глаз и моё поле зрения расширялось, пока не вернулось к привычному. Я лежал в кузове УРАЛа, тело немного потряхивало на кочках и выбоинах, но боли не было. Странно. Пару минут назад я был готов волком выть и лить слёзы от неописуемой боли в животе, а сейчас ничего. Нет ни пронизывающей боли, ни тянущей, ни ломоты, ни усталости. Шнырь и Стерва сидели по левую руку от меня и таращились широко открытыми глазами, словно секунду назад увидели призрака. Хотя какой нахрен призрак. Скорее Палача.

Справа на меня глядела чёрная пара глаз Людвика, как обычно, не моргающая ни разу, от чего становится жутко, если всматриваться достаточно долго.

— Эй, Прут, ты как? — Тихо спросила Стерва.

В горле пересохло настолько, что говорить я не мог, пока пару раз не сглотнул. Я приподнялся на руках и увидел, что моя рана на животе полностью затянулась, даже шрама или рубца не осталось, только кровавые размазанные следы на коже и одежде. На полу валялось тонна окровавленных тряпок и бинтов.