Шлак

Линия пятиэтажек оборвалась, мы выскочили к широкому руслу оврага. По краю тянулась пешеходная дорожка, за смотровой площадкой справа через овраг был перекинут пешеходный мост. Часть ограждения срезана, но пройти можно. Я посмотрел на коптеры. Они как гончие вцепились в нас и не отпускали. Это действовало на нервы. Режиссёр по-прежнему надеялся свести воедино нас и охотников и, возможно, сейчас подтягивал ещё одну группу.

— К мосту, — махнул Коптич.

Поперёк дорожки лежал столб. Верхний конец зависала над оврагом, к нему проволокой был примотан труп женщины в выцветшем платье и в берцах. Плоть разложилась, солнце отражалось на костях глянцевым блеском, и только с лицевой части свисали лоскуты высохшей кожи и часть седых волос. Пробегая мимо, Коптич хлопнул ладонью по столбу.

— Привет, Сотка. Дон, поздоровайся с девочкой.

Я взмахнул рукой, хоть и не понял, зачем:

— Привет, — и с опозданием спросил. — Кто это?

— Девка из Загона. Знаю только, что Соткой кличут и что с ней здороваться принято. Говорят, удачу притягивает. Нам же нужна удача, верно?

— Верно.

Когда вбежали на мост, я ещё раз оглянулся на поваленный столб. Руки Сотки были примотаны над головой, и со стороны казалось, что она указывает куда-то. Я проследил направление. За оврагом с правой стороны от моста тянулась застройка частного сектора. Над полукруглыми шапками садовых деревьев приподнимались островерхие крыши одно- и двухэтажных домиков, сразу за ними возвышалась насыпь узкоколейки. Моя точка находилась где-то там, и значит, Сотка как бы указывала, куда нужно идти. Спасибо за подсказку, но я и без неё знаю, куда идти.

Для начала неплохо бы перебраться на другую сторону. Неизвестные строители соорудили нечто странное. От одного края оврага до другого было метров триста, но они перебросили мост не по прямой, а вопреки любой логике скосили влево, к площади, и триста метров переросли в четыреста.

На полпути нас обстреляли. Сначала щёлкнула винтовка Кромвеля, потом сухим барабанным боем отработал калаш. Пули пролетели наискось, одна угодила в металлическую балясину и разорвала железо как бумагу. Это не Жестянщик, у того одностволка, стало быть, подоспела вторая группа охотников, и она экипирована на порядок лучше.

Снова забарабанил калаш. Коптич споткнулся, сделал несколько шагов и припал на колено. Тут же вскочил и побежал дальше.

— Нормально! — крикнул он. — Ходу, Дон, ходу!

С началом стрельбы коптеры оживились. Их было уже пять, наша история становилась всё интереснее. Первая серия должна быть в эфире, народ в Радии и у экранов планшетов беснуется. Не уверен, что мы станем героями, не каждому это дано, а вот трупами станем наверняка. В спины нам било уже два калаша. Пули рыхлили асфальт под ногами. Спасаясь, я вильнул вправо, ударился о заграждение, перевалился через него и рухнул в пропасть.

По лицу хлестнули ветки, что-то звякнуло, голова отозвалась резкой болью и свет выключился.

Открыв глаза, почувствовал тошноту и запах прелой листвы. Во рту вкус крови, в рёбрах пульсация. Попробовал шевельнуться. Руки, ноги двигаются, дышится легко, из отрицательных ощущений — жгучая боль в затылке и правом боку. За правым ухом набухала шишка. Обо что я так приложился?

Провёл руками под собой. Что-то железное, машина или лодка, точнее не разберёшь, ракурс не тот, да и сумрачно. Вместо неба — густая листва черноклёна. Но день ещё не кончился, редкие солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, падали на стальную обшивку…

Танк!

Это был танк. Твою дивизионную артиллерию! Чёткие прямые линии, выступающая командирская башенка. Богом клянусь, немецкий Панцеркампфваген три. Один в один как у меня в «World of tanks». Но что он здесь делает? Каким образом немецкий танк времён Второй Мировой мог оказаться в овраге посреди Развала?

Корпус был присыпан прошлогодними листьями и мелкими сучьями, из-под гусениц росли искривлённые стволы клёна и ракиты. Танк стоял здесь очень давно. Прибыл он сюда по дну оврага, это можно проследить по положению корпуса. Башня слегка повёрнута влево, ствол направлен на опору, но вряд ли задача экипажа состояла в том, чтобы разбить мост. Это нужно делать с безопасного расстояния, метров с пятидесяти хотя бы. Стрельба в упор просто обрушила бы часть пролёта на машину. В реальности танк подъехал к мосту вплотную, повернул башню и застыл. Он не был подбит. Я не увидел следов попаданий снаряда или гранаты, или коктейля Молотова. Он просто остановился. Скорее всего, экипаж устроил засаду, а потом, выполнив задачу, по какой-то причине покинул его. Не удивлюсь, если впереди за такими же кустами стоит какой-нибудь БТ или Т-26 с развороченным корпусом, а может быть, разрушенный окопчик и разбитая пушечка, например, сорокапятка. А Сотка в реальности вела корректировку огня, не зря же она указывает именно в этом направлении.

Но это всё догадки, с уверенностью можно сказать лишь одно: никто в Загоне не знал, что под мостом стоит Панцеркампфваген, иначе его давно разобрали бы на запчасти и сняли вооружение. Но ствол курсового пулемёта по-прежнему торчал из шаровой установки и был готов открыть огонь.

Такие находки случаются не каждый день и, думаю, не каждый год.

Мысль заработала чётко. Вот он мой шанс! Сотка реально принесла удачу. Надо добраться до точки, связаться с Конторой и предложить танк в обмен на мою жизнь. Для Конторы не сложно вытащить меня из шоу. Предлог придумают…

Над головой смачно харкнули, тяжёлый плевок пробил листву клёна. Я вздрогнул. Жестянщик, его привычка. Он здесь, на мосту, над моей головой, значит, и Кромвель рядом.

Что они тут делают? И сколько времени прошло?

Я вытащил планшет, часы показывали тринадцать пятьдесят семь. Пять часов на маршруте. Из них часа два я пролежал в беспамятстве. Они должны считать меня мёртвым.

Шаркнул асфальт, кто-то подходил со стороны тополя.

— Ну, чё там? — раздался голос Жестянщика.

— Тишина. Оперотор сообщает, движения нет.

Ага, вот и Кромвель. Недобитая группа охотников собралась воедино. Вторая наверняка ушла за Коптичем.

— Я же сразу сказал, что разбился. Тут высоты метров десять, а земля внизу — камень.

— Деревья могли смягчить падение.

— Какие нахер деревья? Кусты. Мозгоклюю лишь бы жопу прикрыть. Долго мы ещё труп охранять будем?

— Сколько скажут, столько и будем. Лучше уж на мосту стоять, чем по городу бегать.

— Стоя на мосту бабла не заработать.

Получается, операторы до сих пор меня отслеживают. Если я начну двигаться, двинется маячок, снова примчатся коптеры и охота продолжится. Добраться до точки станет сложнее, и акция «танк в обмен на жизнь» окажется под вопросом. Это меня не устраивает. Нужно выждать ещё какое-то время, хотя бы несколько часов, чтобы люди по ту сторону экрана поверили в мою гибель. А пока можно осмотреть танк изнутри. Вдруг там дикари уже вытащили всё и ничего кроме брони не осталось. Надо же знать, с чего начинать торговаться.

Ухватившись за ствол пушки, я поднялся на башню. Командирский люк был закрыт, вполне возможно, изнутри. Если экипаж выбирался через низ, то осмотр на этом и закончится. Пройти тем же путём не получится. Там сейчас такие дебри, что и пробовать не стоит. Можно использовать шанцевый инструмент с брони, перерубить стволы и ветви, но тогда поднимется шум, охотники услышат и тогда ничем хорошим это не закончится.

Я ухватил створку командирского люка. Ну, Господи, сделай так… Створка пошла легко и без звука. Слава богу, один-ноль в мою пользу. Из танка потянуло затхлостью и чем-то кисловато-сладким. Сейчас бы фонарик, осветить, что там внизу. Тварь туда не залезет, а вот змея… Бр-р-р. Не люблю змей.

Я потянул вторую створку. Поддалась она как и первая, легко, но издала такой скрежет, что сердце взбрыкнулось. Лицо мгновенно покрылось потом, несколько капель скатилось по вискам к подбородку.

Минуту, а то и больше я ждал реакции охотников. Ничего. То ли не услышали скрипа, то ли мне со страха показалось, что он громкий, скорее всего, второе. Внутреннее ощущение опасности помножило звук на напряжение, и в ушах он отозвался громом. А на самом деле всё не так уж и громко. Я перекинул в люк одну ногу, затем вторую, нащупал носками ботинок площадку и юркнул вниз.