Страница 6 из 77
Борис Семенович тяжело поднялся, засопел — и сел обратно. Сцепил пальцы, и уронил руки на столешницу.
— Там всякие недобитки, что убереглись от ЗОМО и Службы Безопасности, сколотили новое движение. «Свобода и Солидарность» называется…
— Сокращенно — «СС», — недобро усмехнулась Елена.
— Что? — выплыл Иванов из тяжких дум. — А, ну да… У этих… э-э… «эсэсовцев» десятка два мобильных боевых групп. Вот одна такая и взяла наших в заложники… Первым дозвонился раненый водитель Машерова. Доложил… Мобгруппа напала на «Вискули». Двое убитых — повар и егерь. Дочка егеря в реанимации. Ну, пожгли, как водится, нагадили… Андропов позвонил… Приказал найти наших. Я как будто против! Всех оперов ввел в курс дела. Ребята — молодцы, сразу всё прочухали, и тут им крупно повезло. Устроили облаву в Августове, и попалась одна дамочка… «Эсэсовка». Ирена Зарембская, — он нахохлился, глядя исподлобья. — Смотрела «Ставку больше, чем жизнь»? Там наши поймали немецкого офицера, Ганса Клосса, что ли, а он — копия нашего разведчика…
— Короче, Склифосовский, — мягко улыбнулась Елена. — Я похожа на Ирену?
Борис Семенович придвинул фотки. С них томно улыбалась или надменно щурилась красивая молодая женщина.
— Ага… — вытолкнула фон Ливен, перебирая снимки. — Оттенок волос темнее моих, надо покрасить… Угу… И прическа другая… А где сама Ирена?
— Здесь, — вздохнул генлейт, чувствуя себя неловко, да и просто погано. — Во «внутрянке».
— Мне нужно незаметно понаблюдать за нею на допросе, — деловито сказала Елена, откладывая фото. — Какие у нее манеры, жесты… Какой голос, говорит как…
— Для того ты и здесь, — вздохнул Иванов, понурясь.
Девушка вскочила, и притиснула его.
— Спасибо! — заворковала она. — Спасибо тебе!
— Дура… — печально вздохнул мужчина. — Там же убить могут.
— Боречка, — ласково засюсюкала фон Ливен, — я, конечно, не бессмертна, но сжить меня со свету очень даже не просто. Сама кого хочешь сживу! Всё, хватит болтать попусту. Пошли, послушаем, как эта… С-с-ирена поет!
Расслышать легкие шаги Яцека мне не удалось, зато дуло автомата, упертое под лопатку, ощутил четко.
— Рэце до гори!
Вбитый тренировками рефлекс сработал тут же.
Молниеносно разворачиваюсь — ствол скользит по спине. Если у дрыща хорошая реакция и он выстрелит, пуля попортит куртку…
Бью без замаха, локтем в шею…
Поправка — я не учел малый рост Яцека… Удар пришелся в ухо — череп вмялся с противным мокрым хрустом…
В темноте я сумел поймать АКМ, и отшагнуть — мертвяк выстелился на каменных плитах.
— Ромуальдыч!
— Етта… Ты⁈
— Держи! — автомат грюкнул, задевая решетку. — И спрячь пока.
Твердые пальцы Вайткуса на мгновение сжали мою руку, благодаря. А я, облизывая сухие губы, поволок Яцека к знакомому вывалу, благо «груз 200» достался легкий.
«Темно… — шарахались мысли. — Ночь скоро… Заметят пропажу бойцов? Будут искать? Да хрен их знает… Мало ли… Может, пропавшие дрыхнут в палатках…»
Покойник нырнул в воду без всплеска и брызг. Подвсплыл, отсвечивая пузырем «камка», и пропал.
«Всё, хватит приключений на нижние девяносто…»
Я шустро отворил «черный ход», проникая в свою предварилку, и вставил прут на место. Напряг слух, выхватывая из вечернего затишья тихий одинокий голос, прерывистый писк рации и даже перебор гитарных струн.
«Утро вечера мудренее?..»
Мне снилась Марина.
Малолетний Искандер мальчиком рос ласковым и понятливым. Не капризничал, не ныл, не падал в магазине на пол, визжа и топая ногами: «Купи! Купи! Купи!»
Паки херувим.
Правда, порой на Сашу находило, и тогда в упорстве и настойчивости он мог превзойти и папу, и даже маму. Вот, как вчера.
В знойном Багдаде Искандер ибн Джирджир ни в чем не знал отказа, но такого яства, как баранки, у арабов не водилось. Стоило же Марине прикупить «бубликов», как Ершов-младший тут же уяснил, в чем смысл жизни. За вечер он сгрыз все баранки, и сидел скучный, в сотый раз затягивая:
— Да-ай бубу!
А Марина в сотый раз отвечала, что нету, кончились, ты всё съел, мелкий жрун, но утром мама купит целую связку «бубликов»…
Искандер горестно кивал, понурясь. Вздыхал, и твердил, как пароль:
— Понимаю, понимаю… Да-ай бубу!
Так, под душераздирающие вздохи, и заснул. С мечтой о баранке.
В субботу садик не работал, а единственная бабушка Долорес, прописанная в Ленинграде, никак не могла оторваться от переводов Федерико Гарсиа Лорки, чтобы заняться, наконец, истинным призванием всех советских бабушек — тетешкать любимых внучат.
Но «Росита» нашла выход, обратившись к родственницам не по крови, а по духу. Рита с Настей с удовольствием взялись воспитывать малыша. Шурик, он же «херувимчик», он же «мелочь пузатая», он же «попа самоходная» (в зависимости от настроения), с удовольствием дозволял себя укладывать спать, кормить и выводить гулять — «Лите» и «Насе» он доверял…
По выходным в секретном «ящике» не стыла тишина. Конечно, мало кто являлся в субботнюю рань, но часам к десяти половину сотрудников легко было найти на рабочих местах. В аналитическом отделе, в техническом, у программистов или у эксплуатационников… Да везде! И лишь в лаборатории локальных перемещений, вокруг которой всё и вертелось, стыла тишина.
Миша выехал в командировку. У него там, в Минске, научный конгресс…
Марина набрала код, и открыла дверь. В гулкой тишине высился ускоритель тахионов. Ершова кивнула своим мыслям: и впрямь, похоже на космический корабль. Вот-вот решетчатые стойки раздвинутся, отроется люк на крыше, и загрохочут двигатели на старте…
Женщина вздохнула. Странная эта жизнь…
Почему-то нельзя быть вместе с человеком, которого любишь. Вечно какие-то преграды, препоны, предрассудки… И ты поступаешь единственно верным образом — никакой аморалки, а счастья нет…
Гулкие шаги в коридоре сбили настрой. Марина выглянула — и воскликнула удивленно:
— Игорь Елисеич? Вот это да! Вы опять к нам?