Страница 37 из 81
Но я сжигал свою душу в последней, отчаянной атаке. Я десятилетиями готовил эти земли, опутывая их паутиной собственных чар, стремясь в час нужды их защитить от любого врага… И вот грянул Час Чести моей, а я оказался бессилен. Враги были правы — меня бросили без подмоги, оставили умирать одного. Почти одного — но мирное население местных земель не считалось. То были не воины, а гражданские…
Семь разноцветных молний, семь воплощений моего могущества рвали на части саму ткань мироздания, не говоря уже о вражеских чарах — Закон Света был бессилен против Семицветного Шторма, что порождал каждый взмах моих крыльев. Настоящие озёра электричества, по ниточке от каждого из которых тянулось к моим крыльям, давали чудовищную мощь, а бурлящий ураган моей мощи сминал, ломал Сверхчары Бернарда. Всё же я — один из сильнейших Великих на планете, а он — один из слабейших. И пусть формально, для непосвященных, мы оба были на одном уровне, но для знающих людей было очевидно, кто сильнее.
И тем страннее могло бы показаться для понимающих истинное положение дел магов то, что он рванул в самостоятельную атаку на меня. Всем известно — загнанный в угол зверь кусается беспощадно, а я был тем ещё зверем. И я не верил, что враги не учли вариант того, что я могу пойти на жертву своей Силы Души ради последнего аккорда на этом свете… Ведь история о том, что народ фей задолжал мне огромную услугу, секретом не была. Господи, да об этом даже сказки среди крестьян ходили… Услугу-то я им оказал ещё до своего становления Великим. Чуть больше двухсот лет назад, в общем.
Закон Света был могуч. Очень, очень могуч — мой враг не поскупился на силу. Однако я быстро и неуклонно приближался к нему, и смерть уже была близка…
Но тут, наконец, ударил второй Великий Маг, что до этого ждал своего часа. Готлиб был хорош, действительно хорош — его чары вырвались не раньше и не позже, чем нужно. Огромный, сотканный из чистого пламени змей, что имел в диаметре более двухсот метров, а в длину измерялся многими километрами, рванул от земли.
Огромная тварь, сотканная из чистейшего белого пламени, была максимально детально изображена. Голова, чешуйчатое тело, капюшон как у кобры… Воистину Сверхчары — такими можно было и с целой армией тягаться, как я уже сегодня делал. И вся эта сила была направлена лишь на одно — прикончить меня, стереть с лица реальности, испепелить и не оставить следов…
— Не проймёшь! — взревел я, растрачивая последние силы.
Душа, жизненная энергия, остатки самых дорогих артефактов, контракты со всеми Владыками Магических Планов — в ход шло всё, что я мог использовать. И моя брала — шторм семицветных молний крушил, ломали и искажал саму реальность, ломая Сверхчары оппонентов. Я выкладывался весь, как есть, и было очевидно — как минимум одного я точно заберу с собой, а второго оставлю израненным, недееспособным на ближайшие годы куском мяса.
Я знал и ожидал, что их будет много. Нелепая попытка показать мне, что из Великих здесь лишь один, не имела шансов на успех, так что я рассчитал свои силы, возможности и шансы. И сейчас моих сил должно было хватить на то, что бы убить одного Великого и отправить на инвалидную койку лет на пять-десять другого — уже недурной размен, особенно если учесть нанесённые мной потери элитным армейским подразделениям.
Но тут надо мной, зависшим в воздухе и направляющим свой Семицветный Шторм на обоих противников, образовалось облако чернильного мрака. Я, вернее то, что от меня осталось — правая рука, корпус и голова — похолодел. Ибо это было Сверхчарами…
Генрих Гамбургский, второй по силе из Великих Германского Рейха, собственной персоной. И его сильнейшее заклятие, пик его Сверхчар — Явление Мрака! Я тут же ощутил колоссальное давление гравитации, предшествующее падению с небес луча антиматерии — это были воистину могучие чары. И на то, что бы дать им хоть какой-то отпор, у меня уже сил не хватало.
Чёрный, чернее мрака в самую безлунную ночь, луч рухнул сверху вниз, вбивая меня на десятки метров в глубь земли. Мой Семицветный Шторм, спешно свёрнутый в некое подобие защитного кокона, стремительно разрушался под напором аж трёх Сверхчар, и я ничего не мог поделать.
— С-суки-и-и-и-и-и!!! — взревел я, чувствуя, что жить осталось считанные мгновения, но тут…
Я разом, внезапно ощутил присутствие целых шести Великих. И все до единой ауры были мне знакомы — от Императора до моего ученика, что ещё несколько дней должен был быть занят своим прорывом. Так вот оно что! Логично, конечно, но…
Но очень обидно, скажу я вам. Особенно учитывая, что я был личным наставником нынешнего Императора… Меня использовали как банальную приманку!
От атаки аж шестерых Великих содрогнулось даже само мироздание. Реальность дрогнула и поплыла, а я ощутил, как напор на меня резко прекратился — тройка втянутых в бой Великих из рядов Рейха отчаянно пыталась спасти свои жизни, но не могли. Когда шестеро свежих Великих Магов, двое из которых значительно превосходят вас в силе, удрать возможностей немного. А если ещё и учесть, что вы развернули на полную мощь свои Сверхчары, то шансов на успешный побег ещё меньше. Ультимативная магия она такая, отнимает много сил, времени и концентрации…
Я тяжело хрипел, выползая из глубокой ямы. Там, снаружи, шёл отчаянный бой, в котором мне уже не было места — силы уже окончательно оставляли меня. Ну хоть выжил, каким-то чудом… Возможно, лет за пятьдесят и восстановиться сумею.
К моменту, когда я, сотворив себе на основе воздуха небольшую платформу, выплыл наружу, сражение Великих оказалось где-то далеко. Немцы пытались удрать, армия и остатки воздушного флота пытались прийти им на помощь — но было поздно, ибо на сотни километров в обе стороны шла в атаку Русская Армия.
А прямо передо мной стоял Петр Четвёртый, Великий Маг и Император Российской Империи собственной персоной. И мой ученик оп совместительству.
— Здравствуй, учитель, — поприветствовал он меня, глядя на меня с некой жалостью, брезгливостью и каким-то подобием уважения.
— Привет… Петя… — с трудом бросил я.
Мы помолчали. То, что произошедшее — план Императора, сейчас становилось ясно с беспощадной очевидностью.
— Почему? — спросил я.
Петр четвёртый, высокий, стройный молодой человек лет тридцати на вид, с длинными, аккуратно подстриженными усами, бородкой и бакенбардами, облаченный в гвардейский мундир полковника, задумчиво пожевал губами. Признаться, я думал он в очередной раз соврёт — как делал это всегда, когда совершал что-то неприглядное.