Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 10

-Помните Маяковского, "На смерть Есенина"? "Вам и памятник еще не слит,//Где он, бронзы звон или гранита грань?// А к подножью памяти уже понанесли// Рассоплений и воспоминаний дрянь".- Обязательно, Дмитрий Андреевич, из всех тараканьих щелей и запечков сейчас прилезут сонмища воспоминателей о великом журнале. Сродственно по Есенину из "Песни о великом походе": "Эй, вы, встречные-поперечные// Тараканы-сверчки запечные"…Они моментом объявятся, эти присосочники, кольчатые черви слизни и гельминты. Поэтому не худо бы в возрождаемом "Новой газетой" "Крокодиле" поисследовать не имеющую себе равных историографию журнала. Где столько сотрудничало людей - да с такими феноменальными биографиями! Да вот тот же первый первофельетонист страны Михаил Ефимович Кольцов. Ведь читали "По ком звонит колокол" Эрнеста Хемингуэя? Тот самый великий роман, за чтение которого в СССР можно было схлопотать ах какой значительный срок в строгом или усиленном режиме. И с каким же в этом романе пиететом и любованием выписан журналист Карков, а прообразом для него как раз послужил Михаил Кольцов. Вскоре расстрелянный по личному указанию Сталина. Так не любопытно было бы новоиздателям журнала порасспрашивать об этом крокодильце родного брата Михаила Ефимовича Кольцова - народного художника СССР и члена редколлегии "Крокодила" Бориса Ефимовича Ефимова? Пользуйтесь, ведь старик жив и в наисветлой памяти, хотя и ста пяти лет от роду. И тот же Борис Ефимов расскажет, как в бессчетный раз Агитпроп ЦК КПСС затеял вышвырнуть меня из журнала - а Борис Ефимов с главным художником "Крокодила" Андреем Крыловым взяли да и не проголосовали за это. И эти люди рассказали бы - вот уж никак не завиральщина! - что только к моим фельетонам и лучшими художниками делались обложки "Крокодила" - а тот же Агитпроп эти обложки чаще всего снимал И разве оно не прелестно, что снята была обложка к фельетону "Животные в городе"?. А причина? Глаза собаки, изображенной на рисунке, имеют разрез, цвет и выражение глаз А,Моралевича. (Она у меня в коллекции, эта обложка).

Но нет, как-то не заинтересовала пышноцветная историография "Крокодила" нововладельцев. И революционно выпустили они первый номер в тусовочно-поскакушечной тональности, приложив к нему для юморка и неповторимости жменю лавровых листьев для супа. А еще к одному номеру - стельки от потения ног..Ай, затейники, ай, несравненцы, ай, защитники, выразители чаяний и надежд масс! А что бы еще присобачить к следующему номеру для вящей дерзновенности и раскупаемости? Может, презервативы?

Ай, сорвалось: затоварено население презервативами. Наверное, по этой причине и "Крокодил" "Новой газеты", издав некоторую вонь, закономерно отдал концы.

Так покуда из оплесневелых закутов не выползли воспоминатели на манер тех, что ангажированы издательством "ЭКСМО" - позвольте несколько мозаичных и абсолютно точных картинок.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Из нелюбезно относящейся к нему Москвы молодой журналист Моралевич дунул на Дальний Восток. И там путешествовал с оленными эвенами, эвенками, ходил на колхозных китобойцах, корешевал с двуеперстниками-староверами, крестьянами, бежавшими сюда и в Забайкалье в стародавние времена от троеперстников ("мы сюда на жерновах приплыли") А наезжая в Хабаровск - печатал фельетоны в газете "Молодой дальневосточник", да еще два-три, пусть и изуродованные правками, прошли в "Известиях" у А.И.Аджубея. (Если помните - когда-то обязавшего меня печататься под благозвучной фамилией Кленов.) Как раз это было по соседству с тем знаменитым номером "Известий", когда Аджубей, испросив разрешения у тестя Н.С.Хрущева, обнародовал в "Известиях" письмо потомственного пролетария в адрес непереносимого реваншиста:"А пусть эта старая лиса Аденауэр пойдет продрищется в кусты!"

(Ай, будущий историограф "Крокодила"! Был я, лично присутствовал на той знаменитой поминальной пьянке, которую учинили художники "Крокодила" в шалмане Савеловского вокзала. Была эта пьянка по поводу безвременной и коварной кончины канцлера Западной Германии Конрада Адэнауэра. И обаятельный гроссмейстер карикатуры Гарри Йорш рыдал над савеловской имитацией котлеты де-воляй:

-Сука! Нашел когда скончаться! Нет бы умереть на полгода позже. А теперь у меня две карикатуры псу под хвост. Помер, сука, а у меня еще девять метров забора на даче недокуплено!

И по возвращении из какого-то путешествия в Хабаровск сказал мне журналист Алим Абдрашитов:





-Покуда ты шлялся на Чукотке, тут был с лекциями о фельетонистике Леонид Лиходеев. Знаешь, что сказал? Я, мол, с лекциями объездил всю страну, жанр фельетона повсеместно агонизирует. И только тут, у вас есть человек, манера письма которого обнадеживает - Моралевич. Он здесь?

А Моралевича почти всегда в городе нету. На этот раз бьет с чукчами моржей на косе Руддера.

Но разве это не лестно, когда четвертый за сто лет первофельетонист страны так о тебе отзывается? (И вот тут-то, господа из "ЭКСМО", упереть бы вам носом составителей антологии Кушака и Пьянова: а обмолвитесь хоть парой слов о Лиходееве, фронтовом офицере, человеке чести, искрометного ума и таланта, да почему же Лиходеев не пишет сам, чего в свое время ждала от него страна, зачитывая до дыр "Литературную газету"? Чего это он колесит по стране, добывая себе пропитание чтением лекций? Да чего это у родины не нашлось для него надлежащего аппарата, и американцы снабдили Лиходеева водителем ритма для сердца?.) Ведь нету теперь Агитпропа, которому упоминание о Лиходееве могло быть против шерсти.

А уж этот Агитпроп!

       Девятилетним мальчиком в 1944 году я был усыновлен славнейшими людьми и попал в действующую армию на линию Маннергейма. И вот беда: девятилетние мальчики лишены дара футурологического провидения. Иначе сказал бы я папе, подполковнику Михаилу Андреевичу Турчинскому, начальнику штаба в бригаде морской пехоты:

-Папа! У тебя в бригаде есть такой морской пехотинец Александр Николаевич Яковлев. Нельзя ли, папа, оторвать ему яйца? Может быть, это помещает ему со временем стать политбюристом в ЦК КПСС и там же возглавить Агитпроп? И тогда он и присные его Жидков, Комолова, Чхиквишвили, Биккенин, Лисин не привнесут в мою жизнь неисчислимости бед и утеснений. Да что там, папа - наплевать на меня, крохотную песчинку в культурнических процессах: сотни искрометных книг, фильмов, стихов, пьес, песен по воле этого Агитпропа не попадут к людям страны, и достойнейшие из достойных сядут в тюрьмы, отправятся в психушки, неисчислима будет покалеченность судеб, и разве уж кому-то удастся бежать из страны, а кто-то будет вышвырнут из неё. И, папа, тот же Леонид Израилевич Лиходеев будет раздавлен этой машиной. И хоть главный редактор "Крокодила" М.Г.Семенов много значимых защитительных деяний предпринял в моей журналистской и писательской судьбе - именно он по указанию Агитпропа добил Лиходеева в "Крокодиле" угрюмым и пространным фельетоноподобием, которое называлось "Творческий почерк Чистоплюева")

Но где было девятилетнему мальчишке провидеть все это. А помните, люди из "ЭКСМО" Кушак и Пьянов, стихи:"Старик Державин нас заметил // И, в гроб сходя , - благословил"? Коли так восхвалительно отозвался обо мне, посетив Хабаровск, обреченный на молчание Мастер - по возвращении в Москву я и пошел наниматься в журнал "Крокодил". И как оправдательный документ для зачисления я принес стопочку фельетонных вырезок и рукопись романа "АВРААМ, ИСААК и ДОСААФ".

Для уяснения своей судьбы я через две недели посетил журнал. Как раз в это время в конференц-зале кончилось собрание художников и темистов, после чего все сообщество человеках о пятидесяти вышло в холл. И священный трепет охватил меня: мать честная - ведь почти повально все тут корифеи. И неужели состоится, что я буду среди них, пусть даже они художники, а я - российский словесник. В автобиографии Сергей Есенин пишет о своем вхождении в поэзию:"Когда я смотрел на Блока - с меня капал пот: я впервые видел живого поэта". И меня орошал пот, даже больший. Когда я был приглашен в кабинет главного редактора. Он не встал навстречу из-за громадного совещательного зеленосуконного стола, преклоннолетний желтолицый человек, калмык по национальности, весьма посредственный журналист, но, как сказали бы теперь - непревзойденный топ-менеджер, человековед и отец солдатам.