Страница 13 из 13
Сногсшибательная "красота несчастья" увенчивает последние три страницы "Асана". Романа как бы о эвклидово-пифагорейской войне, где картонные треугольники и параллелепипеды воюют с фанерными квадратами и эллипсоидами. Тут "чич" в обмен на бензин вручает майору Жилину пачку денег. И, конечно, у доходяги-солдата Алика перед глазами сразу вспыхивает оранжевый диск, Алик жмет на курок, расстреливая "чича" и Жилина, а затем, никем не задержанный, подсаживается на танк. А пачка денег, чуть расстеленная ветром, лежит у обочины на самом виду. Здесь кавычу последние строки романа и верьте, верьте Маканину и в "красоту несчастья":"Говорили, что это был какой-то особенный, единственный случай за всю чеченскую войну, когда валявшиеся деньги три дня кряду не брали". — Смейся, паяц!
При всем этом, расцвеченное гирляндами неряшливостей и опечаток, издание романа в "ЭКСМО" курировали пять редакторов:
1. Ответственный.
2. Выпускающий.
3. Литературный.
4. Художественный.
5. Технический.
Страшно подумать, что может издаться в "ЭКСМО", если редакторов при книге будет девять. И, ясно, на заднике романа торжественно обозначено, что В.Маканин — он не лыком шит, он автор шести романов, пятнадцати повестей плюс вагон и маленькая тележка рассказов.
…Здесь, дорогой читатель, хочу поведать тебе, что, полностью израсходовавшись на явления народу Путина и Медведева — телевидение прошляпило один печально-исторический факт: в Москве, при большом стечении скорбящих со всех концов России, умер Толик (Анатолий Михайлович) Карандаш (фамилия известка лишь в Московском уголовном розыске, Петровка, 38).
Кто он, значительный этот человек? Он среди прочих карманников-щипачей всея Руси — как подполковник Путин среди прочих подполковников всея Руси. Непререкаемый авторитет! Четырнадцать "ходок к хозяину" имел за плечами Толик. А в тюрьмах и лагерях провел столько лет, сколько, наверное, мужчины в России не будут жить к окончанию президентского срока (сроков?) Д.Медведева — тридцать восемь лет!
Может быть, помнит читатель, что в лихую армейскую годину "грели" меня с гражданки скромными денежными переводами приятели отрочества и юности. "Грел" меня в армии и Карандаш. И уже почтенного возраста людьми, я — со стаканом, Толик — с анашой (ибо тут совместительства не бывает: либо человек пьет, либо "шабит") говорил мне Толик, заглядывая в гости:
— Слышь, у тебя всё чистенькие люди толкутся. Накой им знать, что у меня четырнадцать "ходок"? Будут шарахаться. Давай так: будто я в Амдерме был аэропортовским учетчиком топлива, а как старость подошла — с северов вернулся в Москву.
Славный Карандаш! Если бы наши словесники горделиво не выпячивали того. что тщательно надо скрывать! И Донцова либо Маринина отшатывались бы в компаниях и на тусовках:
— Что? У меня? Тридцать восемь романов и поветей? Мерзость какая! Вы меня с кем-то путаете. Я сроду была заворготделом в мэрии Тулы, а в Москве живу всего ничего.
Но нету такого. И всяк выпячивает плодовитость, скорее крысиную нежели хотя бы овечью
Тут бы и поставить точку в данном сочинении — да грянули интервью автора "Асана" солидным изданиям. И обнаружилось по тем интервью, что не только изрядного баталиста, отнюдь не Анику-воина, имеет страна в лице Маканина, но и человека, глубинно вглядывающегося в общество. И делится Маканин сокровенным в "Новой газете":"Но прийти во власть и планомерно сколачивать группу, чтобы планомерно воровать, в такой механизм я не верю".
Хотя — есть, есть в стране выродки, обнаруживающие и клеймящие такой механизм. Когда за Путиным обрушились на Москву полчища живых существ из Ленинграда, осели здесь на высших командных постах, сплелись, спелись и структурировались. Гэбисты, члены дачного кооператива "Озера", организованного под Санкт-Ленинградом лично Путиным, однокурсники, однокашники по комсомолу, пионерии, детсаду и яслям, можеет быть. даже внутриутробники ленинградских мамаш, донашивающие плод по соседству с мамашей путинской. Да что там: за годы властвования в Москве ленинградеров даже на мордах бродячих собак и кошек Москвы образовался налет ленинградскости, и вороны на помойках сменились, так что не слышно старопрежнего "каа-ааррр!" с напором на московское аканье, а раздается такое: "питерррр!"
Таким зловредам отповедь дает Маканин, заявляя как бы с амвона: "Воровать на заметном верху — это значит подставить своё имя, семью, на это не всякий решится. Ну, не решаются воровать университетские люди с доцентской психологией. И еще учтите — находясь на заметном верху, надо воровства ради ещё уметь сколотить мафиозную структуру. А легко ли?"
Ясно. что неимоверно трудно и нравственно пакостно. И просто шарахаются от сколачивания мафиозных структур люди в Кремле, думе, сенате и в сообществах силовиков. И знаю я, что множественные иконописцы страны просто мечтают, изображая пророков и апостолов, за ясность взоров и честность взоров приглашать в натурщики всё кремлевское окружение. Взгляд сенатора Починка — разве не украсил бы он лик Иоанна Крестителя? (А взгляд Березовского — чистый взгляд Иуды Искариота!)
Но самым-то главным в интервью Маканина утверждается вот что: "В ПРЕДЧУВСТВИИ Я СИЛЬНЕЕ ДРУГИХ".
Исходя из этого — самый резон Маканину расплеваться с романистикой и покинуть её. Поскольку стране невероятно нужны предчувствователи. А что до Союза изготовителей (бывш. Союз писателей) — то свято место пусто не бывает. При нынешней безработице и массовых увольнениях — прихлынут в изготовительство толпы журналистских креветок, осьминожиков и кальмарчиков. Прихлынут высвободившиеся ди-джеи, бармены и крупье, попсовые шалашовки, лишившиеся ангажемента на урезанных корпоративах.
А высвободившийся от изнурительной романистики Маканин неимоверной силой своих предчувствий, в которых он сильнее других — обскажет нам, когда, наконец, в уничижение задравших нос доллара и евро Людмила Путина сделает себе стельки в туфли из долларов, а известные прокладки — из евро. И когда. наконец. в Алмазном фонде рядом с Шапкой Мономаха водрузится Кепка Лужкова.
К сему А.Моралевич, солдат с малых лет.
Зооморфист с глазами крупной неодомашненной собаки. С чертами характера белого медведя. Единственного млекопитающего на Земле, не поддающегося НИКАКОЙ дрессировке.