Тьма после рассвета

– Нас интересует дело о пропавших подростках. Я буду присутствовать при опросах и участвовать в них, – объявил Носилевич без долгих предисловий. – Надеюсь, возражений нет?

– Участвовать в качестве кого? – спросил Гордеев.

Носилевич молча достал из нагрудного кармана два удостоверения, оба красные, но разного оттенка. То, которое потемнее, – сотрудника КГБ, которое посветлее – знакомое, родное, милицейское. Сверкнул корочками и тут же убрал в карман, не раскрывая, так что для Виктора осталось загадкой, какое именно подразделение органов внутренних дел там обозначено. Ну да, у таких, как этот капитан, и липовая ксива всегда найдется. Ладно, чего уж теперь… Сколько Виктор Гордеев служил, сколько себя помнил, Комитет всегда был на коне, а сейчас, когда главный чекист страны превратился в главного человека государства, ссориться с улыбчивым капитаном тем паче опасно. Самое противное, что комитетчики могут требовать почти любую информацию, не раскрывая причин и объектов собственного интереса.

– Представлять меня фигурантам не нужно, но если потребуется, я смогу оправдать свое присутствие вполне убедительно, так, чтобы никого не подставить, – мягко проговорил капитан Носилевич. – В двух словах обрисуйте мне основные версии.

Гордеев взглянул на начальника, мол, прямо здесь будем обсуждать? Тот угрюмо кивнул.

– Первая версия: побег. Вторая: похищение с целью сексуального насилия. Третья: похищение с целью вымогательства денежных средств или по мотивам мести. Это основные, которые мы отрабатываем в первую очередь, – скупо доложил Гордеев.

– Третья версия, насколько я понимаю, основана на особенностях семьи Смелянских?

– Вы правильно понимаете.

Начальник отдела метнул на Гордеева короткий сердитый взгляд, дескать, нарываешься не по делу, аккуратнее надо, скромнее себя веди.

– Подростки пропали в среду, сегодня воскресенье, для вымогательства слишком много времени прошло, – заметил Носилевич. – Давно бы уже позвонили, предъявили свои требования. А вот месть и иные личные мотивы кажутся мне очень перспективными. Значит, так, товарищ майор: прошу вас в ходе опроса выяснять у всех, кто был в гостях у Смелянских, их передвижения и контакты в течение последней недели. Нет, лучше даже за десять дней, начиная с первого ноября. Полагаю, вы и без моей помощи сформулируете вопросы должным образом.

Ах ты боже ж ты мой! Я за тебя, тупой недалекий мент, все придумаю, решу, под каким соусом ты будешь задавать нужные мне вопросы, и сам рядом посижу, поприсутствую, проконтролирую, чтобы ты чего-нибудь не накосячил и не упустил. И по похищениям детей ты, капитан Носилевич, видать, самый крупный спец в Советском Союзе, все знаешь. А как же похищение детей Деревянко в 1976 году? Забыл? Там ведь именно ради выкупа похитили, и позвонили с требованием денег далеко не сразу. Дело было столичное, московское, ты не мог о нем не слышать, а сейчас делаешь голубые глазки, дескать, в нашей стране такого быть не может, это все буржуазные штучки. «Успокойся, – сказал себе Гордеев. – Так жизнь устроена. И другой она не будет».

– Товарищ капитан…

– Можно просто Кирилл, – приветливо улыбнулся Носилевич.

– Десятого ноября в гостях у Смелянских было десять взрослых человек. Плюс двое подростков и сами Смелянские, итого четырнадцать. Нам предстоит опросить двенадцать душ. Сотрудники с «земли» работают по первой и второй версиям, по направлению Смелянских будем работать только мы с майором Телегиным из службы БХСС. Поскольку направления у нас с Телегиным разные, мы не должны вести опрос в одиночку, стало быть, всех двенадцать человек будем опрашивать вместе. Мы с ним не можем разделиться.

– Понимаю, – кивнул капитан КГБ. – И что из этого следует?

Гордеев пожал широкими округлыми плечами.

– Вам придется высидеть двенадцать бесед. Потратите очень много времени. Если бы вы сказали, кто именно представляет для вас наибольший интерес, мы бы с них и начали. Вам же проще.

«И мы быстрее отделаемся от тебя», – добавил он мысленно.

– А мы не ищем легких путей, – весело рассмеялся Кирилл. – И я никуда не тороплюсь.

«Ну, я хотя бы попытался, – подумал Виктор. – Ясное дело, ни один опер не раскроет истинное поле своего интереса. Будет напускать туману и отделываться общими словами. Все мы такие».

– Пойдемте, я познакомлю вас с Телегиным, и поедем к Смелянским. Начнем с них, а там посмотрим.

Гогу Телегина совершенно не озаботило подключение представителя «старшего брата» к розыску пропавших детей. Его поле – спекулянты и расхитители, а спекулянты почти всегда связаны либо с подпольными фабрикантами, либо с теми, кто привозит товары из-за границы, то есть с выездными персонажами. Понятно, что с сотрудниками соответствующих служб КГБ майор Телегин сталкивался куда чаще, чем тот же Виктор Гордеев, он к ним привык, приладился, приспособился и не испытывал ни малейшего дискомфорта от необходимости совместной деятельности. Усевшись на переднее пассажирское сиденье рядом с капитаном Носилевичем, Гога завел веселую ни к чему не обязывающую трепотню о проблемах обслуживания новой модели «Жигулей», о том, где лучше менять резину, а где – масло и сколько стоит перебрать движок. Носилевич отвечал охотно и подробно, а Гордеев сидел сзади и тихо злился. На Гогу – за то, что ему легко и не противно общаться с комитетчиком, на себя – за то, что не может преодолеть неприязнь к симпатичному капитану. А ведь это непрофессионально! Сыщик должен уметь быть приятным человеком и располагать к себе любого, от кого можно получить информацию, независимо от того, нравится собеседник или вызывает отторжение. И Носилевич, считающий милиционеров низшей кастой, и Гога играют свои роли, притворяются добродушными, открытыми и готовыми к сотрудничеству. Оба все делают правильно.

Дом, в котором жили Смелянские, Виктор знал только по внешнему виду, бывать в квартирах ему не доводилось.

– Кто-нибудь из вас уже встречался с родителями мальчика? – спросил Носилевич, оглядывая фасад, вдоль которого тянулись длинные лоджии. – Как они вообще?

– С ними разговаривали ребята из местного РУВД, – отозвался Гордеев. – Но по опыту могу сразу предупредить: родители «потеряшек» – это совсем не то же самое, что родители погибших. Там не шок и горе, а тревога и страх. Механизм другой, поэтому и поведение другое.

Капитан понимающе покивал головой.

– То есть от Смелянских можно ожидать всего, чего угодно?

– И даже такого, чего не ожидаешь. Так что приготовьтесь, товарищ капитан.

– Слушай, может, перейдем уже на «ты»? – неожиданно предложил Кирилл.

– Давай, – тут же согласился Гога.

– Можно, – отозвался Виктор без энтузиазма.

В отличие от Татьяны Муляр, матери пропавшей девочки, Елена Андреевна Смелянская находилась в квартире не одна. Далеко не одна. Дверь оперативникам открыла строгая пожилая женщина в темном трикотажном костюме и с высоким шиньоном на голове, в глубине коридора мелькнула еще одна женская фигура.

– Прошу, – дама в костюме сделала церемонный жест рукой. – Елена Андреевна в гостиной.

Смелянская сидела за столом, перед ней какие-то бумаги и телефон, шнур от которого тянулся из коридора. «Директор у себя в кабинете. Собранная, жесткая, будто готовая к прыжку», – подумал Гордеев. Женщина подняла голову, во взгляде – нетерпение и как будто даже вызов.

– Вы что-нибудь узнали? Вы выяснили, где дети? – спросила она, даже не поздоровавшись.

«Лицо-то каменное, а голос выдает», – отметил про себя Виктор.

– Елена Андреевна, нам нужно еще раз побеседовать, – сказал он.

– Теперь уже с вами? А где тот молоденький, который в прошлый раз приходил?

– Старший лейтенант Разин ищет вашего сына.

– А вы тогда что делаете? Вместо того чтобы искать детей, вы ходите по домам и ведете разговоры? Какие еще у вас могут быть вопросы? Мой сын не мог сбежать из дома, я вам, кажется, ясно это объяснила. Он спокойный умный мальчик, очень послушный, прекрасно учится, его любят и уважают товарищи, у него нет и не может быть причин сбегать.