Из истории Боспора

В течение длинного периода между работами Хицунова (1871) и началом работ А.А. Миллера (1908) городище, насколько я знаю, не раскапывалось совсем; для курганного некрополя событием явилась раскопка в 1901 г. знаменитого Ушаковского кургана[193].

С 1908 г. начинается период планомерных и научно поставленных расследований А.А. Миллера. Уже в первый год его работ (1908) было произведено самое тщательное обследование всей местности Елисаветовского городища, причем работы не ограничивались одной лишь площадью городища, а включали и его окрестности, был раскопан целый ряд курганов и проведена небольшая «пробная траншея» в городище. В следующие годы работы продолжались и на городище, и в курганном некрополе. Но распределение работ между городищем и курганами было очень неравномерным: при значительном количестве раскопанных курганов на городище было проведено в 1908, 1909 и 1910 гг. всего три совсем небольших (9,10×3,10 м; 10,60×3,00 м, третий определяется в отчете как «траншея на незначительной площади») раскопа, давших материал безусловно показательный, но слишком малочисленный. В отчетной статье А.А. Миллера о расследованиях 1908–1909 гг. находкам на городище посвящено несколько страниц; здесь мы получаем представление о характерных группах находок, а наиболее показательные экземпляры воспроизведены на хороших рисунках. К сожалению только, А.А. Миллер, давая в своей публикации представление о встреченных в Елисаветовском городище группах материала, совсем не касается вопроса о соотношении этих групп между собой, что для правильного представления о характере поселения особенно важно. Сосуществование в обиходе привозных греческих предметов с типичными местными изделиями вроде грубых вылепленных от руки горшков — черта, общая для всех поселений северного Причерноморья, будут ли это греческие колонии или местные городища; разница между различного рода поселениями будет состоять главным образом именно в соотношении этих групп между собой. Не помогает и приложенная к статье А.А. Миллера опись находок: в нее включен только отобранный материал, и, как мы видим, отобрано было очень мало предметов. Сам А.А. Миллер не вводит в свою статью попытки определить на основании находок характерные черты поселения и ограничивается указанием на обширность площади находок и время, которые могут «вполне соответствовать древнему Танаису»[194].

Подводя итоги проделанным за весь дореволюционный период работам, мы не можем не отметить еще раз, как мало внимания было уделено самому городищу. Курганный некрополь раскапывался многократно и основательно: более сотни раскопанных курганов, дают возможность составить вполне ясное представление о характерных особенностях погребений этого некрополя, хотя многие из курганов и оказались разграбленными. Что же касается городища, то там в итоге всех работ мы имеем «пробные ямы» Леонтьева и Хицунова и три совсем небольших раскопа А.А. Миллера. Мы уже указывали на основную причину сосредоточения внимания на курганах: гласными и негласными инструкциями курганы постоянно указывались как «предмет разысканий во всяком случае более надежный» в смысле возможности получения ценных находок. Та же погоня за «археологической добычей» влекла за собой и вообще недостаточное внимание к области нижнего Дона, отношение к ней как к чему-то безусловно стоящему на втором плане по сравнению с крупными колониями, как Ольвия, Херсонес и др. Уже Леонтьев вполне определенно высказывает такой взгляд в конце упоминавшейся нами статьи: «Наш „тихий“, „святой“ Дон не может соперничать не только с знаменитыми местами нахождения археологических памятников, какие представляют Италия, Греция, Египет, Передняя Азия, но и с многими пунктами в нашем отечестве. Ольбия и Херсонес, Керчь и Тамань из мест исследованных или исследуемых имеют над ним несомненное преимущество»[195]. Очевидно, той же точки зрения держались и археологи XX в., уделявшие Ольвии, Херсонесу и Керчи гораздо больше внимания, чем поселениям области нижнего Дона. Даже Недвиговка, соответствие которой Танаису римского времени уже давно вполне доказано, не составила исключения. После Леонтьева здесь копали в 1867 г. Тизенгаузен, в 1870 г. — Хицунов[196], затем всякие работы на городище прекращаются до 1908 г.; в 1908–1909 гг. Веселовский копал, только некрополь[197]. В общем о Недвиговском городище мы знаем все же значительно больше, чем о Елисаветовском, так как в результате работ археологов прошлого столетия в нашем распоряжении имеется богатый эпиграфический материал, не только устанавливающий с полной несомненностью существование близ Недвиговки Танаиса римского времени, но и заключающий важнейшие сведения о жизни и организации этого поселения. Зато по части наличного материала положение дел с Недвиговским городищем много хуже, чем с Елисаветовским: работ, подобных работам А.А. Миллера, не производилось там вовсе, и в наши музеи попали оттуда только отдельные немногочисленные предметы более или менее художественного характера. Что касается остальных поселений области нижнего Дона, то в них работы производились в еще значительно меньших размерах, и опять-таки они сводились преимущественно к раскопкам курганов[198].

Описанный характер расследований и самого Елисаветовского городища, и других поселений той же области неизбежно должен был привести к недоразумениям. Курганный некрополь около городища при станице Елисаветовской оказывался почти единственным источником для суждения о типе данного поселения, при самом слабом представлении о материале, найденном в самом городище, при невозможности учесть особенности всей области нижнего Дона. Между тем интерес к вопросу о местоположении древнего Танаиса не падал. А.А. Миллер в уже упоминавшейся нами статье высказался в пользу отожествления Елисаветовского городища с древним «дополемоновским» Танаисом; взгляд его не встретил поддержки у других археологов. Миннз, ссылаясь на отсутствие среди елисаветовских находок типичного для греческих поселений материала, в частности эпиграфического, склонен считать Елисаветовское городище упоминаемой Страбоном Алопекией[199]; с резким отпором против мнения А.А. Миллера выступил и М.И. Ростовцев, с наибольшей определенностью высказывающийся в «Скифии и Боспоре»[200]: «Во всяком случае, Елисаветовское городище на роль древней Танаиды претендовать не может. Курганный некрополь его дает картину, типичную для некрополей около городищ Киевщины, Полтавщины и Подолья, отнюдь не картину греческого некрополя и даже не картину некрополя смешанного, как мы его наблюли в соседстве Нимфея, Горгиппии и полуэллинских городов устья Днепра и Буга, раскопанных Гошкевичем и Эбертом»[201]. Наиболее вероятным представляется Ростовцеву, что и в дополемоновское время Танаис находился, там же, где мы знаем его в римскую эпоху, т. е. на месте Недвиговки.

Итак, Миннз возражает против возможности локализации древнего Танаиса около нынешней Елисаветовской станицы главным образом на основании отсутствия материала, характеризующего греческое поселение; Ростовцев — потому, что курганный некрополь дает иную картину, чем некрополи греческие или смешанные. По существу вопроса я выскажусь тогда, когда, ознакомившись с находками 1928 г., мы сможем сделать ряд твердых выводов о времени существования Елисаветовского городища и о характере, который оно имело. Сейчас коснусь только аргументации обоих авторов. Как мы видели, оба они исходят из представления о Танаисе, как о чем-то почти идентичном крупнейшим причерноморским городам — Ольвии, Пантикапею и другим. Это, несомненно, ошибка. Танаис, как это достаточно ясно отражено в известиях древних авторов, не колония греков — ионийцев или дорийцев, а торговый пункт, основанный жителями Боспора, при этом основанный далеко от Черноморского побережья, поддерживавшего деятельные сношения с метропольной Грецией; местные условия не могли в силу этого не сказываться здесь гораздо резче, чем в остальных колониях. И то, что мы знаем о Недвиговке — Танаисе римского времени, — вполне подтверждает такое представление: неоднократно отмечалось исследователями, что танаисские надписи дают больший процент негреческих имен и более испорченный греческий язык, чем надписи других причерноморских городов; архитектурные остатки, по свидетельству Леонтьева, также отличаются несвойственной греческим строениям грубостью и небрежностью, свидетельствующей, «что тот Танаис, развалины которого мы имеем в Недвиговском городище, не только не есть греческий город хорошего времени, но и вообще не есть чисто-греческий город»[202]. Леонтьев склонен считать отмеченные им черты особенностью Танаиса позднего, «возродившегося» после разрушения его Полемоном, от Танаиса же «дополемоновского» он ждет и большего богатства, и более греческого облика. Едва ли он в этом прав.

193

Раскопки Ушакова, к сожалению, не изданы. Материалы (отчет Ушакова) в деле Арх. ком. 1901 г., № 240.

194

А.А. Миллер, ИАК, в. 35, стр. 124.

195

П. Леонтьев, ук. соч., стр. 523.

196

См. ОАК за 1867 г., стр. XIX и за 1870–1871 гг. стр. XIII. Отчеты об этих работах дают яркую картину непонимания значения сделанных находок, среди которых преобладают, как пренебрежительно отмечается в отчете за 1867 г., «лишь самые обыденные предметы домашнего хозяйства».

197

См. ОАК за 1908 г., стр. 122 сл., 1909–1910 гг., стр. 139 сл.

198

См. ОАК, 1865 г., стр. XI, 1866 г., стр. XIV.

199

Ellis H. Mi