Страница 50 из 76
— Для чего мне псина, которая выглядит как мертвая, а ведет себя как живая? Очень просто, — пожал плечами я. — Так мне комфортнее живется и создается иллюзия общества.
— Зачем тебе общество?
— А тебе зачем твоя стая?
Мрон нахмурился еще больше.
— Большинству из нас привычнее находиться среди себе подобных. Люди, звери, оборотни… Так уж мы устроены. К тому же вместе мы сильнее. Стая — это защита. Помощь. Забота. Но тебе это определенно не нужно.
— С чего ты решил? — внимательно посмотрел на него я.
— Ты — нежить.
— Даже нежить предпочитает держаться вместе. Ты разве не замечал?
Оборотень непримиримо сверкнул глазами.
— Тварей связывает друг с другом скверна, которая их породила. Она ими управляет. Заставляет сбиваться в стаи. Но ты… ты нечто иное.
— В этом я, пожалуй, с тобой соглашусь.
— Все мое существо восстает при виде тебя, — по-звериному оскалился мрон. — Все во мне просто требует… кричит, чтобы я немедленно тебя уничтожил. Ты — угроза для меня, нас… для всего живого. Так я тебя ощущаю. И так тебя ощущает мой народ.
— Хочешь сказать, ненависть к таким, как я, у вас все-таки врожденная? — удивился я. — Или нет… погоди… скорее, она навязана вам ведьмами. Их магией. А то и магией барьера. Но даже если и так, то ее в любом случае можно держать под контролем. Ты ведь ее контролируешь, верно? Не поддаешься инстинктам? А вместо этого сидишь тут, думаешь, даже разговариваешь…
Мрон отвел взгляд.
— Это нелегко. А не нападаю я только потому, что знаю — этот бой мне не выиграть.
— Правильно, — кивнул я. — Поэтому ты выжидаешь. Ищешь подходящий момент. Однако раз ты можешь себя контролировать, значит, и другие сумеют. Вопрос в другом: почему вы не удосужились сделать это раньше?
— Мы… не знали.
— Чего именно? Того, что меня нельзя убить? Того, что я могу вернуться? Или того, что в моих силах проклясть вас на веки вечные, тем самым уничтожив все, что вас составляло?
У оборотня предательски дернулась щека.
— Все вместе.
— То есть если бы вы с самого начала заподозрили, что я опаснее, чем любая тварь из ваших подземелий, вы бы отступили? — насмешливо посмотрел на него я. — Оставили бы меня в покое и дали разрушить барьер?
— Нет. Ни за что! Мы…
Миррт неожиданно смешался и замолчал.
— Тогда что же останавливает тебя сейчас? — добил его я. — Только ли страх неудачи? Ожидание проигрыша? Или твое спокойствие вызвано чем-то еще? Ты ведь не трус. И совсем меня не боишься. Так почему же ты медлишь, Миррт? Почему до сих пор не напал?
— Я… — Мрон снова осекся, а потом опустил плечи и тихо добавил: — Я не знаю.
Знаешь. Только не хочешь озвучивать это вслух.
Я помолчал, давая парню время собраться с мыслями. Посидел, подождал. В какой-то момент даже решил, что начал разговор не с того, однако Миррт сумел меня удивить.
— Ты прав, — так же тихо уронил он, стараясь не смотреть мне в глаза. — Я знаю, как все было тогда, у барьера. Мне рассказали о тебе и о тех, кого ты привел с собой. А еще я точно знаю, что мы бы ни за что не остановились… тогда. Однако сейчас мне кажется, что это не совсем правильно.
— Почему?
— Мы слишком уверовали в собственные силы, — с трудом признал ошибку оборотень. — Посчитали себя непобедимыми, не учли того, что можем столкнуться с чем-то, что нам не по силам, за что и были наказаны.
Я покачал головой.
— Нет, мальчик. Я наказал вас совсем не за это.
— Тогда за что?
— Вы забрали у меня нечто очень важное, поэтому я посчитал себя праве лишить вас того, что было дорого вам.
— Что именно мы у тебя отобрали? — озадачился оборотень. — Золото? Драгоценности? Артефакты?
— Человека.
— Что-о?! Ты проклял нас из-за смертного?! — неверяще вскинулся мрон.
— Я проклял вас из-за друга, — спокойно ответил я, и вот тогда он растерянно замер. — Которого твои родичи убили лишь потому, что тот имел несчастье за меня заступиться.
— Но ведь у мертвых не бывает привязанностей!
— Скажи это тому, кто пожертвовал ради меня жизнью.
— Зачем это ему? — неожиданно насторожился оборотень. — Ты что, насильно привязываешь к себе людей? Для чего? Что тебе это дает?
— Может, и ничего, — пожал плечами я. — Но когда-то один мудрый старик сказал, что рядом с людьми я и сам становлюсь человечнее. Его давно нет в живых, но он оказался прав — чем больше живых меня окружает, тем больше я понимаю и чувствую. Чем больше тех, кому я небезразличен, тем проще мне оставаться самим собой. И поскольку во всем этом важна только искренность, то золото тут не поможет. Поэтому же рядом со мной нет ни одного человека, которого я привязал с помощью денег, угроз или магии. И поэтому же тот парень умер за меня добровольно.
Мрон ошарашенно замер, а потом потряс головой.
— Нет… не может этого быть! Ты ведь нежить!
— Ты меня пытаешь в этом убедить или все-таки себя? — иронично хмыкнул я.
— Ты убиваешь людей!
— Ну и что? Вы тоже периодически этим грешите.
— Мы убиваем врагов, а ты питаешься чужой плотью!
— Я вообще никем не питаюсь, — доверительно сообщил ему я, состроив загадочное лицо. — Ни людьми, ни зверьем… Несколько глотков свежей крови в месяц — вот, собственно, и весь мой рацион. Но убивать ради этого не требуется. Всего один укол, небольшое кровотечение, потом капелька яда, помогающего жертвам забыть о моем существовании, исцеляющий амулет в руки — и готово. Никто не ранен, не болен и почти не пострадал. Тогда как я просто живу дальше и стараюсь никого не трогать, если, конечно, кто-то не надумает тронуть меня. Что, не веришь?
Я снова усмехнулся и демонстративно покосился на лежащий рядом камень правды, но оборотень и без того не сводил с него глаз. На мой вопрос так и не ответил. А вместо этого поднялся со стула, сделал несколько шагов навстречу и зачем-то потянул носом воздух. Затем нахмурился. Снова попытался уловить в воздухе нечто доступное только ему. Но, судя по всему, не нашел. Озадачился еще больше. И, сделав еще один шаг, нерешительно на меня взглянул:
— Можно?
Я молча кивнул, давая разрешение подойти вплотную. И не пошевелился, когда мрон наклонился ближе, оперевшись ладонями на стол, и еще раз шумно втянул ноздрями воздух. Причем стоял он так довольно долго, к чему-то старательно прислушиваясь. А когда снова выпрямился, то выглядел еще более растерянным, чем раньше.
— Твое сердце… оно и правда не бьется. Но и смертью от тебя почти не пахнет. Ты совсем не дышишь. От твоей кожи не исходит тепла. При этом ты мыслишь, строишь предположения, догадки, даже насмехаешься надо мной… Ты словно бы мертв, но мертв лишь телом, тогда как твой разум вполне здоров. Как такое может быть?!