Страница 7 из 12
— О мудрейший отец и друг всех ученых и мыслителей, погашено светило согласно твоему гениальному указанию.
Задрал султан голову кверху, а звезда как до того светила, так и сейчас горела ровным белым светом.
— Ах ты, — говорит, — вражий сын! Над родным султаном изгиляться вздумал?!. Эй, слуги!..
— Отец и друг! — повалился ему в ноги Ахмэт. — Не вели казнить, вели слово молвить!.. Я тебе все объясню!..
— На том свете объяснишь, подонок!..
Отрубили Ахмету голову, насадили, как полагается, на кол и выставили на городской стене всем другим Ахметам в поучение…
Десять лет с того времени прошло, пятьдесят, сто.
Давным-давно позабыли люди и султана, который голову Ахмету огрубил, и кто такой был Ахмет, и за что он таким ужасным манером жизни своей решился.
И еще прошло сто лет, двести, триста. И еще сорок два года и четыре дня, два часа и тридцать семь минут. Глянули астрономы на небо; нет того самого светила!
Они в свои рефлекторы, они в свои рефракторы: нет да и только!
Четыреста сорок два года, четыре дня, два часа и тридцать семь минут шел свет от того давно уже погасшего светила.
Это же понимать надо.
КОМАРИНАЯ КЛЯТВА
Вечер был. Сверкали звезды.
Комары летали. Кусались.
Одного словили.
Запищал Комар, застонал, ну лапки ломать. По колени в слезах. Пощады просит:
— Да что вы, граждане! Да это ж такая ошибка!.. Да это вы меня, верно, за малярийного приняли, за анофелеса! А какой же я анофелес? Я же самый что ни на есть обыкновенный комар! Брюшко у меня как? Брюшко у малярийного — под углом или даже, простите, вертикально. А щупики нижних челюстей? Вернейшая ведь примета! У меня, видите, щупик короче хоботка! А у анофелеса проклятого щупик хоботку равен. Это вы хоть у кого проверяйте, всякий скажет, что не вру. Хоть в справочник загляните, хоть в «Жизнь животных»…
— Однако, — сказали Комару, — кусаешься! Зуд от твоих укусов несносный. Житья от тебя, Комар, нету.
— Так ведь я всю жизнь только и делаю, что стараюсь не очень больно кусать А с сего числа слово даю и вовсе не кусаться! Хотите, расписку напишу? Пожалейте меня, разнесчастного Комара, многосемейного…
— Многосемейного? — спрашивают. — Да неужто ты многосемейный? Мы этого не знали, что ты многосемейный.
— Не верите? — заливается Комар слезами. — Да вы вон в ту лужу гляньте, сколько в ней личинок плавает, все мои!
Пошли проверять. Видят, верно, личинок видимо-невидимо. Может быть, миллион, может быть, и того больше.
— А что же, — сказали, — а может, и верно, попробовать его отпустить, поскольку он, во-первых, действительно обременен семьей, а во-вторых, согласен дать расписку?
Комар ужас как разволновался.
— Ах! — говорит. — Как же я вас покорнейше благодарю! Дай вам, — говорит, — бог за вашу доброту здоровья, а деткам вашим всем быть генералами, да лауреатами, да академиками! Зарок даю не кусаться. Давайте мне бумагу, давайте мне самопишущее перо, сейчас я документ буду подписывать.
Разгуделся Комар, раскричался, лапками по письменному столу стучит, глазами сверкает. Видят, очень искренний Комар. Выпустили его из щепоти, дали бумагу, самопишущую ручку.
— На, подписывай!
А он как вопьется в чью-то руку, да и был таков.
— Ах ты, проклятый, ах ты, клятвопреступник! Лови его!..
Попробуй поймай!
СТАКАН ВОДЫ
Случилось в одном довольно большом городе, в одном довольно большом учреждении некое совещание. Не то план утверждали, не то ошибки признавали, не то еще что-то в этом роде. В данном случае это никакого значения не имело.
А имело значение то, что в этом учреждении на совещаниях, заседаниях и тому подобных ассамблеях ораторам подавали чай с лимоном.
Мы, обратите внимание, отнюдь не против, чтобы подавали чай с лимоном. У нас совсем о другом разговор.
Служил, видите ли, в том учреждении один растущий работник, которого по заслугам и начальство и сослуживцы жаловали. Назовем его для удобства Сидоровым. Рос тот Сидоров не по дням, а по часам, и все предсказывали ему в самом ближайшем будущем серьезное и, заметьте, заслуженное повышение в должности.
И оратор он был неплохой.
Так вот, пришла на том совещании очередь выступать Сидорову. Похлопали ему в зале. Похлопали в президиуме. Начал Сидоров свою толковую по содержанию и интересную по форме речь.
Между тем появляется из-за кулис (совещание происходило в клубе) дежурная официантка и выносит товарищу Сидорову причитающийся ему как оратору стакан.
Но не такой, как предыдущим ораторам, не с чаем и лимоном, а с самой что ни на есть обыкновенной кипяченой водой.
Зашептались многие рядовые участники совещания:
— Заметили? Сидорову — и вдруг простую воду!.. Интересно!.. Зашептались и в президиуме:
— Ох, братцы, тут что-то не так! Дыма без огня не бывает!
Да и сам Сидоров, на что бесстрашный был человек, как увидел, что ему официантка подала, побелел, ослабел, что-то такое довольно несусветное забормотал, всю свою продуманную речь свалял комом, до конца не договорил, махнул рукой и сошел с трибуны без единого аплодисмента. Да и хлопать за такую речь, по совести говоря, нечего было.
Так и сник товарищ Сидоров. И никто ему больше не хлопает. Да и выступать он сейчас стал не в пример реже и совсем не так толково, как в былые, чайные времена. Уверенность потерял в себе, что ли.
Третий месяц предъявляет он всем встречным и поперечным справку от шеф-повара, что подана была ему вместо чая вода не по какому-нибудь особому замыслу, а просто потому, что не хватило заварки. Но никто ему не верит. Да и сам ом, между нами, конечно, не очень этой справке верит.
В самом деле, всем крепкий сладкий чай с лимоном, а Сидорову, почему-то именно Сидорову, стакан наиобыкновеннейшей кипяченой воды! Есть над чем задуматься!
Прахом пошла вся карьера Сидорова. Ну, не совсем прахом, а впредь до окончательного выяснения.
А как ты это выяснишь, когда никаких концов в этом деле не найдешь, а документов только и значится, что справка шеф-повара. Знаем мы эти справочки!
Вот ведь беда какая!
ФОКИНЫ ТРАВМЫ
Шум, треск по городу пошел.
В чем дело? Что такое?
А это Фока пальцем в носу ковырял, ноздрю порвал.
Моментально Фоку в больницу, ноздрю заштопали, создали условия. Подлечили — и в Крым, поправляться после операции.
Поскольку налицо трудовая травма.
Поправился, воротился, приступил к исполнению обязанностей.
Прошло некое время.
И вдруг снова шум, треск, гам.
Что такое? В чем дело?
Неужто опять трудовая травма?
Она самая.
Фока пальцем в носу ковырял, палец сломал.
Немедленно Фоку в больницу. Создали условия. Палец на шину. Залили гипсом. Руку — на марлевую повязку, и послали Фоку в Сочи, чтобы лучше косточки срослись на увечном пальце.
Замечательно срослись. Как новые!
Поправился Фока, вернулся к исполнению.
Снова проходит некое время, и снова шум, треск, гам, грохот, стукотня.
Что такое? Что случилось? Неужто она?
Она самая — трудовая.
Фока себе, зеваючи, челюсть вывихнул. Да еще спросонок с кресла своего на паркет грохнулся. Копчик себе повредил.
Экстренно, конечно, Фоку в больницу, челюсть вправили, копчик крест-накрест перевязали, путевку справили и снарядили Фоку в Одессу, на тамошний лиман, копчик заживлять.
А его совсем не туда надо было посылать.