Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 12



— Коля, — говорила она.

— Нельзя? — спрашивал он, и, легонько размахнувшись, бросал в море эвкалипты….

— Ну почему я такая маленькая и глупенькая? — плакала Галя.

И рассказ маленький, тепленький такой, но все равно, как ни крути, художественное произведение…

ДРУГОЕ ПРОЩАНИЕ

(Юрий Трифонов)

Она проснулась. хотя не спала уже два года и стала думать о ревности, какое это глупое чувство, особенно теперь, когда его нет и чувства тоже нет, а что есть, и есть ли вообще что-нибудь, она не знала.

Она вспомнила, как они познакомились, и он пленил ее тем, что мог, не задумываясь, произносить слова наоборот, как она крикнула: «Электрификация!», — уверенная, что он запнется, не сможет сразу, а он немедленно сказал: «Яицакифирткелэ», — они проверили, оказалось все точно, она засмеялась и уехала с ним в Ялту.

Он писал диссертацию, тема интереснейшая, исторический казус, вернее парадокс — жил ли денщик генерал-аншефа Дурново Никифор в октябре — ноябре 1913 с кухаркой Грушей, а если не жил, то откуда у Груши в самый канун первой империалистической ребенок. Он и ребенка этого разыскал, живет в Париже, командировку в Париж ему не дали, ученый секретарь сказал только: «Вы что, охренели?[1]» — а ведь учились вместе, сидели за одной партой, он написал тому в Париж, ответ пришел только через полгода из прокуратуры. Потом пришло письмо из клиники, приглашали на конференцию, обсуждали что-то вроде наличия навязчивой идеи при отсутствии диссертабельности. Сережа бешено хохотал, крича при этом: «Пусть у них голова остынет!» — свекровь обвиняла во всем Ольгу Васильевну, хотя маразм старухи крепчал день ото дня и это было неправдой.

Потом в их жизнь вошел спиритизм, черная и белая магия, оккультизм и парапсихология. Она мучилась, ей казалось, что психология ему не пара, боялась, что ему пара — Мара из пивного бара, где он ежедневно обмывал свои неудачи.

Плохо было и с дочерью — Ирка совсем от рук отбилась, тринадцать лет, трудный возраст, встречалась с Борей, мать Ольги Васильевны у него училась, восемьдесят первого года рождения, прекрасно сохранился, академик, ездила с ним на каток, академик блеял от радости, стукаясь библейской лысиной об лед, обещал жениться, как только разрешит его мама, а Ирка возвращалась под утро, грубила Ольге Васильевне, а потом рыдала, и она рыдала тоже, а нарыдавшись, пили чай на кухне, ловили за усы рыжих тараканов и запускали ночью под дверь в комнату свекрови — ей тоже одиноко, хотя в прошлом она юрист и знакома с Луначарским.

Все это было утомительно и непонятно, она понимала, что прощание оказалось слишком долгим и надо было начинать другую жизнь в новом мире.

КРАСНАЯ ПАШЕЧКА

(Людмила Уварова)

В конце лета мать с трудом оторвала голову от подушки и слабым голосом позвала Пашечку.

Уж лет десять прошло с тех пор, как ушел от нее муж, Пашечкин отец, красавец, певун, гулена, бабник, любитель выпить и закусить.

Мать слегла. Врачи определили полиомиелит, потерю памяти, тахикардию, с перемежающейся экстрасистолой, хронический гастрит, чесотку и энцефалопатический синдром.

— Сходи к бабушке, дочка, — прошептала мать. — Отнеси ей пирожков. Пусть порадуется. Недолго уж ей осталось.

Мать хитрила. Она сама чувствовала приближение рокового конца и хотела отослать дочь подальше…

Бабушка жила одна в глухом лесу, где до ухода на пенсию по инвалидности работала уборщицей в театре оперы и балета.

Как-то, заменяя внезапно умершую балерину, она упала в оркестровую яму, сломала ноги, руки, шею, позвоночник и выбила зубы.

С тех пор уже не вставала.

Раз в год Пашечка носила ей пирожки с начинкой из продукции фирмы «Гедеон Рихтер». Бабушка радовалась, ничего не видя и не слыша, и только выбивала желтой пяткой мелодию вальса «Амурские волны».

Вот и сейчас Пашечка собрала корзинку и, тяжело опираясь на костыли, вышла из дому.

Все называли ее Красной Пашечкой из-за нездорового румянца, который был у нее с детства. Она страдала рахитом, эпилепсией, слуховыми галлюцинациями и аневризмой аорты. И ходила поэтому с трудом.

На лесной тропинке встретился ей Алексей Сергеевич Волк, лучший в лесу хирург, золотые зубы, резавший безболезненно и мгновенно.

У него было размягчение мозга, и он знал это. Жить оставалось считанные минуты.

Еле передвигая ноги, Волк подошел к упавшей от изнеможения Красной Пашечке. Она слабо улыбнулась.



— К бабушке? — тихо спросил Волк.

— К ней.

— Поздно, — сказал Волк и, привалившись к березе, дал дуба.

Пашечка вздохнула и отошла. Последнее, что она увидела, был пробежавший мимо хромой заяц с явными признаками язвы желудка и цирроза печени.

Она приказала ему долго жить.

СЕРЕБРЯНОЕ СЕРДЦЕ

(Владимир Чивилихин)

Удивительный человек Алексей Шерешперников!

Кряжистый, поперек себя ширше. Хотя я не чалдон, а к Сибири прикипел, в урманах спал, пихтой укрывался.

Образованный, даже таблицу умножения чуть ли не наизусть помнил.

Одно слово — изыскатель.

Еще со студенческой скамьи умных разговоров не переваривал. Когда затевался разговор о любви там или о княжестве Монако, молча поворачивался и уходил в спортзал. Брал пару двухпудовок и в окно к спорщикам… Шутил. Кровь молодая, горячая.

Молчун. Безответный, слова не вытянешь. Но смеяться любил смачно, заразительно, без причины. И пел.

Жену свою видел два раза. Любил крепко.

А интеллигентной пижонники не терпел.

Слов на ветер не бросал. Да и знал их не много: от силы тридцать пять — сорок, в том числе «однако».

Зато работник был замечательный, золотая голова, серебряное сердце, медные волосы, железные кулаки.

Однажды на него напал медведь. На крик медведя сбежались люди из соседних партий. Прибежали, видят — мокрое место, а Шерешперников сидит и плачет.

Как-то доверил студенту-практиканту сопку взорвать. Динамит из Новосибирска самолетом доставили. А сам на ту сопку спать лег, умаялся за день, забыл… Под Абаканом дело было. Очнулся в Переделкино. Ну раз такое дело, в Москву съездил. Не понравилось. Квартиры отдельные, спать на кровати, сидеть на диване, если что — санузел. Махнул рукой и махнул назад. А студенту тому только и сказал, усмехнувшись:

— Теодолит твою в кедрач!

Сколько трасс приложил он по Сибири, скольких начальников обложил по России-матушке, о том одни кержаки знают. Знают, но молчат. Мне только и рассказали.

Шайтан, однако, мужик!

УДИВИТЕЛЬНОЕ ДЕЛО

(Лев Шейнин)

Вряд ли кому памятна любопытнейшая история, приключившаяся с бывшей русским царем Петром Первым, и уж наверняка никто не знает, какую роль в его жизни сыграл известный некогда Капитан Немо, никакого, впрочем, отношения к подводному плаванию не имевший, но тепло отзывавшийся о своем всемирно известном тезке за пренебрежение к общепринятым законам.

…В то далекое время я был мальчишкой и работал старшим следователем в городской прокуратуре.

Ранним утром мне сообщили, что ночью при загадочных обстоятельствах исчез гражданин средних лет, атлетического сложения, по паспорту Романов Петр Алексеевич, к суду ранее не привлекавшийся, но известный в городе под кличкой «Медный всадник». Как выяснилось позднее, вместе с ним пропала и его породистая лошадь, которая, как это ни странно, по утверждениям знатоков, составляла с гражданином Романовым одно целое.