Суженая императора

Какому фрайну, мечтающему о сыне, что продолжит его род, нужна дочь?

Какой правитель патриархального государства, торопящийся привести в этот мир мальчика и наследника престола, захочет увидеть первенцем девочку?

Франская империя не Вайленсия с её матриархальным укладом, здесь у девочек даже благородной крови прав не больше, чем у распоследнего безымянного бродяги, неприкаянного странника без мелкой монеты за душой. Здесь ценность девочки определяется её происхождением и мать, рождённая от богопротивной связи с харасанским демоном, превращает дочь в такого же отверженного, презираемого всеми смеска, как она сама, не стоящего ровным счётом ничего.

На следующий день двор возвращается из Эй-Форийи, загородной резиденции франских монархов, в столичный дворец. Императорский воздушный кортеж видно издалека и к полудню информации о прилёте двора добирается и до меня, принесённая шумными соседками с улицы. Лужи после вчерашнего ночного ливня высыхают окончательно и, глядя из окна на посветлевшую брусчатку, я снова и снова повторяю себе, что бояться нечего, что всё прошло, словно напоминания о давешнем дожде.

Всякий в Империи знает, что у правителя подходит срок, что скоро минует злополучный рубеж, возведённый его предками, и коли не будет к тому моменту сына, то ждёт страну великая беда. Но меня вопрос престолонаследия не касается, дочь императора, пусть бы и законная, чистокровная, венец не примет.

У Стефана есть ещё время.

Есть четыре избранные.

Говорят, каждая красива и пускай болтают, что две в императрицы не годятся, одна островитянка нечестивая, другая на чужих землях да в чужих традициях взращенная. Выбрать Стефан может любую, и кто осмелится оспорить его решение?

Вечером я возвращаюсь из обители домой и подмечаю неладное, едва повернув на свою улицу. Перед домом арайнэ Анды стоит чёрный экипаж без герба и знака наёмного извоза, рядом двое верховых. Невольно ускоряю шаг, едва ли не бегом миную спешившихся мужчин в чёрных одеждах. Ни герба, ни цветов рода, которому они служат, но видно, что не из простых, не работяги или случайные наёмники. Один было заступает мне дорогу, затем присматривается внимательнее и пропускает. Прохожу в дом, страх сплетается с нарастающим внутри холодом, бьётся, затапливает паникой.

– Мирелла? – зову с порога.

– Арайнэ Астра, – фигура домохозяйки, невысокая, в строгом вдовьем наряде и белом чепце, появляется на лестнице, взирает на меня неодобрительно сверху вниз. – К вам прибыл некий благородный фрайн…

Скинув капюшон плаща, стремительно поднимаюсь по ступенькам.

– Он не изволил назвать своё имя, но явил изрядный напор и настойчивость, – скрипучий голос арайнэ Анды преследует меня, толкается в спину, когда я обхожу домохозяйку и иду к двери своих комнат. – Приняв вас под сенью моего дома, я сделала исключение, арайнэ Астра, для вас и вашего… вашей девочки… закрыла глаза на прискорбное и возмутительное отсутствие освящённого в храме союза… зря, как вижу, зря.

Всё равно.

Я не слушаю арайнэ Анду, мне важно узнать, что с Миреллой всё хорошо, что внезапное вторжение её не напугало. Стефан не причинит вред ребёнку, но может забрать у меня Миреллу и лишь Благодатные ведают, что он намеревается выиграть с обретением незаконной дочери. При таком раскладе потеря нашего убежища – почтенная арайнэ более не потерпит в своём доме ни низкую беспутницу, ни внебрачного ребёнка, – не самая великая беда.

Перед дверью ещё одна чёрная фигура, вытянулась стражем при входе. Быстрый взгляд на меня и шаг в сторону, створку предупредительно распахивают передо мною.

– Мира?

– Мама! – дочь отвлекается от раскрытой книги, соскакивает с дивана и бросается ко мне. Обнимает порывисто и тут же вскидывает голову, в синих глазах блеск восторга и желание поделиться свежими впечатлениями. – Мама, смотри, кто к нам пришёл! Твой ночной друг! Он принёс мне конфеты, очень вкусные. Я и тебе оставила, чтобы ты тоже могла угоститься. А теперь мы читаем сказку.

– Мы? – я глажу дочь по каштановым волосам, но смотрю на Стефана, сидящего с книгой на диване, что стоит перед очагом.

В общей комнате больше никого, трепещут огоньки свечей, пламя в очаге и зыбкие тени за приоткрытым окном. Книга наша, баснословно дорогой сборник из нескольких сказок с красивыми цветными иллюстрациями, купленный мною полгода назад Мирелле в подарок. На столике открытый расписной ларец с пухлыми тёмными шариками шоколадных конфет – невиданная роскошь, стоящая дороже той книги. Стефан спокоен, невозмутим, на губах лёгкая ласковая улыбка, словно он не ворвался захватчиком в наше тихое убежище, не подкупил моего ребёнка редкими сладостями, но всегда коротает вечера так, мирно читая с дочерью сказки. Сегодня он одет иначе, чем вчера, сегодня он не авантюрист, не торговец средней руки, не скромный институтский преподаватель.

Сегодня одеяние его, непроницаемо-чёрное, подчёркнуто дорогое, хотя и без кричащих деталей, говорит всем красноречиво, что перед ними благородный фрайн, избалованный золотом и возможностями.

– Мы, – Стефан закрывает книгу и встаёт. – В ожидании твоего возвращения мы решили немного почитать. Мирелла, раз твоя мама пришла, иди собирайся.

– Хорошо, – соглашается девочка покладисто.

Забирает протянутую книгу и, прижав её к груди, уходит в свою комнату. Едва за Миреллой закрывается дверь, как я коршуном нападаю на мужчину, готовая заклевать не только словами, но и делом.

– Ты не можешь забрать у меня мою дочь! Ты не имеешь права. Ты…

– Я её не забираю, Астра, – улыбка тает, взгляд царапает острыми когтями. – Я желаю, чтобы моя дочь жила и воспитывалась в условиях и окружении, более подобающих девочке её положения.

– О-о, так она нынче твоя? – я отчаянно, изо всех сил стараюсь сдерживаться, не повышать голос, чтобы Мирелла не услышала. – И о каком подобающем положении может идти речь в её случае? Ты забыл, кто я? Или не понимаешь, что дочь такой, как я, унаследует ту же отравленную кровь, пресловутый яд Хар-Асана?

– Я ничего не забыл и всё прекрасно понимаю. Отравлена не только ты, но и я. Не ядом Хар-Асана, однако заразой, вероятно, худшей, чем он. Она, эта зараза, передаётся из поколения в поколение, от одной ветви первопрестольного древа к другой, и мы ничего не можем с ней поделать. Нам, повенчанным на царствие императорам, их наследникам и их братьям, если таковые будут, остаётся лишь принять её как данность, как зло в нас самих, что мы не способны искоренить ни молитвами, ни покаянием, ни визитами в обитель Заката. У меня нет сына и, может статься, не будет ни с кем другим. Только с тобой.

– Почему? – переход от Миреллы, шуршащей за дверью, к призрачному сыну так резок, что я теряюсь.

– Потому что так пожелали Четверо. Или другие боги. Или наша проклятая кровь. Ты тоже иди собирать вещи.

– Я? Зачем?

– Поедешь со мной во дворец. Вы обе поедете.

– Что нам там делать? – проглатываю оскорбления и колкое возмущение, говорю ровно, терпеливо, взывая к рассудку мужчины. – Стефан, одумайся, у тебя есть четыре избранные, одну из которых ты со дня на день должен назвать своею суженой…

– Я назову имя суженой в свой срок, не тревожься.

– И, поверь, её мало порадует вторая фаворитка её мужа, даже тайная. А если, сохрани Благодатные, станет известно о добрачном ребёнке…

– Я не выберу деву жребия, ни одну из них, – отрезает Стефан.

– Но…

– Фрайнэ Асфоделия стала суженой фрайна Эветьена Шевери, скоро они обвенчаются. Фрайнэ Нарцисса перед оглашением имён избранных готовилась вступить в храм Авианны Животворящей. Полагаю, она не будет противиться, если вернётся к исполнению своего первоначального долга. Фрайнэ Жизель больше целестианка, чем франна, хоть и рождена на землях Империи, а тебе известно, как здесь принимают иностранок. Что до фрайнэ Брендетты, то, уверен, хорошее место в свите императрицы вполне её удовлетворит.

Я в ужасе смотрю на Стефана, я не понимаю, как он может с такой лёгкостью пренебречь многовековыми традициями, отринуть наследие предков.