Страница 17 из 34
– Я не знаю, – ответил я. – Я новичок, новобранец.
– Ух ты, первый раз? – неподдельно удивился Падший. – И сразу в пекло. Да, пути Его неисповедимы. Я ставлю на Йорков. У Ланкастеров предатель, он обещал им свободный проход, а Йорки устроили засаду. Эффект неожиданности, и, что приятно, решили подставить своих, а можно было обойтись и без этого. Вот эти, на ивах, смертники, с них и начну. А это что? – Падший указал крылом на одинокую фигуру.
– Не знаю, – снова ответил я.
– Да это же чистая душа, которую Йорки отдают Темному Лорду за победу. Когда я принесу его кровь Хозяину, а она сегодня будет первой, исход сражения решен. Хитрецы, ничего не скажешь. Смотри, началось.
Над лесом забеспокоились встревоженные птицы, пыль, поднятая копытами сотен лошадей, пробивалась сквозь листву еле заметной змейкой, повторяя изгибы лесной дороги, трижды прокричала кукушка, еще раз и еще раз…
5
Земля под ногами задрожала много раньше, чем я услышал топот и лязг идущей через лес армии. Тяжелая конница, не менее полутора сотен голов, галопом двигалась в нашу сторону. Одетые в железо всадники и их кони на полном ходу – тяжелая цель для лучника в лесу, такую махину нужно остановить, разрушить боевой порядок. Можно было повалить дерево, но разведка предупредит основной отряд, и те проведут перестроение для боя. Пятьдесят плохо вооруженных пахарей, мельников и рыбаков на открытом, но узком месте не смогут противостоять такой силе, но, устроив банальную заварушку, остановят стальную змею. И тогда в дело войдут подготовленные люди. Вот для чего мы были нужны, наша роль – поваленное дерево. Грохот движущейся силы приближался. Я уже не понимал, что дрожит сильнее: земля подо мной или мои колени. Страх взял свое. Я бросил меч и отошел на обочину. Хотелось рухнуть в траву, вжаться в землю и заткнуть уши, но тогда моя семья точно не получит той платы, ради которой я вышел на эту дорогу. Трижды прокричала кукушка, еще, еще… Распахнув ветки ив у самой кромки леса, на опушку вылетел авангард противника. Два десятка рыцарей в полном боевом облачении, в цветах Ланкастеров, по трое в ряд, неслись на меня. Едва взглянув на оборванца, стоящего на обочине, один из них достал рог и протрубил сигнал. Рыцари, не останавливаясь, проследовали дальше, по направлению к дубу. Сигнал, по всей видимости, означал «все чисто, можно двигаться». На кукушку в ивняке никто не отреагировал. Люди, не имевшие опыта сражений, не обученные военному искусству, плохо вооруженные, онемели от страха, едва завидев своего противника. Я проводил взглядом авангард и мысленно представил дальнейшие события. Любое движение по дороге после дуба будет командой лучникам на выстрел. С такого расстояния стрелки не нанесут существенного урона ни тяжелым всадникам, ни их лошадям. Сообразив, где находится противник, ланкастерцы развернут боевой порядок основных сил и просто сомнут безоружных людей за холмом. Йорк не пощадит нас за бездействие, для ланкастерцев мы враги, наша участь в любом случае предрешена и печальна.
Не прошло и секунды моих видений, как я понял, что надо спасать стрелков, хотя бы их. Я схватил лежащий в дорожной грязи меч и с воплем, насколько хватало воздуха в легких, ринулся навстречу основному отряду, уже появившемуся на опушке леса. Разведка, услышав крик, развернула коней, не доехав до дуба пятидесяти ярдов. Рыцарь с гербом Ланкастеров на щите, скакавший во главе основного отряда, перешел на шаг и поднял руку, за его спиной протяжно прозвучал рог, конница встала. Я, из последних сил удерживая тяжелый для меня меч, бежал навстречу армии Ланкастеров. Поравнявшись с ивами, я встретился глазами с одним из моих товарищей, и тот, подхватив мой крик, вывалился на дорогу с копьем в руках. Ивы ожили воплями: «Да здравствует Йорк, будь проклят, собака Ланкастер!» В рыцарей полетели копья и топоры. Снова заверещал рог. Конница начала перестроение, первые ряды ощетинились длинными копьями, лес огласился звуком обнажаемых мечей. В наши ряды врезался авангард, зашедший со спины, на дорогу посыпались мечи, доспехи, руки и головы. Ивняк огласили ругательства, стоны, проклятия нашего ополчения и четкие команды солдат. Я получил удар копытом в спину и полетел в объятия лежащего на дороге мельника, разрубленного от левого плеча вниз, к животу. Последнее, что я услышал на этой земле, был звук рога, протрубившего внутри леса о начале атаки.
6
– Ну что, посмотрим, – с блеском в черных глазах проговорил Падший, и мы зависли над лесом. От людей, скрывающихся в листве, поднимались эманации страха и ненависти. Мы переместились к лучникам, за холм – то же самое.
– В ивняке – только страх, – с удовольствием констатировал Падший, – даже капельки ненависти не нахожу. А что с нашим одиноким героем? О, страх, и какой: меч бросил, с дороги сошел, штаны, правда, еще сухие. Наша берет, похоже, дудеть мне, – и он похлопал когтистой лапой по кривой, как рог барана, трубе.
– Не забывай о балансе, событие еще не произошло, – прервал я его болтовню.
– Да помню, помню, а событие вот прямо сейчас и произойдет. – Падший кивнул на опушку леса.
Двадцать всадников выскочили из леса и мчались к одинокой фигуре. Вот они поравнялись с ней, протрубил рог и… они проследовали дальше.
– Какого брата?! – возмутился Падший. – У них есть все для кровопускания, и они не воспользовались этими дарами.
– Тише, – шикнул я на разволновавшегося со-наблюдателя. – Смотри.
Черная чалма страха, окутывавшая голову одиночки, начала развеиваться, он явно о чем-то думал, он принимал решение, страх в его сердце исчез, он делал выбор. Да, от его макушки пробился вдруг белый с золотыми прожилками луч, это было Самопожертвование. Он двинулся навстречу многочисленным вооруженным всадникам, озаряя своим лучом округу. В ивняке также происходили изменения. «Шапки» страха лопались одна за другой. Их меняли совесть, сострадание, раздражение, злость, иногда ненависть, опять совесть, еще и еще, а вот и самопожертвование… Внизу шел бой.
– Труби, чего ждешь? Его взяла. – Падший кивнул вверх и добавил: – А я так этого не оставлю, – и камнем рухнул вниз.
Я выхватил трубу и прижал к губам – прекрасный Гимн Надежде и Вере прозвучал в небесной выси – Надежды на Бога и Веры в людское племя. Сверху в ответ, подсветив серые тучи Альбиона, я услышал голос Архангела:
– Хорошая работа, возвращайся.
Я расправил крылья и бросил взгляд вниз. Падший, присев на плечи рыцаря из авангарда, гнал его прямо на одиночку, яростно колотя по бокам его лошади своей кривой трубой. Не раздумывая, я нырнул к земле, успев присесть на копыто лошади и вытянуть крылья вперед, закрывая спину юноши. Последнее, что я увидел на земле, был полет его худого тела на растерзанное тулово убитого солдата.
Я стоял перед Советом, крылья мои были опалены, труба на поясе отсутствовала. Старейшина Совета зачитал приговор: сто сорок лет воспитания ответственности в пред-ангельских сферах, тысяча четыреста циклов проживания последнего момента, сто сорок тысяч циклов осознания гордыни или – замена – одна человеческая жизнь в проявленном мире.
Старейшина посмотрел на меня.
– Твой выбор?
– Жизнь, – ответил я коротко.
Старейшина продолжил:
– Выбор принят. Тело, которое ты не позволил разрушить, свободно. Душа из него завершила свой жизненный путь согласно Контракту. Ты, Тихий ангел, переводишься в сохраненное тело сроком на сорок четыре земных года. Аминь.
7
Я очнулся от ощущения взлета, будто крылья выросли за спиной. На самом деле сильные руки, схватив меня за ворот, подняли и поставили на ноги. Передо мной был улыбающийся Сэр Рыцарь.
– С победой, юноша! – произнес он. – Преклони колено и назови свое имя.
Сэр Рыцарь обнажил свой меч и положил его конец на мое левое плечо. Я, все еще плохо соображая, что происходит, ответил:
– Геркулес.
Рыцарь описал мечом дугу над моей головой, коснулся правого плеча, а затем легонько ударил меня по лбу и сказал: