Асфоделия. Суженая смерти

– Твоя сила очевидно на месте, а в Эй-Форийе стало ясно, что она вовсе не спит.

Слово за слово, там подсмотрели, тут подслушали и вот горничная знает куда больше, чем показывает тем, кому служит, и делает свои выводы.

Мы немного помолчали, и лишь затем я решилась спросить:

– Что ждёт Кили?

Ответил Эветьен не сразу.

– Не знаю. Во всяком случае, в точности. И не уверен, что хочу знать.

– Всё и в самом деле столь… страшно? Асфоделия тоже боялась попасть в руки закатников…

– Так боялась, что предпочла обречь другую девушку на эту участь.

– Мне трудно её в этом винить.

– Кили права, когда упоминала, что определение суженая смерти появилось при третьей супруге Стефанио. Скажем так, это народное название, быстро вошедшее в обиход среди арайнов. Редко какой фрайн позволял себе употребить его даже в отсутствие императора. По крайней мере, на континенте. После гибели третьей жены оно укрепилось и да, четвёртую группу избранных уже не называли иначе. Разумеется, кто-то, подобно Брендетте, полагал, что приз стоит игры и риска, а людская молва не более чем глупые досужие пересуды тёмных низкорожденных арайнов. Кто-то, как Нарцисса, страшился по-настоящему, но не имел ни возможности, ни желания говорить о том вслух, дабы не накликать ещё большую беду. Кто-то, как Жизель, не гнался за победой и не был настолько суеверен, однако по разным причинам тоже не мог возражать открыто и оттого держал свои соображения при себе.

– Асфоделия избрала свой путь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– И, может статься, мы никогда не узнаем имя той девушки, которой надлежало заменить её в этом теле, – Эветьен повернулся ко мне, посмотрел внимательно. – Как по-твоему, Алия, что ждало бы эту неизвестную, если бы всё пошло согласно плану Асфоделии и ходу ритуала?

– Не знаю, – я действительно не знала.

Да и как можно знать, что делала бы на моём месте какая-то другая девушка, местная, более-менее знакомая со здешними реалиями?

– При отсутствии предварительных договорённостей по замене предположу, что ничего хорошего, – припечатал Эветьен. – Новые, неведомые этой девушке условия, странное поведение, потому что даже фрайнэ по рождению и воспитанию не сможет быстро сориентироваться и подстроиться, оказавшись вдруг в чужом теле, и невольное, неизбежное раскрытие дара. Вариантов несколько, но все заканчиваются в тесном закрытом помещении, не суть важно, в обители закатников, темнице или монастырской келье.

– Её сочли бы или сумасшедшей, или опасной, или интересной для магов… или всё сразу… и по любому где-нибудь да упекли бы, – резюмировала я.

– Верно, – согласился мужчина. – Ей было бы куда хуже, чем настоящей Асфоделии, просто потому, что она, неизвестная, – не Асфоделия.

Не фрайнэ по рождению и воспитанию.

Возможно, вообще не из Империи.

И понимающая не больше меня, иномирянки.

– Асфоделия не хотела становиться суженой смерти, однако отчего-то преспокойно передала этот титул другой, не думая о её участи, о её будущем.

Я вспомнила замечание Асфоделии, что она не собиралась проводить обратный ритуал, ни сразу, ни позже, и промолчала.

Наверное, Асфоделия, подобно Кили, жалела ту, другую.

Но себя было жальче. И о чужом будущем думалось далеко не в первую очередь.

Как поступила бы я на месте Асфоделии?

Не знаю.

Хотя нет, знаю. Лично я бы смирилась, стиснула зубы и прошла через выбор жребием. Не сбежала бы подальше, укрывшись в чужом теле, потому что я не смогла бы вот так подставить другого человека, не хватило бы сил и решимости, ни в двадцать лет, ни в нынешние тридцать с хвостиком, ни с даром, ни без оного. Но это я. А Асфоделия – это Асфоделия, и наши с ней краткосрочные контакты не добавили мне понимания этой души. Равно как и время, проведённое в Империи, ещё не прояснило мне и сотой доли особенностей здешнего мировосприятия.

Дословное прочтение метафор и аллегорий.

Вольные трактовки священных книг.

Дикий страх перед закатниками и Хар-Асаном, перевешивающий простое, но оттого не менее актуальное «не убий».

– Астру не раскрыли? – уточнила я. Обсуждать мотивы Асфоделии как-то не хотелось.

Эветьен не одобрял её поступка, а я сама не знаю почему оправдывала. Быть может, потому, что, несмотря на её недостатки и неоднозначность сделанного выбора, я воспринимала Асфоделию как близкого человека, родственника, чьи решения ты не всегда готова принять и понять, но который не перестаёт при том быть твоей роднёй, частью тебя.

– Нет. Во всяком случае, Стефанио приложил к тому все усилия, на какие только был способен в тот момент, – в голосе Эветьена ясно прозвучали нотки недовольства. – Увы, за всё приходится платить – и государю, и нам, его верным слугам.

– И что дальше? – вопросила я скорее риторически, нежели действительно ожидая чёткого ответа.

– Дальше? Венчание, полагаю, – отозвался Эветьен невозмутимо.

– Венчание? – опешила я. Вот уж о чём я в последние часы точно не вспоминала!

– Конечно, – жених сгрёб меня в охапку и притянул вплотную, к себе под бок. – И чем скорее, тем лучше.

* * *

Вечером того же дня меня навестила Астра. На пару с Эветьеном она ещё раз тщательно осмотрела меня, проверила скрупулёзно и вынесла вердикт – никаких подозрительных связей нет, я чиста словно свежепомытое окно перед дождём.

На следующий день я и Диана вернулись в городской дом Эветьена.

Через неделю я вышла замуж.

Свадьба была скоропалительной, скромной и тихой. Венчание прошло в небольшом храме Четырёх во Франском квартале, из родственников присутствовали только Диана и Франсин, средняя из трёх сестёр Шевери, приехавшая буквально перед самым началом церемонии. Зато среди малочисленных гостей значился сам император со своей очаровательной суженой. Стефанио держал лицо с привычкой, отточенной долгими годами практики, по нему нельзя было сказать, что его что-то тревожит, смущает или вызывает недовольство. Большую часть времени император выглядел ровно так же, как в день представления дев жребия, и лишь в редкие моменты, когда поблизости оказывались сугубо свои, являл весёлого панибратского Стефанио из ночного выезда в Беспутный квартал. Астра крепилась, однако заметно, что ей не хватало ни выучки жениха, ни терпения, её утомляла новая жизнь и все внезапно свалившиеся блага, и оставалось только гадать, на что похожи нынешние её отношения с будущим супругом. По крайней мере, поздравила она нас вполне искренне и на людях вела себя с женихом так, словно стать суженой императора – мечта всей её жизни.

Ещё в числе гостей были Жизель и Чарити – отчасти потому, что это была единственная возможность попрощаться с моей соседкой по комнате. Назавтра Чарити с разрешения эмиссара Риа возвращалась в Вайленсию, а Жизель отправлялась домой, в Нардию, на переговоры с отцом. После Жизель собиралась ехать в Вайленсию и надеялась, что, быть может, однажды нам удастся свидеться там, а Чарити с многозначительной улыбкой зазывала Эветьена на родину бабушки, дескать, родовое поместье Орвелле давно заждалось своих хозяев.

Был кто-то из коллег Эветьена, из тесного круга особо приближённых к императору и его секретам, и – вот уж действительно сюрприз! – Брендетта с отцом, прибывшим исключительно для сопровождения дочери и дабы осчастливить своим присутствием свадьбу императорского советника. Нарцисса, как выяснилось, вернулась домой сразу после оглашения и готовилась к исполнению своего изначального предназначения – вступлению в монастырь Авианны Животворящей. Брендетту ожидало место в свите жены императора, вызывавшее у девушки смешанные чувства. С одной стороны, юная фрайнэ Витанская хорошо устроилась по здешним меркам, имела весьма неплохие перспективы что на дальнейшую придворную карьеру, что на потенциального супруга. С другой же, Брендетта шепнула доверительно, что менее всего рассчитывала увидеть в качестве своей госпожи… какую-то непонятную даму, статус и происхождение которой не вполне ясны, если вовсе не сомнительны.