Страница 47 из 50
Что ж, Алессандро жив и свободен — это хорошо.
Но что он будет делать дальше — это вопрос, ответа пока не имеющий.
И что буду делать я?
Родное гнездо уже утомило порядком и, несмотря на более-менее наладившиеся отношения с младшенькими, желание вернуться в Велону крепло день ото дня. Хочу в столицу, в своё личное гнездо, в свою прежнюю жизнь, к клиентам и мандрагоре! Разве я многого прошу?
Только как избавиться от осознания, что как прежде ничего уже не будет? Что есть Алессандро, которого я не могу оставить в доме своих родителей, как планировала три недели назад? Я ему нравлюсь, я вижу это и без язвительных откровений Кайи, но знаю я и то, что это нынешний Алессандро мной увлечён. Жнец Алессандро подобных эмоций не демонстрировал ни разу… по крайней мере, явно. Объятия во сне в расчёт не беру. И несколько случайных взглядов, кои можно интерпретировать как-то иначе, тоже. И попытки оградить меня от общества Оливера. И…
Демоны побери!
И почему Алессандро не нашёл другую ду… горгулью для исполнения плана? Неужели я единственная подходящая по возрасту девушка, сбежавшая из родового города? Нет, конечно же. Любую беглянку можно загнать в угол и заставить согласиться на мутную эту авантюру, у большинства беглянок в родовом городе осталась семья, которая вряд ли обрадуется возвращению блудной дочери…
Но попалась я.
Понимаю, это банальное неудачное стечение обстоятельств и только с точки зрения меня как непосредственной участницы событий кажется, будто вляпалась я в это исключительно по чьему-то извращённому замыслу, а не потому, что так сложилось.
За спиной тихо стукнула дверь.
— Халциона?
Я обернулась к вошедшему Алессандро, выдавила ободряющую улыбку.
— Всё хорошо.
— Нет хорошо, — не согласился он и, закрыв за собой дверь, приблизился ко мне. Посмотрел пристально мне в лицо и заговорил. Тут же оборвал себя на полуслове, поморщился с досадой, как бывало, когда он сначала начинал излагать какую-то мысль и лишь затем вспоминал, что я из его речи понимаю только «да» и «нет». Ещё «я», «мы» и в силу привычки запомнила названия некоторых пряных трав. — Я…
Дальше обычно шёл активный обмен знаками и указанием на предмет, способный помочь донести мысль до собеседника, но сей раз подходящие символы не торопились находиться с одного беглого осмотра спальни. Алессандро оглядел себя, меня, даже в окно высунулся. Я видела, как он мучительно пытается найти нечто озвучивающее то, что хочет сказать, и впервые остро ощутила, сколь непреодолим языковой барьер между нами. А когда преграда эта наконец падёт, то с высокой долей вероятности Алессандро станет в большей мере прежним жнецом, чем нынешним человеком. Физиология и магический дар его останутся человеческими, но разум и эмоции превратят в сдержанного, замкнутого Алессандро, который если и чувствует ко мне что-то, то никогда не признается.
— Не стоит, правда, — возразила я. — Ты получил шанс, дающийся не каждому, — возможность прожить отнятую часть жизни. Теперь тебе открыт весь мир… когда ты, разумеется, вспомнишь наш язык.
— Нет.
— Почему нет? Не хочешь вспоминать язык? Тогда тебе придётся учить его по старинке, с нуля.
— Нет.
Алессандро коснулся пальцем своих губ и отрицательно покачал головой.
— Язык неважен? — предположила я. — А что ты будешь делать, ни слова не понимая? Или ты имеешь в виду, что он конкретно сейчас неважен? Или ты вообще предлагаешь помолчать?
Он похлопал себя по груди в районе сердца и указал на меня.
— Да знаю я, что твоё сердце преисполняется радости, когда я рядом! — неожиданно вспылила я. — Кайя перевела… надеюсь, что перевод её был точным и она не наплела ещё чего-нибудь от себя. Подозреваю, с неё сталось бы… — глубоко вздохнула и продолжила уже спокойнее: — Знаю, что я тебе нравлюсь. И ты мне тоже нравишься, даже, наверное, больше, чем прежний ты. Но мы говорим на разных языках, а когда сможем общаться на одном, то не думаю, что ты захочешь меня видеть. Я не знаю, что мы будем делать, ни вместе, ни по отдельности. Ты бывший жнец, проваливший возложенную на тебя миссию, я горгулья, сбежавшая из родового города и пойманная на незаконном укопе мандрагоры. Думаешь, что-то получится? Возможно, сейчас ты действительно так думаешь, но потом, когда память вернётся, думать ты будешь совсем по-другому, — я постучала указательным пальцем по мужскому виску. — Кристофер сказал, она вернётся обязательно… просто жнецом ты уже не станешь. Будешь помнить, как был им… и если тогда ты считал так же, как Кайя, что внезапное превращение из проводника в человека противоестественно и ни к чему хорошему не приведёт, то…
То редкий шанс и впрямь может обернуться проклятием, ядом, что отравит все отпущенные годы.
По выражению лица видела, что понимание моего монолога на Алессандро не снизошло. Да и с чего бы? Всё же он ответил на своём языке, коротко, негромко и, как мне показалось, успокаивающе. Затем шагнул ко мне, резко сокращая расстояние между нами, обхватил моё лицо ладонью и поцеловал.
Я застыла в растерянности, почему-то в последнюю очередь ожидая столь оригинального варианта донесения мысли. Впрочем, следовало признать, я всегда терялась, когда Алессандро меня целовал, неважно, на публику или сугубо по велению сердца. Да и после возвращения из Скарро, несмотря на регулярный совместный сон в одной постели, он ни разу не пытался переступить границу возвышенных платонических отношений. Иногда сдержанность эта разочаровывала, иногда вызывала недоумение, а иногда совершенно устраивала.
Меня.
Что думал по сему поводу Алессандро, оставалось загадкой.
Ладонь со щеки перебралась на затылок, зарылась в волосы и я потянулась навстречу, обвила Алессандро руками, отвечая на неспешный, осторожный поцелуй. Чудился в нём невысказанный вопрос и я надеялась, что и я правильно понимаю, о чём меня, собственно, спрашивают, и мужчина верно разберёт мой ответ. Вероятно, какие-то выводы он сделал, потому что спустя несколько ударов заполошно бьющегося сердца поцелуй стал увереннее, настойчивее. Ладонь скользнула на шею, нежно касаясь кожи, задевая воротник блузки. Вторая рука оказалась на моей талии, сначала поднялась выше по спине, затем опустилась ниже, порождая ощущение всепоглощающего пожара что в теле, что в разуме.
Но желания возразить не возникло.
Совсем.
Однако, наверное, не стоит вот так страстно целоваться прямо перед окном. Дома расположены довольно близко друг к другу, окна зданий в родовых городах не такие маленькие, как в многоэтажках Скарро, и сколь бы ровное отношение к интиму у каменных ни было, это вовсе не значит, что надо сами интимные моменты демонстрировать всем соседям…
Словно в ответ на мимолётную эту мысль, Алессандро мягко отодвинул меня от окна. Я наполовину рефлекторно отступила и продолжила отступать, пока не уткнулась спиной в стену. При том Алессандро ухитрился и поцелуй не прервать, и руки его по-прежнему гуляли по моему телу, сминая бордовую ткань костюма в попытке добраться до открытых участков кожи.
И как-то незаметно я увлеклась.
Мы увлеклись.
Разбудил меня мамин голос.
Звучал он, к счастью, не в нашей спальне, но на первом этаже, где ему вторил папин глас и вплетались робкие замечания Жадеи.
Ах, да, сегодня же на ужин должны прилететь Фиан с супругой.
А самого ужина-то и нет.
Я перевернулась с бока на спину, отмечая с удивлением, что не чувствую на себе мужской руки. За прошедшие дни так привыкла просыпаться в объятиях Алессандро, что теперь странно обнаружить себя не в них.
Особенно после произошедшего.
Может, он уже оделся и спустился вниз? Мамуля к хорошему тоже привыкала быстро: как поначалу надменно поджимала губы при виде постороннего мужчины, хозяйничающего на её кухне, так теперь не упускала возможности лишний раз похвастаться талантами Алессандро при соседях и знакомых. И нынче на кухню родительница не совалась без нужды, без зазрения совести переложив готовку на плечи неугодного зятька.