Пропавший брат

— Где же он сейчас?

— Уехал. Все свое дело мне передал для продолжения. Призвал меня к себе перед отъездом и спрашивает: «Хотите купить заимку, Дмитрий Гордеич?» А я ему в ответ: «Рад бы, да купила нет». «А это, — говорит, — неважно! Денег с вас сейчас не требуется. Мы только купчую сделаем, что вы приобретаете мою заимку за полторы тысячи рублей. А деньги будете вносить в городскую библиотеку, по сто рублей ежегодно, обязательно тридцать первого декабря». Такой он новогодний подарок задумал устроить читателям. То ли он толстовец был, то ли коммунист... Не разберу.

— Во всяком случае, человек замечательный! — сказал Павел Петрович.

— Так вот, Вистениус всегда говорил: «Земля наша раем должна быть. Цель и назначение людей — подчинить себе природу!» И верно. Индусы ананасы и апельсины едят, а сибиряки калину да горькую рябину за фрукт считают. Разве справедливо это?

— Тут, пожалуй, ничего не поделаешь, — ответил Батенин, — влияние климата.

— В корне не согласен. Агрономы уверяли: дуб у нас расти не может. А Вистениус посадил — и, смотрите, какой красавец вырос! Полюбуйтесь!

Кондратьев показал в сторону большого ветвистого дерева. Павел Петрович посмотрел и сказал:

— Да, дуб.

— Даже виноград здесь расти может, и я докажу это! Человек — хозяин природы!

— Вот правильно вы сказали — хозяин природы! — оживился страховой агент, пуская дым нежными голубыми колечками. — А Ленин как раз и хочет, чтобы этому хозяину никто не мешал трудиться. Вот почему народ и революцию совершил. Ни Вистениусу, ни вам царские чиновники не помогли, когда вы здесь, в лощине, свой чудесный сад разводили, ни одной копейки не дали. А будет советская власть — миллионов для вас не пожалеет народ. Ленин первый скажет: «Дмитрий Гордеевич, выращивайте ваш виноград в Сибири, довольно сибирякам калину да рябину есть!» Народ воюет сейчас за ваш виноград, а вы этого усвоить не хотите, Дмитрий Гордеевич!

Петрик ничего понять не мог. Народ воюет за виноград? Неужели красные воюют с белыми только потому, чтобы люди вместо рябины виноград ели?

Эту загадку разъяснил Петрику на другой день Батенин, когда они остались наедине. Павел Петрович догадался, что Петрик слушал его вчерашний разговор с пчеловодом, иначе он никак не задал бы вопроса о винограде.

— Да, — сказал Павел Петрович, — народ революцию совершил затем, что надоела ему горькая рябина и захотел он сладкого винограда. Это ты правильно понял. Но только винограду мало; если на всех людей разделить, может быть, по одной ягодке только и придется на каждого человека. Вот Дмитрий Гордеевич и думает, как бы свой сибирский виноград развести, чтобы он не только на юге, в теплых краях рос...

Павел Петрович еще хотел что-то сказать, но на заимку прибежал запыхавшийся Володя, и разговор прервался.

Рыжий рыболов с тремя удочками

Порфирий Семеныч и Боря знакомой дорогой добрались до Круглой Сопки и здесь едва заметной тропинкой свернули на Сорочий ручей.

Лошадь осторожно шла по стремительной воде, с трудом выбирая место, где можно поставить копыто. Каменистое дно ручья было густо усеяно валунами и гладко отшлифованной галькой. С двух сторон к самой воде подходил густой лес. Темно-зеленые великаны кедры стояли непроницаемой стеной, и Боре иногда казалось, что где-то рядом, очень близко, притаился медведь.

На рассвете второго дня всадники выехали к Глухой заимке. Отсюда начинался наиболее трудный путь. Тропа часто терялась в речке, в щебне, в непролазных чащах вереска или в твердых, утрамбованных веками мхах альпийских лугов. Только к утру выбрались на хорошо заметную береговую тропинку. Она вилась над пропастью, и Боря невольно закрывал глаза от страха. Хотя ему приходилось с Геласием и маралихинскими ребятами довольно часто бывать в горах и ездить верхом по тропинкам над крутыми обрывами, но все же под Маралихой горы не казались такими страшными. Крепко держась за седло и помня науку Геласия, Боря старался не смотреть вниз, где грохотали камни, отточенные тысячелетним усердием кипящего потока.

Береговая тропа вывела всадников к колесной дороге. Порфирий Семенович обрадованно вздохнул: деревня была теперь недалеко. Старик натянул повод.

— Ну, слазь!

Боря соскочил, ожидая, что его провожатый тоже слезет. Но Порфирий Семеныч сказал:

— Иди по дороге все прямо, никуда не сворачивай, пока до жилья не дойдешь. А повстречаешь людей — не бойся. Ты маленький, тебе ни белые, ни красные не страшны. А мое дело такое — коня беречь надо. Мне с тобой не с руки.

Порфирий Семеныч повернул лошадь, хлестнул ее и ускакал обратно в лес, оставив Борю одного. Все это произошло так неожиданно, что мальчик даже в себя прийти не мог от изумления.

А через несколько минут Боря уже шагал по дороге, размахивая прутиком. Он шел очень долго, страшно устал, несколько раз присаживался отдыхать, а деревни все не было. Наконец дорога, изогнувшись крутой петлей, вышла к речке и пошла рядом с ней. Боря заметил первые стога сена и почувствовал себя веселее. Как он обрадовался, когда вдруг увидел рыболова в широкополой соломенной шляпе, сидевшего с тремя удочками на берегу. Боря чуть не закричал от восторга и бегом кинулся к реке.

Человек в шляпе занимался рыбной ловлей со всеми удобствами. Рядом с ним стояла бутылка и белели яйца, разложенные на красном платке. Рыболов прикладывался к бутылке, потом стукал себя яйцом по лбу, разбивая скорлупу, затем чистил яйцо и одним приемом отправлял его себе в рот. Щеки рыболова на мгновенье надувались пузырем. Он завтракал с видимым удовольствием и внимательно следил за поплавками на тихой заводи речки.

Неожиданное появление Бори несколько удивило человека, глотавшего крутые яйца.

— Откуда? — с любопытством спросил рыболов и, поймав бутылку за горлышко, отпил основательный глоток и снова стукнул себя яйцом по лбу.

У рыболова было круглое бритое лицо, широкий нос пуговкой, большие скулы и ослепительно белые квадратные зубы. Губы у него были толстые, как у негра, а волосы на голове золотились, как пух.

— Садись! — сказал рыболов и протянул Боре яйцо.

Боря взял угощение, посмотрел на рыболова, а потом тоже стукнул себя яйцом по лбу. Скорлупа треснула. Рыболов захохотал, а Боря улыбнулся.

Так завязалось новое знакомство. Боря рассказал историю отъезда с Тихого Ключа и сообщил, как он попал в Маралиху. Рыболов, заинтересованный рассказом, вытащил удочки из воды, допил вино и скомандовал:

— Ну, айда за мной!

И они двинулись тропинкой через кустарник по направлению к деревне. Новый знакомый шел впереди с тремя удочками на плече и пустым ведром в руке, за ним шагал Боря. Так, пробираясь между кустами, они вошли в маленькую деревушку, не встретив на своем пути ни одного человека. Рыболов остановился у крайней избы и, поднявшись на крыльцо, распахнул дверь.

— Это мы, Эльза! — громко сказал он. — Смотри, какого я фореля словил!

Молодая белокурая женщина выглянула в сени. Боря увидел бледное усталое лицо и грустные голубые глаза.

— Откуда мальчик, Тунемо? — спросила она, пожимая тонкими плечами.

— Входи, входи! — сказал рыболов, подталкивая Борю. — Не бойся!

Боря перешагнул порог избы. Ему бросился в глаза громадный белый плакат, прислоненный к стене. Он прочел его и понял, что новый знакомый — вовсе не рыболов. Разведенной сажей было написано:

Сегодня

ГАЛА-ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Выступление всемирно-известного

индусского факира

ТУНЕМО-НИГО

Превращение самовара в курицу. Глотание огня.

Суп из гвоздей. Индусские фокусы

Начало ровно в 8 часов вечера

Билеты за деньги — 50 коп.

Можно яйцами — по 4 штуки с человека.

Дети платят половину

Факир Тунемо-Ниго снимал в деревне крайнюю избу и жил в ней вдвоем с женой. Места в доме было много, и он охотно приютил Борю.