Страница 5 из 61
– Так сразу и не сказать… – засомневался Эдвард. – Пожалуй, телескоп!
– Спрячь! – взревел Патриций, – найди самый прочный сундук, уволоки его в самый темный чулан и запри там свой драгоценный телескоп! А ты! – градоначальник ткнул пальцем в очередного дракончика.
– Я?! – переспросил дракончик Букашка.
– Да, ты! Ты чем дорожишь?
– Ой! – ответил Букашка, – пожалуй, домиком своим.
По толпе прокатился вздох восхищения – все первым делом подумали о маленьких и драгоценных вещицах, поэтому Букашка враз стал героем и местной достопримечательностью, ибо он единственный вспомнил о самой большой и заметной вещи.
– Запри свой дом! – вскричал градоначальник, – закрой ставни, повесь на дверь замок, спрячься под кроватью, потуши свечи!
Его осенило, он был неудержим!
– ВСЕ! ВСЕ ВЫ! – прогремел Патриций, – все сделайте, как я накажу! Заприте двери, пусть ни один луч не проникнет завтра сквозь ваши занавески! Это приказ! Все, все, все! Завтра в двенадцать все горожане остаются дома! Покажем этой Тени! Она думает, мы мягкотелые, мы не способны постоять за себя! Так пусть же узнает, каков драконий гнев! Пусть каждая дверь будет захлопнута перед ее наглым темным ликом, пусть ее холодный голубой взгляд встретит лишь пустую площадь, пусть ваши наглухо затворенные ставни будут единственным вашим богатством, что разглядят ее завистливые глазенки! Не видать ей наших сокровищ!
Как только градоначальник завершил свою речь, грозно потрясая кулаком над головой, небо нахмурилось, а прощальные лучи уже заходящего солнца окрасили ободки туч в красный зловещий цвет. Зигфриду стало не по себе. Однако никто кроме него не смотрел на небо и не видел страшного предзнаменования. Площадь сотряс одобрительный гул. Дракончики были в восторге от новой задумки градоначальника, они нашли ее блестящей. Они были веселы, их глаза горели довольным огоньком.
После получаса оживленного обсуждения, в течение которого все, кроме Зигфрида, успели еще не раз выразить свое восхищение творческим гением градоначальника Патриция и согласиться с выбранным курсом действий, дракончики засобирались по домам. Расходясь уже на закате, дракончики немного поумерили свой пыл, поскольку грядущий день предстал перед их воображениями со всей серьезностью. Однако Тень была далеко, и они принялись храбриться и хорохориться.
– Да что она может нам сделать, эта Тень! – говорили они. – Она всего лишь тень! Разве доселе она хоть раз навредила кому-нибудь? Да не было, братцы, такого, чтобы она хотя бы разок дотронулась до кого-нибудь своими темными ручищами! И кого мы боимся? Вон, тень от репейника страшнее!
Так состоялись первые в истории города Плаксингтона Драконьи дебаты. Угнетенные, загнанные в угол, дракончики принялись искать спасение в коллективной мудрости. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Но если две головы по своей воле становятся одной, пусть потом не пеняют друг на друга.
Так уж вышло, что Зигфрид оказался в тот вечер единственным грустным дракончиком. Как мы уже знаем, он жил на самой окраине города, за гордской стеной, и путь домой был неблизок. Покинув Плаксингтон через главные ворота, дракончик смог разглядеть вдалеке свою хижину – до нее было десять минуток ходьбы, и Зигфрид решил использовать это время для размышлений.
Впервые в своей драконьей жизни наш герой не мог взять в толк, какая из сторон больше достойна его симпатий. С одной стороны, Тень действительно повела себя не очень красиво, до смерти напугав всех дракончиков и не попросив за это прощения. Более того, Тень по какой-то неведомой причине вознамерилась присвоить себе самые ценные драконьи вещички. Надо отдать ей должное, она не применяла силу – это было бы совсем возмутительно. Однако же ее зловещие слова однозначно звучали как угроза! Что бы это могло значить: принесите вещички, а не то потеряете то, чего не ценили. Это же целая загадка! А может быть, Тень в принципе неспособна была применить грубую силу и придумала вот такой хитроумный план? А что она потом будет делать с драконьими богатствами – зачем тени вещи?
И правда, думал Зигфрид, ведь она же ни разу ни до кого не дотронулась, ни разу ни на чьих глазах не двигала предметы, не задевала ненароком за швабру, не опрокидывала ведра – а на рынке, где она была частой гостьей, швабр и ведер пруд пруди – куда не ступишь, везде они… Неужто дело говорят дракончики? Неужто и вправду все ее угрозы – лишь страшные, пустые слова? Неужто и вправду она бесплотна, и дракончики долгими днями боялись призрака? А даже если так, то кто знает, на что способны призраки? Зигфриду раньше не доводилось встречать приведений, и он отнюдь не был уверен, что их не стоит бояться.
Какое-то неудобное воспоминание мешало Зигфриду до конца успокоится. Оно дразнило его, но никак не хотело явить себя в полный рост. Зигфрид нахмурился.
И тут он вспомнил. Его и без того круглые глаза превратились в широкие плошки, а хвост встал торчком – он вспомнил, как днем ранее Тень постучалась в его дверь.
Ну и дела! Стало быть, Тень не так уж и проста.
Стоило ей только захотеть, и она смогла бы без особых усилий отобрать какое угодно сокровище у любого дракончика! Да что уж там! Учитывая, какой панический страх Тень вызывала в каждом обитателе города, она могла бы в считанные часы присвоить себе каждый драконий домишко, и никто и слова ей поперек не сказал бы. Стало быть, продолжал думать Зигфрид, Тени хотелось устроить все так, чтобы дракончики сами, почти добровольно, под влиянием туманной угрозы, отнесли Тени свои драгоценные вещички. Причем не все, а каждый по одной. Странно все это! И зачем Тень придумала этакую несуразицу!
Неужели ей не приходило в умную темную голову, что многие дракончики захотят просто-напросто надуть ее, как то предложил градоначальник? Или же ее голубые глаза смогут заглянуть в драконью душу и разоблачить ложь?
Зигфрид боялся Тени, но не так, как остальные дракончики. Может быть, он себе это вообразил, но ему казалось, что в ее взгляде и в ее словах было что-то печальное. А разве может злая тень грустить? Зигфриду думалось, что грустить может только мудрая тень, но никак не злая. Но она была настолько грандиозна, величественна и по-страшному красива, что не бояться ее было нельзя. Только вот красоту в ней разглядел один лишь Зигфрид.
Придя домой, Зигфрид поставил кипятиться чайник и уселся на кровать. Он продолжил размышления.
Итак, с Тенью все ясно – ясно то, что ничего неясно. А как же дракончики? Как относиться к ним?
Дракончики, как показалось нашему герою, тоже повели себя не совсем порядочно. Они плохо отзывались о Тени за глаза и замышляли обман, однако же при встрече были слишком напуганы и смолчали. Может быть, она вняла бы разумным доводам?
Дракончиков можно было понять – их страх был легко объясним, их право и желание не расставаться с честно нажитым имуществом – тоже.
Выходит, неправа Тень? Выходит, так… Но почему-то всякий раз, когда Зигфрид закрывал глаза, он видел перед собой грустный голубой взгляд и начинал сомневаться во всем на свете. Ну почему, почему он запутался, когда все должно быть решительно просто? Сколько же вопросов нужно прояснить, сколько загадок разгадать! Ах, если бы он смог поговорить с Тенью один на один, хотя бы минутку, когда кругом не было стольких порицающих, недоверчивых глаз! Ах, как хотелось узнать истину!
Зигфрид пребывал в состоянии очередного созерцания грустного взгляда Тени (потому что глаза его сами по себе закрылись), когда он осознал, что засыпает, и усилием воли заставил себя взбодриться. Караул – чайник убежал! Дракончик стремглав бросился спасать положение. Он схватил старенькую тряпку (на ней были вышиты щит и алебарда), осторожно снял чайник с огня и, чтобы не обжечься и не попортить стол, установил посудину на железную подставку. Покуда вода остывала, Зигфрид успел насыпать листики зеленого чая в свою любимую чашку (на ней была изображена странная птица) и поудобнее усесться за столом. Ну, вот и все –чай можно заваривать. Дракончик залил листики горячей водой и принялся глядеть на пар, который деловито клубился и поднимался все выше и выше вверх. Как же замечательно, что горячий чай, пока его еще нельзя пить, испускает вот такой вот замечательный, красивый пар, наблюдать за которым – сплошное удовольствие! Как же умно все устроено на свете! Зигфрид умиротворенно вздохнул.