Далёкое завтра

– Почему так? Я ведь уже устал, а, судя по твоим словам, дальше будет хуже.

– Матрица сознания. Она снимается с каждого предыдущего и засовывается тебе новому в голову. А твоя матрица – твоему сменщику. Естественно, однажды воспоминания начнут накапливаться, как их не блокируй. Вообще вся эта система… – Семен придвинулся ближе и заговорил шёпотом. – Она вся насквозь лживая. Они растят нас, заменяют на новых, чтобы мы поддерживали саму систему, чтобы она жила. Не мы, заметь, а система. Это неправильно! Человек не может так жить! Ты, на сколько помню, биоинженер?

Антон кивнул.

– В своей работе ты ничего странного не заметил? Подумай хорошенько.

– Есть, – кивнул Власов. – Есть одна странность. Я сейчас работаю над генетической программой по совершенствованию человека. И есть одна область, которой мне касаться запрещено. – Семен весь подобрался и заерзал на стуле. – Я работаю с хромосомами типа «XY». Но есть же и «XX» хромосомы, информация о которых успешно стирается или настолько секретна, что я могу лишь случайно столкнуться с такими образцами. Это клеткообразующие ДНК разных типов организма. Мужского и женского, как у животных, о которых можно в базе знаний почитать и посмотреть. Но мы-то, наше общество целиком состоит из особей мужского пола. Откуда тогда клетки с таким набором хромосом? Я не понимаю…

– Вот! – Павлов торжественно хлопнул по столу ладонью, почти победно. – Вот!

– Что вот? – Антон отстранился, слегка напуганный резкой сменой настроения собеседника.

– У меня есть сон! Один из последних и самый люби-и-имый, – зачем-то Павлов растянул это слово, явно указывая на его особую значимость. Глаза заблестели в слабом диодном свете, выдавая возбуждение мужчины, и он перешел на шепот, будто уже не полагался на отключенный цифровой интерфейс и боялся, что его все-таки подслушают. Теперь Антону пришлось наклониться ближе.

– Любимый сон, представляешь? Из тех времен, из того меня, когда это, – Семен обвел руками окружающее пространство, подразумевая видимо целую Атланту, – только начиналось, строилось. Я кружусь в медленном танце с любимым человеком. Девушкой, представляешь?

– Девушкой? – переспросил удивленно Антон. – Это кто еще такой? Какое-то странное имя.

– Это не имя! Ты понимаешь? Это не имя! – Семен горячо затряс головой, возражая. На несколько секунд замолчал, пытаясь найти слова, чтобы объяснить, и продолжил: – Это пол. Ну вот ты и я мужчины. А она женщина! Понимаешь?

– Нет.

– Ну как же? Как же? Только что говорил о животных. Что у них есть разные типы организмов – мужские и женские.

– Ну да! Но ведь у нас-то нет!

– Так ведь были! Были! Или разве непонятно, о чем я тебе хочу сказать? Я помню старого меня. Такого старого… из того времени, когда люди были двух полов. Мужчины и женщины. Реально! Мы жили с ними вместе! Любили друг друга! Находили опору, собеседника, родственную душу и жили всю жизнь.

– Не, – возразил Власов. – Чушь какая-то!

– Почему чушь? Почему чушь? – обиделся Павлов. – Я помню! Понимаешь? Помню! У нас была общая комната, кровать на двоих, общие цели и мечты… Мы проводили время вместе, гуляли по садам, а не любовались голографической проекцией, ели в ресторанах, принимали вместе душ, ездили к морю! Даже во сне это незабываемо и чудесно! Ты что: не понимаешь? И у нас был ребенок!

– Ну это точно чушь! – Антон слегка отстранился. – Всем известно, детей нет. Взрослые мужчины выращиваются на специальных фермах вне города, потом по необходимости внедряется матрицу твоего сознания и интегрируются в общество вместо тебя. Как у двух людей может получиться ребенок? Они же имеют ферму, они не смогут контролировать ее, там же столько параметров…

– Не знаю… не знаю, как объяснить. Понимаешь, мы, ну – мужчины и женщины, полные противоположности. И ведь если противоположности сталкиваются, то что-то должно произойти. Я помню секс с ней… с моей… женой, кажется. Это было незабываемо! Что такое секс? О-о-о, брат! Мне кажется, тебе стоит это вспомнить самому! Поверь, когда это произойдет, и ты вспомнишь секс со своей девушкой, ты об этом никогда уже не забудешь. После таких воспоминаний и я не могу успокоиться! Ты представляешь? И теперь по ней тоскую. Да! По той, которую не знал никогда, которая была женой моего давнего предка, на замену кому пришел и чьи воспоминания я унаследовал. Но она моя жена! Понимаешь? Ведь воспоминания теперь мои!

– Ты за этим меня позвал? – сухо перебил контроллера Антон. – Рассказать об абстрактных несуществующих снах. О… о женщинах?

– Но ведь ты тоже видишь сны.

– Да, – кивнул биоин. – Но в моих женщин нет! И хоть мне попадаются в работе хромосомы, как у животных обоих полов, но это же абсурд! Это дикость! Только представлю, как из живого человека выпадает… рождается другой…

– Это сейчас ты не можешь представить, потому что такого не помнишь, а раньше, должно быть, это было нормой. И не было этих ферм, где нас выращивают. И не было… замен! – Семен, пораженный внезапной мыслью, замолк. Не было Замен! Такое сейчас и представить невозможно!

– Как у животных?

– Да!

– Но как тогда они передавали информацию, знания друг другу?

– Не знаю. Не знаю! Но если это так, то нас всех тут обманывают!

– Что? – не поверил ушам Антон.

– Пойдем кое-что покажу. Пойдем-пойдем.

Павлов нажал что-то под столом, и позади кресла отъехала панель, открыв узкий лаз, куда и прошел Семен. Антон колебался, но любопытство пересилило: биоин только за один вечер сделал слишком много гигантских шагов в пропасть, чтобы просто так остановиться. Власов нырнул следом за контроллером и прижался к стене, оказавшись на маленьком балкончике, прилипшем к стене колоссального округлого помещения. Пропасть, разверзшаяся впереди, утонула в слабом мерцающем свете многочисленных приборов, смонтированных по стенам и сливающихся с полумраком у противоположной стены и потолка. В центре висел большой черный шар с обволакивающим его линзирующим эффектом, заключенный в слабо-мерцающее поле и поддерживаемый, казалось, только лучами света, с вибрирующим звуком исходящими из него. Мимо сновали летающие роботы, совсем не обращающие внимания на двух прилипших к стене мужчин.

– Это место мне показали техи. Все-таки есть плюсы в работе контроллера: знаешь столь много людей разных профессий!

– Что это? – ошарашенно проговорил Антон. Сердце внутри бешено скакало, а холодный пот выступил на лбу пораженного биоина. Он никогда не видел таких огромных пространств, разве что на стенных проекциях. Но обычная картинка никогда так не действовала на мужчину.

– Это сердце нашего города. Управляемая черная дыра, обеспечивающая все вокруг энергией. Это помещение, этот ангар, если хочешь, проходит через всю Атланту от основания до верха. А там, – Семен указал вверх, – видишь лестницы? Там наверху живет самый главный, кто управляет этим местом. Управляет тобой, мной, КИРой. Представляешь? Один – всеми нами! Вот у кого можно на все вопросы ответы получить!

– Но это же…

– Ага, – довольно кивнул Тысяча Шестнадцатый. – Он самый. Первый. Или управляющий Моисей Гафт.

Моисей частенько выступал с пламенными речами по информационной сети Атлатны. Его видел и знал каждый в Городе. Он был и всегда оставался главой Атланты в любое время, для любого поколения. Он – отец, брат и проповедник, обожаем и обожествляем всеми, но появлялся только на экранах и всегда с каким-нибудь воодушевляющим обращением к людям.

«Мы – нация нового мира! Мы – наступившее и прекрасное будущее. Без войн, без болезней, без ужасов перенаселения и борьбы за питание. Мы нация богов! Мы – частичка огромной семьи, где все равны и едины, словно организм, будто один большой улей, с КИРой во главе. Сегодня мы отмечаем пятисотую годовщину победы над старой цивилизацией, над обществом потребителей, где каждый сам за себя, где каждый другому враг, где планета – наш дом – перенаселена и умирает от войн, катаклизмов и людской алчности. Мы победили себя! Мы загнали желание бесконтрольно плодиться в подкорку, мы почти забыли о нем. Забыли ненависть и злобу. Превознесли до небес общественный труд, где каждый на своем месте изо дня в день, из года в год, из века в век… И награда нам за это – бессмертие! Бессмертие тела и души! Мы боги, и не будем забывать об этом! Не будем стремиться к вседозволенности и мягкотелости. Поможем КИРе объединить нас! Это наша наипервейшая, наиглавнейшая и приоритетнейшая задача! Сплотимся же! Сделаем последний рывок к миру, к которому шли все это время! К миру, где каждый из вас будет одним целым…»