Цена правосудия

Слон усмехнулся, позволил рогу свернуться в обычную короткую форму и, не торопясь подошёл к черноволосому, который всё ещё пытался встать, но вывернутая под неестественным углом нога и явно сломанная рука этому не способствовали.

— А ещё я не оставляю за спиной опасных врагов, — негромко произнёс он, оглянулся на остальных и ощерился, — остальные олени как раз заняты, никто не заметит…

Слон поднял рог и приготовился закончить жизненный путь зеленоглазого, но тут в победные возгласы снова вклинился уже знакомый голос распорядителя:

— Испытание завершено! Выжившие аколиты будут направлены во внешнюю зону и там станут ожидать решения Совета администраторов о своём будущем на службе великой цели! Помотрите же на прекрасный мир, в котором вам предстоит отныне жить!

Стены потускнели, дрогнули и скользнули назад и вниз, оставив на месте лишь массивные колонны. Остальное же пространство, оказалось словно бы гигантским окном, которое показывало окружающий мир.

По крайней мере все, кто был в зале, искренне надеялись, что это окно. Наверху виднелось звёздное небо, слишком яркое и чистое даже для самого прозрачного воздуха. Кроме зависшей в зените туманности, очень напоминавшей череп, которая занимала примерно десятую часть полусферы, были ещё и другие туманности и созвездия. Девять ярких разноцветных рукавов уходили от циклопического черепа, моргавшего пульсаром из пустой глазницы, но кроме них мелькали и куда более близкие объекты.

Но тем не менее очевидно было одно — это не земное небо. ыжившие аколиты даже не заметили, как вспомнили, что такое «Земля», и как звёздное небо над ней должно выглядеть.

— Ну нифига себе, — высказал всеобщую мысль Слон, разом забыв про зажатый в руках рог, и повернулся боком к зеленоглазому, — вон как оно обернулось-то. Видимо, расчёт откладывается…

Брюнет не ответил. С трудом перевернувшись на спину — ноги не работали, он сел, опершись на колонну, и смотрел на звёздное небо. На худом лице застыло выражение, которое не понимал и он сам. Он глядел на череп и хвосты туманностей, пока наконец боль и слабость не перебороли волю, и зеленоглазый наконец провалился в спасительное забытье.

Глава 4

— Имя… Назови имя… — голоса прорезали тишину и пустоту, выдёргивая его из неги забытья

«Какое… имя?» — то ли ответил, то ли подумал он. Тела не было, голоса не было, осталась лишь искра сознания, которая стремилась погаснуть обратно

— Твоё… имя… Назови… его… — голоса стали громче и различимей.

«Нет. Обойдётесь. Кто бы вы не были,» — он хотел изобразить неприязнь к просителям, но эмоции остались где-то там, далеко.

— Назови Имя!

— Ты умрёшь, назови имя!

«Идите к чёрту. Если умру, то так тому и быть», — подумал он, позволяя киселю, из которого вроде вынырнуло его сознание, поглотить его вновь.

— Нет!

— Не смей!

— Он нужен… Он нам нужен, мы не должны потерять…

— Времени мало… времени совсем нет…

— Неважно… в другой раз, в другой раз мы придём, придём… с новыми… знаниями…

Но он уже не слышал голосов, позволяя своему «я» раствориться в окружающей пустоте…

***

Брюнет резко открыл глаза, сел и ударился о какую-то полку. Зашипел от резкой внезапной боли во лбу и помотал головой, приходя в себя. Тело не болело, да и движения ничего не ограничивало. Впрочем, был ли это паралич или что-то иное? Шок, усталость, контузия? Это ему было неясно. Да что там, ему было неясно, откуда вдруг пришло понимание того, что такое шок, паралич или контузия! Раньше память работала немного иначе…

«Стоп. Это не только воспоминания, это ещё и само восприятие действительности», — в смятении подумал парень, опуская взгляд на свои руки. Руки как руки, пять пальцев на каждой, мелкие шрамы — следы детских и юношеских глупостей. Вот только… раньше он их видел совсем иначе, словно бы… менее комплексно, скорее воспринимая как некую идею, абстракцию: это руки, ими можно хватать, это ноги, ими можно ходить. А детали значения не имеют. Словно они для него ничего особенно не значили — будто инструмент, а не привычная часть собственного тела.

Он обвёл взглядом помещение, в котором оказался. Небольшая комната, являющая собой образец некой варварской эклектики: кирпичные стены, на столе из тёмного дерева — несколько зажжённых свечей, кровать, на которой он сидел, тоже деревянная, довольно изящная, как и оконная рама. А вот за окном… за окном виднеется та самая туманность.

Парень подошёл к окну, постучал по запаянному стеклу, вздохнул, помотал головой. Никаких сомнений у него не осталось. Не экран, обычное стекло, но, похоже, очень прочное. А вот за ним виднеется настоящая звёздная ночь, которую никогда не сменит день. Брюнет высунулся из окна и увидел, что кирпичная стена уходит вниз на десяток метров, а потом словно бы обрывается в звёздную пропасть.[3]

— Ну ты и соня, тебя даже вчерашний шторм не разбудил, — раздался знакомый голос откуда-то справа.

Парень повернул голову и увидел лыбящегося в дверях Мажора. Тот стоял, прислонившись к деревянному косяку. Его зеленоглазый тоже увидел по-новому и удивилсякак-то незаметно прилипшей кличке. И почему ему дали именно ее?

Худой парень с немного мальчишескими чертами лица, копной, пожалуй, слишком светлых волос и довольно доброй и приятной улыбкой. Почему его окрестили мажором, непонятно: обычная клетчатая рубашка джинсы, ничего сверхъестественного- ни золотых цепей, ни надменного взгляда или разговора “через губу”.

— Всегда хотел это сказать, — сообщил он и подмигнул.

Несомненно, это была какая-то шутка, которую зеленоглазый даже не пытался понять.

«А вот, кстати… Голоса интересовались моим именем, а ведь я им не сказал, хотя…» — он оборвал себя на середине мысли и подавил желание скрипнуть зубами. Ведь во сне-то он своё имя знал! Точно знал! Так почему сейчас оно ему вновь неизвестно?

— Ты в порядке? — озабоченно спросил мажор, заметив его смятение.

— Думаю, да, — брюнет помотал головой, — просто много пищи для размышлений. А вот ты выглядишь непривычно.

— Да так же я выгляжу, — махнул рукой мажор, — просто мы теперь видим иначе, больше замечаем. Ты не обратил внимания?

— Обратил, — черноволосый постучал по раме, — и поэтому такие вот деревянные рамы на окне космической станции вызывают ещё больше вопросов чем на арене. Разве не должен быть иллюминатор?

— Подожди, пока из больницы не выйдешь, — хмыкнул блондин и тут же хлопнул себя по лбу, — Ну да, точно, тебе же надо показаться Смотрителю.

— Зачем?

— Ну, она даст тебе важную информацию о мире, а кроме того… — парень пошевелил пальцами в воздухе, подбирая правильные слова, — это сложно объяснить, но ты сам поймёшь. Мне сказали тебя привести, когда ты в себя придёшь.

— Идём, — кивнул брюнет, направляясь к двери.

***

За пределами палаты, больница представляла собой не менее странное зрелище. Всё то же сочетания откровенно древней отделки с необходимыми на космическом комплексе элементами вроде аварийных дыхательных масок — правда, они выглядели скорее как маски чумных докторов, шлюзовых камер с герметичными металлическими дверьми, запиравшиеся и прочих знакомых по научной фантастике предметов. Кстати, пока они шли, выяснилось, что брюнет в прошлой жизни увлекался научной фантастикой. По крайней мере, значение некоторых предметов обихода он угадал сходу и даже понял пару мета-шуток Мажора и смог ввернуть свою, когда тому пришла в голову очевидная аналогия со вселенной «Молота войны».

— Нет, не то. Там привычные для космической фантастики технологии в непривычном сеттинге, а здесь — средневековые здания, построенные на астероиде. Пасынков Вселенной читал?

— Где обитатели космического корабля деградировали в варваров? Конечно! — мажор усмехнулся, — только наши хозяева словно бы оказались в космосе куда раньше положенного. На пару тысячелетий так точно.

— Вот именно. Вопрос только — как и почему так вышло?