Страница 5 из 24
Чем больше членов орды собиралось возле погребального костра, тем сильнее я ощущала энергию племени, соединяющую каждого орка друг с другом. Даже не прибегая к турее, чувствовала ее, текущую сквозь меня. По обычаю пришедшие выказывали свое почтение и выкладывали камни вокруг погребального костра. Но камней собралось уже так много, что остальным приходилось находить совсем маленькие камешки, чтобы не завалить тело отца грудой булыжников.
Стоя у единственного прохода, держа руки на плечах мамы, которая с момента гибели отца не проронила и слова, я почувствовала, как за моей спиной встал Цебир. Я должна была поприветствовать его, но не нашла в себе сил даже обернуться. Ощутила, как его тяжелая ладонь легла мне на плечо. Вождь — глава орды для всех, но для меня в первую очередь друг, больше, чем друг. Наверное, именно поэтому так сложно было принять его решение, которое привело к смерти Карктара.
Шаманское чутье, доставшееся от отца, стрельнуло в груди, и я повернула голову в ту сторону, куда тянула знакомая нить, к которой я привыкла прислушиваться. Недалеко, облокотившись о ствол старого дуба, в сторонке, не привлекая внимания, стоял не орк, чужак. Приглядевшись, я узнала его: человеческий маг с поля битвы. Хотела было подумать, что ему тут надо, но выдохнула и отвернулась — человек сейчас не моя забота. Раз он тут, значит, прибыл к Цебиру. Другого объяснения, как его пустили этой ночью к Говорящей горе, не было.
— Братья и сестры, — крикнул Цебир, обращаясь к собравшимся, — за эти две луны мы потеряли много достойнейших воинов, и этого нам никогда не забыть, но цена их жизни — наша свобода. Нас постигла еще одна утрата: от нас ушел старейший шаман, хранитель орды, имя которого знакомо любому орку — Карктар, сын Гулгарела, сына Дрока. Как вождь, я должен говорить от всей орды, но эта утрата касается и меня лично. Ведь, как многие из вас знают, Карктар заботился обо мне после смерти моего отца. Орда не забудет его. Каким бы тяжелым ни был этот момент, смерть орка не конец, его поступки будут жить дальше. В переходе больше света, чем темноты, и наша горечь недостойна его…
Дальше я не слушала. Все слова, что говорил Цебир, — правда, но они не имели значения. «В переходе больше света, чем темноты», — повторила я про себя, но от этого не полегчало, я все так же остро ощущала утрату, боль и злилась на себя за это.
Меня легонько тронула за плечо Элония, я приняла из ее рук факел и передала матери. Она дрожащими руками поднесла его к нижнему ярусу погребального костра. Огонь взметнулся по сухим веткам, как по лесенке, и озарил лица собравшихся теплым светом пламени. Звук барабанов, под стать причудливому танцу огня, зазвучал сильнее и ритмичнее.
Помня слова отца перед смертью, после обряда прощания я надеялась обрести освобождение и смирение. Но чувствовала себя с точностью до наоборот — опустошенной и злой. Хотелось громить все на своем пути, на поясе тяжестью давила Бурата отца, хотя в действительности она почти ничего не весила. Раздираемая яростью, я знала, что, пока не состоится разговор с Цебиром, переступить через затягивавший меня омут горя не удастся.
Я решительно направилась к самому большому шатру, наспех установленному для вождя на окраине. Перед входом двое из трех охранников преградили дорогу. Третий, узнав меня, не двинулся с места. Сообразительный.
— К нему нельзя, у него переговорщик, — предупредил один из них и направил на меня меч.
Я была только рада бою. Проскочив под рукой охранника с оружием и целясь ему в нос, резким движением ударила древком Бураты. Послышался хруст. От неожиданности орк пошатнулся, и, пока он не пришел в себя, я, опершись на его плечо, подпрыгнула и в развороте ударила ногой второго, ринувшегося на помощь товарищу. Третий тяжело выдохнул и резко вскинул руки, останавливая поверженных охранников, которые еще мгновение — и бросились бы на меня с двух сторон. Отходя в сторону, показал, что я могу пройти, и лишь буркнул:
— Вождь не один, у него важный разговор.
Но мне было плевать. Раздвинув полотнища шатра, я вошла внутрь. Трое мужчин повернули головы в мою сторону.
Цебир смотрел на меня недовольно. Я совершила непозволительную вольность, ворвавшись в шатер без приглашения. За его спиной напрягся Теркан — верный друг вождя, легендарный воин и самый огромный орк из всех, кого я знала. Он славился не только ростом, но и недюжинной физической силой. Третий мужчина — ниже всех, ненамного выше меня, и это был не орк. Человеческий маг. Опять. Из всех он единственный улыбнулся. Его глаза, как и прежде, скрывала тень капюшона, даже захотелось стянуть с него эту головную накидку.
— Эфира, не сейчас, — гаркнул раскатистым басом Теркан, но я не дрогнула, глядя прямо на вождя.
— Думаю, мы пришли к обоюдному согласию, — отозвался человеческий маг и направился к выходу, ловко обогнув меня.
В его походке улавливалась легкость, даже какое-то торжество, и, мне показалось, Цебира это здорово раздражало.
— Рад, что ты выжила, злючка, — проходя мимо, шепнул маг.
Не знаю, слышали ли остальные, но я не удостоила его даже взглядом. Чтобы не смотреть в его сторону, принялась разглядывать шатер. Одну стену закрывало знамя орды — боевой молот на фоне скрещенных костей, рядом стояли доспехи и начищенное оружие, напротив — аккуратно скатанные меха для постели.
Стоило человеку покинуть шатер, Цебир обернулся к своему военачальнику.
— Проследи, чтобы человек не совал нос куда не следует и как можно скорее покинул наши земли со своими людьми.
Теркан качнул огромной головой, закинул секиру на плечо и вышел следом.
Оставшись наедине, мы молча смотрели друг на друга. Он, видимо, ожидал, что я начну извиняться за свое вторжение. Мы не виделись несколько кругов, пока шли бои на землях эльфов и людей, а затем и на нашей. Цебир выглядел как обычно: внимательный, цепкий взгляд, длинные черные волосы заплетены в несколько кос и собраны в хвост. На правом клыке кольцо — знак воинских подвигов. Левый клык чуть обломан, сломанный нос с характерной кривой горбинкой — подарок, оставшийся с юности после встречи с буйноголовой коровой на охоте.
— Ты не можешь врываться сюда, как в свою хижину. Но я рад, что пришла.
Его лицо смягчилось. От жалости, поняла я, и мне это не понравилось.
— Я хочу, чтобы ты вернулась со мной в Большой Град.
Он начал не с того, но он вождь и имеет право говорить, как ему вздумается. Я ничего не ответила, и он продолжил: