Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 27



Пролог

Шум голосов эхом путешествовал по залу, преобразуясь то в ропот, то в стенания, отскакивал от стен, и взмывал вверх, пролетая над понурыми головами. Там, в вышине, перемигивалась тьма. Казалось, будто клубящиеся по углам тени внимательно следят за каждым оказавшимся здесь, неся свою безмолвную службу.

Зал, поистине исполинских размеров, был полон. Люди жались к обшарпанным белым стенам, с которых слезла почти вся штукатурка. Некогда красивая лепнина, украшавшая зал виноградными лозами, с течением времени постепенно разрушалась. Редкие статуи парящих над ними ангелочков лишились носов и пальцев по той же причине. Их лики омывал естественный свет из огромных окон, что простирались практически от пола до потолка. Оттуда выступали все новые фигуры людей, продолжающие прибывать в этот зал. Молчаливая и безропотная публика.

Большинство лиц ничего не выражало: взгляды остекленели, землистый цвет кожи подчеркивал залегшие под глазами темные круги. Лишь единицы проявляли эмоциональность и рвались вперед, но толпа упорно не давала им пролезть вне очереди. В самом конце виднелся выход, но двери были слишком узки для того, чтобы пропустить всех за один раз. Казалось, будто людям нет конца и края.

Она стояла практически у самой стены в окружении нескольких рослых мужчин, что не давали никому протиснуться вперед. Девушка была хрупкой, нежной, словно цветок. Ее лицо обрамляли мягкие светлые волосы, ниспадавшие на плечи, а в серо-голубых глазах мелькало лишь удивление. Ни капли страха.

Одета она была в простую свободную рубашку и серые штаны. Угрюмые мужчины бесстрастно смотрели перед собой, неумолимо оттесняя ее все ближе к выходу. Девушка же пряталась за их спинами, словно за щитом, постоянно озираясь по сторонам.

Где-то совсем неподалеку запел прекрасный женский голос:

— Плету я нить уж сотни лет,

Был таков мой здесь обет.

Сколько ж судеб повидала я

До того, как встретила тебя…

Казалось, будто никто, кроме нее, не слышал поразительную мелодию, льющуюся отовсюду. Девушка вздрогнула и обернулась в попытке найти незнакомку, которой принадлежал голос. Но вокруг простиралось лишь бескрайнее людское море.

На стенах виднелись остатки древних разноцветных фресок: они рассказывали о некой могущественной империи и двух противоборствующих силах. На одной из них изображалась королевская семья, но с течением времени от их фигур остались лишь белые силуэты. Однако на голове одной из женщин можно было различить корону, украшенную сапфирами. Краски на ней с годами не поблекли. За плечами королевы распростерлись белоснежные крылья: в небе парила опасная ночная хищница — сова. За ней вырисовывались силуэты и других птиц: сокола, орла, стервятника и ястреба. Под ними бежали звери, среди которых мелькали тигры, львы, лисы, волки и белоснежные лошади с развевающимися гривами, под копытами которых дрожала земля.

На одной из стен, расположенной напротив, находилась полуразрушенная часть еще одной фрески. На ней изображалась армия ужасных теневых существ: их темные глаза смотрели прямо в душу, пробирая до костей. Позади армии взмывали вверх черные птицы — вороны — и готовились к прыжку такого же цвета звери. Лицо того, кто повелевал этой громадной армией, — лицо Короля Теней — не сохранилось. Как он выглядел? Столь же уродливо, сколь и его монстры? Или, наоборот, ужасающе прекрасно?

Его доспехи походили на кости, украшенные обсидиановыми перьями. На голове угадывалась часть маски в виде огромного черепа с горящими глазницами. Он принадлежал птице или животному? Ответа на этот вопрос тоже не было.

Толпа постепенно двигалась к выходу. Изображения на фресках со стороны демонической армии сменились пламенем, будто вырывающимся из чертогов Андараса, бога огня и мести. На противоположной стене простирались сады с фруктовыми деревьями, что ломились от обилия плодов. Противостояние двух сторон — света и тьмы — завершалось скрещенными мечами. Последняя фреска висела прямо над огромными дверьми — выходом из зала. Поверх нее, на камне, была высечена фраза: «Fortunam suam quisque parat». В этой части помещения еще отчетливее виднелось, насколько обветшали стены и какими древними трещинами были испещрены мраморные полы.



Песнь незнакомки звучала все громче, но теперь к ней примешивались и другие голоса. Они были неприятными, подобными карканью воронов, хриплому вою волков или скрежету когтей по металлу. Казалось, будто они пытались перекричать девушку, подчинив слушателей своими ужасающими воплями. Но ее голос перекрывал их, позволяя мелодии становиться звонче.

— Подойди же поскорей,

Загляни ж ты в свет моих очей,

Знаю, я не красота,

Но внутри прекрасна и мила…

За спиной девушки раздался шепот голосов, отчего по ее коже пробежали мурашки. Из резных створок дверей, что виднелись над головами идущих вперед людей, дул ледяной ветер. Он заставлял ее сильнее кутаться в рубашку, которая ничуть не защищала от холода.

— Я скажу тебе секрет:

Вижу я душевный свет,

Знаю, что же ждет тебя,

Путь свой выберешь сама.

Песня оборвалась, и девушка оказалась напротив беззубой старухи. Взглянув на нее чуть пристальнее, она ужаснулась — это была отнюдь не старуха. Время высушило ее тело, но лицо… осталось молодым и красивым, если не считать отсутствия зубов и пугающие глаза. Страшным взором глядела она — молодым и вечным, темным и светлым. В глазницах клубилась древняя тьма, что не мигая взирала на девушку. Мятые и местами испачканные одежды старухи были бордового цвета, такого насыщенного и неприятного, что вызывали отторжение. На массивном поясе были прикреплены кольца, с которых свисали амулеты вперемешку с сушеными травами. В руках она держала золотую плошку, украшенную неузнаваемыми символами, и кусок ткани.

— Протяни руку, — сказала она девушке тем самым мелодичным голосом, которым пела песню.

Та даже не шелохнулась. Тогда старуха с молодым лицом сама схватила ее руку костлявыми пальцами и окунула в свою плошку с водой.

— Красный — цвет упокоения, черный — перемен, — пела старуха. Ее голос разносился эхом по залу. — Вижу я душу, знаю ответ. Ты на распутье, два выбора тут. Откликнись на зов, и тебя призовут.