Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 10

Из темноты двора на порог времянки прыгнул черно-белый кот – Тамара вздрогнула. Я предложил ему кусочек колбасы. Васька принялся с энтузиазмом жевать, урча от удовольствия.

– В старом доме у нас были рыжие коты, а теперь только пестрые выживают. Мама говорит – домовой заедает.

Тома поела, попила, притянула к себе кота и стала тереться об него грудями:

– Ой, какое чудо пушистое!

Я, улыбаясь, наблюдал за ней – явно чертовски довольной собой.

Когда мы допили последние капельки настойки, в округе устроили перекличку первые петухи.

– Ты больше не будешь меня насиловать?

Протяжный меццо-сопрано ответил:

– Хочу спать. А если хочешь чего-то ты, можешь злодействовать: мое тело к твоим услугам – я люблю, когда меня имеют во сне.

На лице моем во всю ширь разлилось удивление, и с трудом подавил готовящийся сорваться с языка комментарий, потом сумел натянуть маску невозмутимости.

С ленивой улыбкою на губах Тома откинулась на подушку, водрузив кота себе на гениталии.

– Ну, что ж, будем спать, – я погасил свет. – Васька, тебе не кажется, что дама моя?

Ничуть не смущаясь, кот наш мурлыкал в темноте.

Ну и черт с ним, зато не возникнет желания иметь даму во сне.

– Расскажи мне сказочку на ночь, – на правах гостьи потребовала Тома.

Я не нашел предлога отказаться, и потому решил, что самое лучшее – говорить о чем думаю.

– Как тебе новый шеф?

– Наверно привыкну.

– Я думал, его встретят с цветами.

– Была нужда!

Мы немного помолчали и уснули.

Знаете в чем разница ощущений, когда ты просыпаешься с любимой женщиной и случайной? В первом случае – расставаться не хочешь, во втором – не знаешь как.

3

Карьера моя взяла в карьер – боюсь, как бы шею аллюрами не свернуть.

Едва ли освоившись на новом месте, Кукаркин затребовал к себе Селезневу. И вот уже я – и о заведующего отделом сельского хозяйства. Впрочем, зарплаты мне это не добавило: по-прежнему числился радиоорганизатором, сидел на своем месте сотрудника в кабинете сельхозотдела и исполнял обязанности его заведующего. Но, оказывается, и Лена до моего прихода была как пакетик кофе – три в одном. А настоящим завотделом была Татьяна Зюзина, которая теперь в декрете. Нужное дело!

Новая должность давала свободу выбора тем материалов. И я задумался….

В дверь постучали. Вошел мой двойной тезка, и даже родственник, который Михайлович. Он решительно пожал мою руку и уселся на Ленин стул.

– А где?

Я заметил, как мгновенно потеплел взгляд директора Сельхозтехники на мой ответ:

– Селезневой нет, и больше не будет.

Анатолий Михайлович выложил на стол мятую-перемятую – немало, видать, потетешкался – нашу газету.

– Я по поводу статьи «А что за лозунгом».

И тут все стало на свои места. Напрасны были ядовитые замечания Лены – мол, проглотил обиду-де мой родственник и утерся. Вот он, здесь – ничего не глотал, улыбается. А застал бы автора – поджал губы, наклонил голову, как бульдог, готовый вцепиться в задницу – и не жди сочувствия, конопатая!

– Чуток припозднились.

– Потрясающе! – выдохнул родственник, на мгновение увлекшись какими-то внутренними видениями, потом вернулся в реальный мир. – Я принес материал в газету.

К мятой газете на стол выложил мятую же тетрадь.

– О чем? – я отодвинул стул, скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.

– Все о том же, – кивнул Анатолий Михайлович, – о чем в статье у Селезневой.

При ближайшем рассмотрении оказалось не столь уж о том. Это вообще не статья для газеты, а план технического перевооружения Сельхозтехники – мол, стеллажи с запчастями, и контейнеры, вызываемые нажатием кнопки. Я с трудом давил зевоту.

Стряхнув сонливость, предложил:

– Оставляйте. Я сделаю из этого материал для газеты.

Однако родственник мой уперся:

– А разве это – не материал?

– Вы не беспокойтесь – подпись будет ваша. И гонорар.

Анатолий Михайлович глянул на записи и мрачно ухмыльнулся:

– Я бы хотел взглянуть под чем будет стоять моя подпись.



– Всенепременно.

После высочайшего визита директора райсельхозтехники вернулся к прерванным раздумьям – выбору темы. Чем успешно занимался вплоть до обеда. Уходя, глянул на себя в зеркало – отраженная ухмылка была лишена малейших признаков сочувствия.

Тема выбрана!

Это будет Увельский пищекомбинат – структурное подразделение Увельского райпотребсоюза. Серьезное предприятие. Летом 1973 года перед поступлением на ДПА я работал там два месяца – и на всю жизнь негативные впечатления.

Вернуться туда с удостоверением журналиста…. О-го-го! Дай Бог встретить моих притеснителей! Я ведь думал, думал долго об этом, а теперь имею возможность.

Пообедал, спустил на пол кота, уютно устроившегося на коленях, снял с брюк несколько прилепившихся шерстинок – все! журналист (мститель?) Агарков к бою и походу готов!

Так как там поживает Увельский пищекомбинат?

Вообще-то комбинат поживал плохо.

– Воруют и пьют, – вздохнула мастер виноразливочного цеха Клавдия Петровна. Казалось, она голосом ласкает детей неразумных – своих рабочих.

– Вы не против – я пообщаюсь?

Ага! Вот и кладовщица Платушина – жива, курилка! Сколько ж крови моей она выпила! Открывшаяся возможность сравнять счет мгновенно согрела душу. Будешь ты у меня, толстомясая, главным обличителем недостатков – ведь каждый играет, как умеет!

– Мне кажется у вас отличное чувство юмора – поднимем настроение нашим читателям?

Не ведая о моем коварстве, она пригласила в бытовую комнату, налила чаю.

Следом женщины собрались.

– Рабочие, говорите, тырят? А начальство?

– А те не воруют – так берут.

– Коммунизм, стало быть, у вас тут?

– Пока нет.

– А когда будет?

Кладовщица, прежде чем ответить, предпочла отхлебнуть глоток чаю.

– Когда настанет подходящее время, которое пока что еще не пришло.

– А кто-то пытается эту ситуацию как-то изменить?

– Кому-то надо….

– Попробуй только – получишь горбатых….

Кстати, «горбатые» – статья 33 трудового кодекса, предусматривающая увольнение нарушителя дисциплины по инициативе администрации.

Народ разговорился – успевай только слушать. Ой, какие они ядовитые! Кто мог бы подумать! Я даже голову склонил, пряча ухмылку. Набрал в грудь побольше воздуха и строчил, строчил, строчил….

Помнишь, толстомясая, как мы с твоим мужем катали двухсотлитровые бочки с грибами в подвал? Ему приезжие дали червонец, а мне…. Ты сказала – не надо, убогий, мол, обойдется!

– А что собственно здесь происходит? – в бытовку вошла девушка в белом халате. – Вы кто?

Я представился.

– И что вы здесь делаете?

– Осуществляю задание редакции.

– А вы что осуществляете? – обратилась она к собравшимся женщинам. – Не кажется вам, что это не осторожно – быть откровенными с посторонним человеком, пробравшимся сюда с определенной целью?

Захваченная врасплох Платушина откинулась на спинку стула и сердито сверкнула на меня глазами.

– Газета – орган райкома партии; наша задача – бороться с недостатками, – кротко напомнил я.

– А смотрите так, будто ведете следствие – и все пишите, пишите…. Кстати, предъявите-ка ваше удостоверение.

Она выжидательно замолчала.

Я подал документ и светски поинтересовался, заметив обручальное кольцо:

– А сестры у вас нет?

– Нет. Зачем вы спрашиваете?

– Как всегда, – вздохнул я. – Все прекрасные женщины уже замужем.

– Сомневаюсь, что здесь подходящее место для выслушивания подобных шуточек.

Похоже, тема уходит из нужного русла. Черт! Что ж, впредь наука.

С арктическим холодом в голосе девушка в белом халате заявила кладовщице:

– Я буду вам чрезвычайно признательна, Валентина Васильевна, если вы впредь не станете повторять такие инсинуации. Никогда.