Страница 6 из 19
– Не ожидала я от тебя такого, – покачала она головой. – А теперь выходит, что и мы в чём-то виноваты – неподобающи себя повели.
– А вот так как они, можно вести?! – со злостью бросил на пол клок рыжих волос Арсений…
– Вы что себе позволяете, Светлана Михайловна! – накинулась директор на воспитателя, когда они остались наедине.
– А что такое?! – возмущённо вскинула брови та. – Вы видали, что вытворяет этот гадёныш?!
– А если она настучит туда?!.. – кивнула вверх головой директор. – Что у вас вышло с этой Ковалёвой?
– Да ничего особенного. Гнусила всю ночь: то ей жарко, то ей холодно, то пить хочу так ещё и стакан разбила – ну какие тут нервы выдержат.
– Так, так… – задумавшись, стучала пальцами по столу директорша.
– Из-за чего весь этот сыр-бор подняли? – недоуменно пожала плечами воспитательница. – Из-за какой-то пигалицы. Ну покричала эта посетительница – выпустила пар и успокоится.
– Поймите, дело не в малой, а в том, что проверка может нагрянуть, если эта правдолюбка стуканёт на верх. А я уверенна, что не одна Ковалёва с синяками по вашей милости… А-а!.. Что тогда?! – В лучшем случае увольнение. Работа здесь хоть и нервная, но зато – сколько бабла мы на усыновлениях этих малявок зарабатываем. Вы желаете улицы подметать?! Или чего доброго уголовщину припишут.
– Нет!.. – испуганно затрясла головой воспитательница.
– Так что, срочно бегите в санчасть, пусть Малышева делает что хочет: присыпки, компрессы, – но чтобы ни у одного ребёнка не было видно синяков или следов побоев… А я позвоню директору детского дома и постараюсь замять это дело.
– Ага!.. – со страхом на лице, выбежала из кабинета Светлана Михайловна…
Всю дорогу до детского дома Арсений угрюмо молчал. Чувство горечи за Алёну и чувство негодования на её воспитательницу, будоражили его детскую душу.
– « Всё равно это тебе с рук не сойдёт» – скрежетал он зубами…
В коридоре их встретила директор и нахмурив брови, посмотрела на мальчика.
– Надежда Васильевна, пройдёмте ко мне в кабинет, а ты, Арсений, иди к себе в комнату…
– Только что звонила директор дома малютки и рассказала о возмутительном поведении Арсения Ковалёва. Как же вы допустили такое?
– А она не рассказала вам о недозволительном поведении своих сотрудников, которые бьют своих подопечных – маленьких детей?
– Да, и об этом разговор тоже был. Но она просила, чтобы мы не давали хода этому делу, а они забудут про инцидент с нашим мальчиком.
– Значит вроде как – сторговалась, – ухмыльнулась Надежда Васильевна.
– Ну зачем же вы так?
– А как ещё?! Эту Беляеву близко к детям нельзя допускать. Я не одобряю поступок Арсения, но я его понимаю. Вам наверняка поверхностно рассказали о случившимся, а вот послушайте, как оно на самом деле было…
И Надежда Васильевна в подробностях рассказала то, что они увидели в доме малютки.
– Я вас понимаю, – согласно кивнула Наталья Семёновна. – Вы правы – это недопустимо, но я дала слово. Если ещё раз оттуда поступит подобный сигнал – они ответят за всё сполна…
На следующий день Арсений стал упрашивать воспитательницу позвонить в больницу – узнать как там Алёнка.
– Ковалёва Алёна? Нам такая девочка не поступала…
– Странно?… Тогда Надежда Васильевна набрала телефон дома малютки. – Я звоню по поводу Алёны Ковалёвой…
На другом конце провода долго кряхтели, покашливали:
– Ковалёва Алёна умерла вчера вечером – мы очень опечалены случившимся, – наигранно трагическим голосом сообщила директор дома малютки.
– Как умерла?.. – подавленно произнесла Надежда Васильевна и омрачённая новостью, машинально положила трубку. – «Как об этом сказать Арсению? Это убьёт его неокрепшую душу… Скажу, что лежит в больнице, чтобы немного подготовить его. Допустим там вновь карантин и запрещены посещения»…
Так она и сделала.
– А когда мы сможем к ней придти?
– Скорее всего, когда снимут карантин.
Но как воспитательнице не жалко было причинять боль, а сказать правду всё-таки пришлось.
Арсений сначала не мог поверить в сказанное, а потом просто замкнулся в себе и только слёзы горечи, пропитывающие по ночам подушку, говорили, как тяжело он переживал смерть Алёны. Время шло, а боль утраты не проходила…
Минуло уже три года с той трагической даты, а лицо Алёнки, набегающими слезами памяти, всплывало в его глазах…
Потеря сестрёнки могла бы надолго оставить отпечаток маски печали на лице мальчика и напоминать о себе болью в сердце, если бы не один случай:
Арсений возвращался в свою комнату, после занятий в секции самбо. В коридоре он увидел как толпа мальчишек во главе с Пышкой издеваются над щупленьким мальчуганом. Мальчик сидел на корточках, сжавшись в комочек и тихо плакал.
– Ну ты, хромоножка, проскакай-ка на своей хроменькой ножке, а мы посмеёмся, – толкнул его под зад ногой Пышка. – Барыга, а ну-ка постучи ему по голове, а то он не слышит.
Барычев тут же кинулся выполнять приказание и со всего размаха шлёпнул несчастного по голове. Тот ещё больше уткнулся в колени терпеливо снося издевательства.
– Ну-ка проси прощения у мальчика, – схватил Барычева за ухо Арсений. Товарищи попытались защитить Барыгу, напав сразу с двух сторон.
– Проучите этого тоже! – со злостью выпалил Пышка.
Но двое нападавших уже лежали на полу, остальные испугавшись той же участи, боязливо попятились назад.
– Пышка, тебе никак неймётся, – сгрёб того за волосы Арсений. – Если ты такой смелый, давай – один на один. Могу тебе даже фору дать – ещё двоих из своего кагала прихватить.
– Ну, пошутили мы…
– Этот мальчик – мой друг и если ещё кто-нибудь так пошутит, будет иметь дело со мной…Понятно!
– Поня-ятно… – угрюмо, в разнобой ответила компания.
– А теперь шурши отсюда!– кивнул Арсений в конец коридора…
– Ну всё – не плач. Больше они тебя не тронут, – успокоил он мальчика. – Ты новенький?…
– Угу…
– Как тебя звать?
– Серёжа…– посмотрел тот на спасителя благодарными глазами.
– А фамилия?
– Егоров…
– Почему они тебя хромоножкой обзывали?
– У меня ножка одна больная…
– А что с ней?…
– Мама меня маленького уронила – пьяная была.
– Ну а в больницу?…
– Ей не до меня было… Сначала сильно болело, а потом понемногу прошло – так и вырос… Маму позже лишили родительских прав, а меня, когда в больнице осматривали, – сказали, что кость неправильно срослась, после этого отправили в детский дом.
– А родные у тебя есть, где твой отец?
– Я даже не знаю. Спросил как-то у мамы, – где мой папа и кто он? – «А я откуда знаю – кто твой отец и тем более, где он сейчас», – ответила она.
– Была сестрёнка, но умерла когда ей было пять лет. Простыла сильно. Зимой, когда мама была сильно пьяная, она часто открывала настежь окно – вот и простудилась, наверное, Анюта.
– И что же не могли вылечить? – участливо спросил Арсений.
– А кто бы этим занимался – маме было не до того, а я – что мог сделать? Девять лет было: водички подать, да покормить, если что найду.
Вот и лишили её родительских прав, а меня: сначала искали каких-либо родственников, а потом отправили сюда.
– Сколько тебе лет?
– Десять…
– А мне скоро двенадцать – Арсений Ковалёв.
У меня тоже три года назад сестрёнка умерла. Так же: высокая температура, только не знаю отчего – не успели в больницу отправить… Пойдём-ка со мной…
Арсений провёл Серёжу к своему шкафчику и бережно вынул оттуда рисунок: красивая девочка с большими лазурными глазами с полуулыбкой смотрела с листа бумаги.
– Вот это моя сестрёнка – Алёнка. Я нарисовал её по памяти и по фотографии… Вот уже почти три года я смотрю на этот рисунок и вспоминаю то время, когда мы были все вместе. Послезавтра ей бы исполнилось семь лет, – остановил он печальный взгляд на своём творчестве.
Серёжа с искренним участием положил свою худенькую ручку на плечи своего защитника и глазами полными сострадания посмотрел на своего нового друга.