Восхождение

С балкона открывается вид на Дунай, дорогу на Балатон и Вену, видны кварталы Келенфельда, и около каждого корпуса — гараж под открытым небом, ряды собственных машин. Их имеют многие рабочие. Особенно популярны наши «Жигули», ими оснащен почти весь таксопарк столицы.

Вот этой уютной квартиры и вида с балкона на город, а главное — привычной работы очень не хватало Клаусу, когда, получив производственную травму, он попал на операцию в больницу. Это был трудный год для семьи. Пока Клаус находился в больнице, умер его отец — старый, заслуженный шахтер. Сын даже не смог поехать на похороны в город Татабань. Надо было пережить и это горе.

Но друзья не забыли Клауса. Почти каждый день кто-нибудь забегал в палату. Пирошка же частенько приносила домашний ужин в добавление к больничному, она-то ведь знала, как Клаус «любит свой желудок», он обычно утром, перед уходом на работу, съедал яичницу из десяти яиц.

У него еще не вытащили нитки швов из спины, а товарищи по бригаде спрашивали, когда он выйдет на работу. Соскучились.

— Врач в больнице говорил обо мне, — вспоминал Клаус: — «Это тот, который всегда убегает с бюллетеня». И товарищи просили: «Если не можешь еще работать, просто так приди на площадку, покажись ребятам». Жена, конечно, очень злилась, когда слышала такие слова. Пирошка — это в переводе на русский красненькая, так она становилась прямо рубинового цвета, так сердилась!

Клаус ходил некоторое время с костылем, который ему преподнесли те самые ребята, на которых сердилась Пирошка. Потом костыль отбросил. Он остался монтажником, хотя сам Янош Кишвари хотел было подыскать ему работу полегче.

— Мастером-наставником я еще успею стать, — сказал он мне, — пусть набегает опыт. Пока могу сам лепить дома, буду. Не только потому, что у меня есть звание «Выдающийся рабочий». Это и самое интересное.

Слушая Клауса, я подумал: «Какое это замечательное словосочетание «Выдающийся рабочий» — с эпитетом, обычно применимым к большим ученым, художникам, артистам. И как Клаус дорожит этим званием, не титулом, который записан в его удостоверении рядом с орденами «За труд» и серебряными медалями, а самой возможностью быть таким рабочим многие годы. Что же касается его возвращения в строй после болезни, то эта история, рассказанная как бы мимоходом, безо всякого хвастовства и желания удивить, свидетельствовала о силе характера человека, о котором еще раз хочется сказать: «Настоящая рабочая косточка!»

Бригадир всегда воспитатель. И добрая нравственная основа его души не может не оказывать влияния на тех, кто много лет трудится рядом. Не раз я наблюдал на стройках, на заводах, как лучшие духовные качества руководителя бригады постепенно, хоть и в разной степени, становятся достоянием его товарищей.

Бригада Клауса существует с пятьдесят седьмого года.

Он говорил:

— Мы давали людей на другие предприятия, от нас забирали монтажников по указанию руководства, иные выучились, стали техниками, инженерами, но так, чтобы убегать из бригады, — этого не было!

Я вспомнил гордо брошенную Копелевым фразу на его семинаре во Дворце культуры «Созидатель»: «От нас не уходят!»

Быть может, в этом заслуга не одного бригадира — Копелева ли, Суровцева, Бромберга или Клауса? Тут свою роль играет все то, что мы объединяем под общим понятием — нравственный климат в рабочем коллективе. Но несомненно, что и уроки мастерства, и привычку к такому нравственному климату можно обрести в общении, в совместной работе на разных стройках.

Несколько лет назад Клаус две недели проработал в Минске, на строительстве типового девятиэтажного корпуса. Он с удовольствием пожил бы в Москве, среди монтажников Первого домостроительного комбината, о котором много слышал от Логачева, от Суровцева, от копелевского звеньевого плотников Владимира Папилова — все они в разные сроки побывали на стройках Будапешта. Но случилось так, что Клаус посетил в Москве только Краснопресненский завод железобетонных изделий, точь-в-точь такой же, как его завод номер один в Будапеште. А потом Клауса увезли в Минск.

Здесь он монтировал здание на улице Горького. Работал в утренней смене. Темп был высокий, как и в Москве: три дня — этаж. В Венгрии таких темпов еще не знают, и поначалу Клаус сильно уставал. После пяти, когда заканчивалась работа, ему требовалось отдохнуть несколько часов, прежде чем отправиться в кино или на концерт со своими новыми советскими друзьями.

У будапештских строителей действует иная мера отсчета — не по этажам или квадратным метрам, а по квартирам. За день бригада должна смонтировать восемь квартир. В год это примерно 2330. За высокую меру труда достойное вознаграждение. 4700—5000 форинтов — ежемесячный заработок Клауса. Пирошка, которая «заведует кассой», по ее выражению, получает 1500 форинтов, работает уже и дочка, так что семейный бюджет Клаусов около 7000 форинтов в месяц. Народная власть ценит нелегкий труд строителей.

Клаусу эти материальные вопросы особенно близки — ведь он давно уже на выборной должности «профсоюзного доверенного», а это значит, что он контролер и защитник интересов своих рабочих, выступает на собраниях, был делегатом многих конференций.

Хорошая спецодежда, ботинки для стройки, питание — все это вроде бы и мелочи, но и мелочи важны.

— Наши венгры-монтажники народ малоразговорчивый, — заметил как-то Клаус, — иногда на собрании острый вопрос огибают, как кот горячую кашу. Я бывал на рабочих совещаниях в Минске, слушал, присматривался, сам однажды взял слово. Мне понравилось, что люди выступают активно, горячо, искренне, говорят обо всех недостатках. Этому тоже учимся.

Я понял мысль Клауса. Уроки социально-нравственные, активно-гражданственного отношения к своему делу не менее важны, чем технологические новинки или поиски разрешения проблемы рабочей силы, которая в равной степени заботит строителей в Будапеште, в Москве, в Минске.

— У нас не хватает чернорабочих, — сказал Клаус. — Казалось бы, странно, — пожал он плечами, — век научно-технического прогресса, а не хватает как раз неквалифицированных людей!

— Вот потому и не хватает, что такой век, — заметил я. — Все стремятся к образованию, все хотят иметь дело с техникой, а организация производства еще такова, что требует немало грубого ручного труда. И это реальность жизни.

— Пожалуй. Смотришь, произвести земляные работы, поднести материалы, уложить бетон, просто убрать мусор — на это приходится отвлекаться квалифицированным монтажникам. Оплата чернорабочих, естественно, невелика. У нас в Будапеште большинство таких рабочих из провинции, многие имеют дома за двести — триста километров, в городе же живут в общежитии, часто домой наведываются, прибавьте сюда дорожные расходы. И у себя в сельской местности они могут получить такую работу. Вот и проблема, «злоба дня», о которой мы часто говорим на собраниях.

— А выход? Ваше мнение?

— Мое? — Клаус задумался. Вздохнул, почесал указательным пальцем свой седой висок. — Я, конечно, смотрю со своей позиции, — сказал он, — надо создавать комплексные бригады, которым поручается смонтировать весь дом целиком. А заработок в общий котел.

— Но делить по разрядам, по квалификации?

— Да. И все же чернорабочие будут получать больше и заинтересуются в общем успехе. Развивать взаимозаменяемость профессий. Вот как в советских бригадах.

— Итак, путь к бригадному подряду по методу Николая Злобина?

— Так, наверно. Но повторяю — это я вижу со своей колокольни. Если же колокольня повыше, то могут быть, наверно, и другие мнения, — добавил он и почему-то слегка улыбнулся.

В существе этой оговорки я разобрался потом. В тот же приятный вечер дома, в семье Клаусов, а затем во время нашей прогулки по вечернему и уже после девяти часов малолюдному Будапешту — люди или сидят у телевизоров, или же в театрах и кинотеатрах, по городу гуляют главным образом туристы, — одним словом, из наших теплых, дружеских и искренних бесед я вынес главное впечатление и хочу его сформулировать так: