Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 30

боятся, помня о распятье

там на Голгофе. Даже сына

не мог Ты защитить, Создатель.

Пилата дети нынче снова

к ответу требуют невинных,

не чуя голоса святого

и божьей кары. В Ватикане

прельщают паству медом-ядом

спустя столетья. И заранее

сулят спасение от муки.

Молясь Христу, торгуют адом

в лукавстве, в круговой поруке:

Мирроточивый Маг с балкона,

ссылаясь на Тебя, Создатель,

вещает людям, как с амвона,

и простирает руки к небу,

что древний жрец. И люди платят

кумиру верой непотребной,

что Дух Святой на самом деле

кружит над Римом — и столетья

приют находит в папском теле,

и он кумир послушной пастве -

будь то известный всем владетель

или последний в этом царстве.

3

Когда Ты перестал быть тайной?

Нам неизвестно. Сделай милость,

Господь, присутствия знак дай нам.

Не видим знака и за это

бездушных войско навалилось

на нас и хочет сжить со света:

с презрением — а как иначе -

нас потчуют псалмами Брая,

и после шрифта для незрячих,

молебна, музыки органной,

сосед Иесип, дверь ломая,

ворвался в дом с ватагой пьяной:

в двенадцатый мой день рожденья,

отмеченный косою первой,

Иесип (образец смиренья

вчера, а нынче сгусток злости),

вломился, как бандит в таверну,

круша, вослед хорваты-”гости”

(Паян, Томислав, Анте, Дражен) -

соседи все, но в гневе лютом.

Отец не молвил слова даже,

встречая их, он лишь раскинул,

раскинул крылья рук, как будто

взлететь хотел… Да так и сгинул

под той кувалдой. Зверь Иесип

вскочил на стол, рыча: “Под нож их!”

И сталь клинка — в веснушек россыпь,

и лезвие алее мака…

Но вдруг — Твоею волей, Боже -

я погружаюсь в омут мрака -

и затихают вопли брата…

“Кипит вода!” — убийцы хохот

ловлю… Он дьявола глашатай,

он в униформе — ивы черной,

но я — свеча, по воле Бога

погасшая на тропке горной.

4

Из-под косы, там, за ножами,

я вижу вербы колыханье.

“Что ты жива,

не скрою, жаль мне”* -

Иесип пишет. В каждом слове -

убийцы смрадное дыханье

и та же жажда новой крови

он пишет мне — “десятилетья

прошли, но и теперь, как ране,

нет ничего на белом свете

вкусней сербятины под паром…”

“Вода клокочет!..” Где? В казане.

И явь становится кошмаром:

“Кипит вода!”..

Мне в день тот клятый

почудилось: то голос судей,

что и в аду настигнет ката,

чтобы в котел бурлящий бросить,

отмыть от крови… Вдруг, отсюда,

из мира грешного, Иесип -

Мэр городской, холеный, сытый,

описывает мне в деталях,

подробно, как были убиты

мои родные в доме сиром:

два брата ножевою сталью,

сестрица — молотом. Секира

свалила мать. И с мертвой груди

сняв сына младшего, в казане

живьем сварили — псы, не люди!

Кошмар звериного застолья -

в письме, где “сука” мне прозванье,

мне, так желавшей, чтоб от боли

осталась пустота немая,

охранный круг… А он мне пишет:

“Знай мы, что ты еще живая,

повременили б с этим мясом…

Клинок ножа вошел чуть ниже”

(в узле косы моей увязнув),

злодей считает. — Промах этот,

как ложка дегтя в бочке меда.

И впечатленье от “обеда”

ему он портит — (Мать, родная)!

“Ведь ты была мертвее мертвой,

лицо, как маска восковая” -

в конце письма корит Иесип,

прощаясь: “Скорой встречи, с Богом!”

Теперь, суди, сладкоголосый.

Нет, не Господь: ты, маг престольный,-

ты приложил старанья много,

чтоб паству воспитать достойно.

Суди, отец и пастырь жрущих

людское мясо после мессы,

суди, к любви святой зовущий

и так пекущийся о вере

ты, подскажи им, детям-бесам,

как искупить им в полной мере

людскую кровь. Сведи их, отче,

на место то, и пусть всей паствой

блюют, как псы, до горькой желчи,

с зари вечерней до рассвета.

Спаси детей своих, как спас бы

Иисус Христос из Назарета.

Перевод с сербского

Юрия ЛАКЕРБАЯ

СЕРБСКАЯ ДЕВОЙКА ( отрывок из повести )

Валерий Хариюзов

Я сам све врема ишао ка тебя

(серб. “Я все время шел к тебе”)

ДНЕМ МАЛЕНЬКИЙ югославский городок Печ задыхался от жары, но по утрам, когда Сергей Рябцов выходил из гостиницы “Метохия”, воздух был прохладен и свеж, напоминая ему весну в бодайбинской тайге, где он несколько лет проработал в старательской артели. Полюбовавшись на заснеженные албанские горы, Сергей пересекал маленькую площадь и вдоль грязной, одетой в бетон речушки шел к невысокому серому зданию, чтобы из кабинета директора “Ярмарки книг православных писателей” позвонить в Белград своему приятелю — журналисту Зорану Пашичу. С ним они должны были поехать в Сараево. Там, в третьей Романийской бригаде у сербов, добровольцем воевал его друг Колька Русяев, с которым они вместе служили в Афганистане. Но каждый раз Зоран, извиняясь, говорил, что разрешение на посещение Республики Сербской получено, но появились новые проблемы, без решения которых могут возникнуть осложнения на границе, и просил подождать еще один день.

Неделю назад Зоран встретил его на вокзале и сообщил новость: оформление виз задерживается. И предложил, пока суть да дело, съездить в город Печи на “Ярмарку книг православных писателей”.

— Все равно придется ждать, — сказал он.- Караджич ввел по всей Республике военное положение. Дела там плохи. Западную Словению хорваты смяли. Думаю, сейчас пришел черед Сербской Краины.

Зоран тяжело вздохнул и, улыбнувшись, добавил:

— Что поделаешь, боснийские сербы в двойной блокаде. С одной стороны — Запад, с другой Милошевич закрыл границу по Дрине. Вот и приходится крутиться. Ты пару дней пообщайся с писцами, и, как только дадут добро, я тебе сразу же сообщу. Гостиница, питание в Печи — все будет, я договорился с банком братьев Карич, они все оплатят. Утром звонил министру информации Республики Сербской Мирославу Тохолю, он обещал помочь и прислать за нами машину.

Раньше Сергей уже бывал в Печи, но кроме Патриаршего монастыря, узких и кривых городских улочек да заснеженных гор ничего не видел. За эти дни он с лихвой наверстал упущенное. Знакомиться с другими участниками ярмарки ему расхотелось после первой же встречи с украинскими издателями и писцами. Узнав, что он из России, те затеяли разговор: мол, почему не отпускаете Чечню, не отдаете Черноморский флот и заритесь на Севастополь. Самый младший из них решил примирить стороны и сказал, что каждый должен жить по своим законам и в своей квартире.

Расстались холодно, украинцы ушли наверх к директору. Сергей, потолкавшись еще немного на ярмарке, вышел на улицу. Бродить по городу надоело. Он уже успел отметить: по сравнению с первым приездом отношение сербов к России изменилось. И не в лучшую сторону. От той, организованной все тем же банком братьев Карич, поездки осталось ощущение непреходящего праздника: на улицах, в гостиницах — везде их встречали улыбками. Тогда, может быть впервые, они были счастливы тем, что русских здесь по-настоящему любят и на Балканах у них живут братья.

“Даже любовь нельзя эксплуатировать вечно,- вспоминая те встречи, думал он: Они же не слепые — видят, что говорят и делают нынешние российские политики”.

В КОРИДОРЕ “Ярмарки книг православных писателей” висели портреты Пушкина, Негоша, Теслы. Сергею показалось, смотрели они на него укоризненно: ну что, мол, брат, крылья опустил. Он вновь попросил разрешения у директора позвонить в Белград. Про себя Сергей решил: что бы Зоран ни сказал, он сегодня же вечерним автобусом едет в Белград.