Страница 8 из 77
И вдруг я понял. Ну, хорошо, не понял, а просто догадался, предположил.
Они искали медальон. Медальон, который я выкопал в лесу под Приморском и никому не показывал. Даже Севке с Мишаней. Даже Свете.
Голова закружилась сильнее. Ветки дерева поплыли, и я снова прилёг на траву. Осторожно коснулся гудящим затылком холодной земли и ощутил блаженство.
Вот так бы лежать, и ни о чём не думать! Главное — чтобы никто больше не бил меня по голове. Иначе я совсем дураком останусь.
Непослушные мысли выскальзывали, расплывались в разные стороны, словно вёрткие рыбёшки, когда пытаешься ловить их руками. Я бросил эти бесполезные попытки и просто лежал, глядя в темнеющее небо.
Через десять минут я кое-как поднялся на ноги. Застегнул рубашку и заправил её в брюки. Иначе милиция заинтересуется мной сама, без всякого заявления.
Кое-как продрался сквозь густые кусты и зачем-то снова пошёл к двери института. Это было совершенно бессмысленно. Но я упрямо хотел завершить дело, на котором меня прервали.
Я подёргал створку. Разумеется, она была заперта. Взглянул на часы — было без пятнадцати минут одиннадцать.
Ничего себе! Выходит, я провалялся в кустах несколько часов! Хорошо же меня приложили.
Мельком порадовался тому, что часы тоже на месте, и стал соображать — что делать дальше. Вспомнил, что мы со Светой собирались погулять сегодня вечером. Наверное, она ждала, что я за ней зайду, или хотя бы позвоню.
Вот чёрт! Теперь не только идти, но и звонить поздно. Да и попробуй ещё разыщи телефон. Я совершенно не представлял себе, где искать телефонную будку. Даже не помнил — появились уже к этому времени уличные телефоны, или нет.
Ладно, решил я. Завтра позвоню с вахты общежития и извинюсь. Рассказывать о нападении не стану, придумаю что-нибудь правдоподобное, чтобы Света не обижалась.
Пара запоздавших к отлёту уток сорвалась с маленького оконца чистой воды в густых зарослях прибрежного тростника. Испуганно крякая, утки понеслись вдоль заросшего пожелтевшим ивняком берега Ильмень-озера.
Осень стояла тёплая, заморозков не было даже по ночам. Пользуясь этим, утки не спешили с отлётом и кормились, сколько позволяла погода. Огромные стаи птиц кочевали с чистой воды в тростниковые плавни, и обратно.
Александр отстегнул от ноги ловчего сокола мягкие кожаные путы. Снял с головы птицы специальную шапочку — клобук. Эта шапочка закрывала птице глаза и не позволяла раньше времени увидеть добычу и сорваться за ней без команды охотника.
Молодой князь приподнял тяжёлую птицу повыше, чтобы сокол увидел уток. Сапсан повернул голову, взмахнул бурыми крыльями с белой пестриной и легко поднялся в воздух.
Посол Ливонского рыцарского ордена, рыцарь Андреас фон Вельвен с презрительным недоумением смотрел в спину молодому князю.
Дело не в том, что фон Вельвен не понимал соколиную охоту. Напротив! Среди европейского дворянства охота с ловчими птицами считалась достойной забавой. Сам император Священной Римской империи Фридрих отдавал ей должное и завёл у себя в Вене настоящий соколиный двор, на котором содержались сотни ловчих птиц. Десятки слуг ухаживали за дорогими соколами, ястребами и беркутами, лучшие из которых стоили дороже чистопородного боевого коня.
Сам фон Вельвен был недостаточно богат, чтобы завести хотя бы одного сокола. И слишком ценил своё время, чтобы тратить его на такую забаву, как охота.
Младший сын мелкого немецкого барона, фон Вельвен с ранней юности был вынужден поступить в орден меченосцев. Попрощавшись с отцом, молодой фон Вельвен отправился на север, в дикие болотистые леса на берегу холодного Балтийского моря. Он сделал это, надеясь получить в награду за службу кусок завоёванных земель и основать собственное баронство.
Фон Вельвен отличался преданностью и хорошо владел мечом. Эти качества позволили ему быстро выбиться из рядов прочих рыцарей. Сам магистр ордена Фольквин фон Наумбург заметил молодого барона и приблизил его к себе. Под командованием фон Наумбурга Андреас покорял и усмирял эстов, ливов и куршей, участвовал в походе на жемайтов и земгалов.
В этом несчастливом походе войско ордена меченосцев было разбито внезапно напавшими язычниками. Тяжёлая кавалерия рыцарей вязла в топкой земле. Земгалы и жемайты бросались на крестоносцев словно дикие звери. Длинными крючьями стаскивали рыцарей с коней на землю и убивали топорами, а то и просто ножами, вгоняя узкие лезвия между пластин панциря.
В той битве погибли сорок восемь рыцарей ордена, несколько тысяч орденских ратников и сам магистр Фольквин фон Наумбург.
Андреас тогда сражался, как раненый медведь, окружённый стаей волков. Он сумел пробиться сквозь ряды дикарей и остался жив, хотя и был ранен.
После поражения остатки ордена меченосцев были вынуждены влиться в Тевтонский орден. Андреаса быстро приблизил к себе новый магистр — Герман фон Балк. И теперь отправил его с посольством в Новгород, к русскому князю Александру. Надо было во что бы то ни стало уговорить Александра не поддерживать восставших против власти ордена эстов. А если получится — склонить русского князя к военному союзу с орденом.
Прибыв в Новгород, Андреас был изумлён. Никогда немецкому барону не приходилось видеть настолько богатый город! Подумать только — улицы Новгорода были сплошь вымощены деревянными мостовыми. Даже крестьяне и мастеровые жили в добротных деревянных избах с печами и банями. А бояре и купцы строили себе высокие терема в три этажа, с балконами, лесенками и переходами.
Новгородских детей с семи лет учили писать и читать. Всех — и мальчиков, и девочек! Где такое видано? Зачем грамота гончару, или конюху? Его работа — выполнять волю господина.
Беднейшие горожане щеголяли в добротной одежде. Нередко на жене какого-нибудь кузнеца можно было увидеть праздничные украшения из золота и серебряных монет.
И вся эта роскошь досталась не истинным христианам — подданным Римского престола, а еретикам, которые поддерживали патриарха в Константинополе.
Андреас фон Вельвен считал это несправедливым. Говорят, владения одного только Новгорода чуть ли не больше, чем вся Германия. И это не Европа, где каждый клочок земли распахан и засеян, а поля с каждым годом дают всё меньше и меньше зерна.
Новгородские земли богаты лесом и пушным зверем. В них можно было добывать дёготь, уголь, , мёд, строительный лес.
А русских крестьян заставить работать на господина, как и положено крестьянину.