Страница 38 из 75
Я спустился вниз, где у парадного подъезда уже стояли в ожидании два автомобиля — один для меня начальника охраны с помощником, второй для еще четырёх человек сопровождения. Благо удалось избежать необходимости ехать в город с казачьим эскортом. Хотя начальник охраны и напирал, аргументируя недавним покушением. Но я смог его убедить. Сказал что не хочу привлекать лишнего внимания.
Стоило подойти к автомобилю как сразу услышал:
— Ваше императорское высочество, позвольте отнять у вас несколько минут.
Я обернулся, смерив взглядом мужчину лет сорока, гладко выбритого, в дорогом костюме. Судя по тому, что моя охрана его не вязала и не крутила руки — человек здесь известный.
— Возможно, вы меня запамятовали, — улыбнулся бритый, снимая шляпу и прижимая ее к груди. — Титов Остап Петрович, камергер двора его императорского величества.
И что же мне делать? Послать подальше или предложить записаться на аудиенцию? А может вообще наследник проводить аудиенции? Без понятия. Впрочем, попробую говорить.
— Семен Иванович, — кивнул я старшему группы — коренастому парню лет двадцати пяти. — Посадите господина камергера в мою машину, поговорю с ним по дороге.
— Слушаюсь, ваше высочество, — коснулся старший ладонью собственной шляпы и, одновременно открывая мне заднюю дверцу.
Я устроился на самом почётном месте, рядышком плюхнулся счастливый камергер, а Семен Иванович занял место рядом с водителем. Автомобиль тронулся, за нами пристроилась машина сопровождения. Интересно, а в двадцать первом веке охрана позволила бы будущему главе государства взять в машину постороннего человека? Наверное, разрешила бы, но обязательно бы проверила — а вдруг у попутчика при себе мешок огнестрельного оружия, колюще-режущих предметов, а также гранат, мин и прочих взрывоопасных предметов. Может, этот Титов — террорист-смертник? Я с ним сижу, а он взрывчаткой обвешан. Ещё раз взорваться и опять умирать мне не хотелось. Но я решил не пенять начальнику охраны и так кое-как договорился. Впрочем, камергер не похож ни на террориста, ни на простого убийцу. Однако надо взять на заметку, провести профилактическую беседу в будущем и поделиться своим видением о работе сопровождения и телохранителей.
— Итак, Остап Петрович, что вы хотели? Я вас внимательно слушаю.
Я специально выдал камергеру две фразы, которые так любят мелкие начальники в моей истории, а ещё разного рода бюрократы , от которых меня бросает в дрожь и хочется кинуть чем-нибудь в говорившего. Но для Титова мои слова показались очень доброжелательными и камергер, просияв, сказал:
— Ваше высочество, у меня к вам огромная просьба... Но даже не знаю, как и начать, чтобы вы меня правильно поняли... — Сделав вид, что ему жуть, как неловко, Титов продолжил: — Дело в том, понимаете ли... В общем, все дело в том, что я хочу попросить вас сделать мне, и моей семье огромное одолжение... Но, право слово, не знаю, как и начать.
Титов ещё что-то мямлил, не торопясь переходить к делу, а мне уже захотелось рыкнуть: — телись поскорее, господин камергер.
Я прекрасно видел, что его нытьё и мямленье, только ужимки, как у той мартышки. Но наследнику следует относиться к подданным с уважением, тем более, что здесь целый камергер. Вполне возможно, что Титов имеет еще и чин, не ниже статского советника.
— Остап Петрович, если вы уже начали, говорите прямо — чем я могу вам помочь?
— Ваше высочество, для вас это сущая мелочь, а для моей семьи, а особенно — для моей дочери, это важно.
Ох, как де меня раздражают такие манипуляторы. Уже и просьбу обесценил, и дочерью разжалобить пытается, а к сути так и не перешёл.
— Так что я могу для вас сделать? — с нажимом повторил я. — Помочь вашей дочери поступить в институт благородных девиц?
— Что вы, ваше высочество! Моя дочь закончила Мариинскую гимназию, а в институт благородных девиц ей уже поздно.
— Я до сих пор не услышал просьбы, — строго произнёс я, нахмурив брови.
— Моя дочь мечтает стать фрейлиной, — выдохнул господин камергер, уставившись на меня, словно ребенок, ожидающий чуда от деда Мороза.
— И чем же я могу вам помочь? — удивился я. С некоторыми тонкостями придворной жизни и придворных званий я был знаком и раньше, теоретически, а теперь обновил свои знания. — Я не женат, а холостым цесаревичам фрейлины не положены. Вот, если бы у меня имелась супруга, тогда я имел бы право завести Малый двор, где имелись бы собственные придворные. Но и то — фрейлин набирает жена, а не муж.
— Но фрейлины имеются у вашей августейшей бабушки — Ее величестве императрицы Александры Федоровны. По штатам двора фрейлин может быть двести душ, виноват, девиц, а нынче не наберется и сто. А ещё у пятидесяти фрейлин есть женихи и, в ближайшее время они выйдут замуж. Стало быть, количество придворных дам младшего чина уменьшится. Если вы попросите вашу бабушку включить в список фрейлин Анастасию Титову, она вам не откажет.
— А вам не проще попросить об этом саму императрицу? — поинтересовался я. — Вы камергер, стало быть, имеете право в любое время предстать перед ее величеством. В чем здесь проблемы?
— Я уже обращался с такой просьбой к Александре Федоровне, — вздохнул камергер. — Но её величество твердо сказала, что она не намерена увеличивать штат фрейлин. Напротив — будет способствовать тому, чтобы имеющиеся в её распоряжении фрейлины поскорее вышли замуж и оставили двор. Императрица считает, что после её смерти, судьба фрейлин неизвестна — оставит ли их при себе новая императрица, или нет, неизвестно, но она считает себя ответственной за судьбы девушек. Но если вы похлопочете перед государыней, то безусловно, моя дочь получит назначение и у вашей супруги — будущей императрицы.
Ишь, а хитро. Считает, что если похлопочу, так и не брошу. И здесь он прав. Если моими стараниями его дочка станет фрейлиной, то потом, позже, негоже просто отправлять девушку в отставку Хм... И все бы ничего, и слова господина камергера очень похожи на правду, если бы не одно «но». Когда он сказал, что мечта дочери — стать фрейлиной, меня слегка кольнуло. Так чья же это мечта? Папы или дочери?
— А вы тоже считаете, что ваша дочь должна стать фрейлиной?
— Ваше высочество, я желаю, чтобы моя дочь была счастлива.
Не врет. Впрочем, какой отец не захочет, чтобы дочь была счастлива? Но уж очень обтекаемо говорит.
— А вы уверены, что если девушка станет фрейлиной, то она станет счастлива?
— Разумеется, ваше высочество!