Князь Рысев 3

Паршивец не терял времени даром. Его художества обещали нам целый аттракцион неприятностей.

Биска была зла, а может, даже и в злорадном бешенстве — иначе как объяснить то, что прежде чем я влетел в брюхо паршивца, на моей голове успели вырасти рога.

Мерзавец ахнул. Выпрямляясь, я выбил из его рук Кисть Мироздания, схватил его за грудки дивного кафтана, словно мешок, бросил в один из бесконечно удаляющихся составов.

— No, please! What you doing? Stop it! — Я решил, что уж как-нибудь потом разберусь с его тарабарщиной. Запрыгнул следом, поднял с земли. Стискивая, не давая ему возможности пошевелиться, я отыгрывался на нем за все, что он мне учинил.

Хорошая такая затрещина прилетела ему за сломанные ребра. Пасти Цербера, которыми вдруг стали мои руки, впились в его плечи, словно в долгожданную добычу, повалили наземь. Это уже Биска — ей жаждалось отомстить за то, что его рисованные питомцы трепали ее, словно половую тряпку.

Теперь она возила его по мраморным осколкам моими руками, и я чувствовал, как внутри нее бурлит детский, неизбывный восторг.

Ей не хотелось наказывать.

Ей хотелось мучить.

— Please! — Он взмолился. Это было странно — мне казалось, что после того как я его отделал, единственное, на что его хватит, так это на болезненные стоны. А он еще и говорить смел...

Биска впилась в его глотку до того, как я успел ее остановить. Поганец забулькал кровью, рухнул нам под ноги.

— И что теперь делать?

Вопрос был уместен как никогда. Роскошный зал чужого величия, обратившийся в россыпь руин после непродолжительной схватки, дрогнул. Иллюзорный мир больше никто не поддерживал; трещины паутиной побежали по стенам, отламывая целые булыжники. Хозяин мертв или умирает — и созданное им, пусть и в сознании, погибает вслед...

Дьяволица предпочитала словам действие. Вместе мы скользнули к Кисти Мироздания, схватили посох.

Рисовал я всегда плохо. Самый мой нелюбимый предмет в школе был. У Биски же, казалось, с этим дела обстояли лучше.

Набалдашник посоха ткнулся в разверстое горло противника, окрасился красным — а дочь самого Сатаны прекрасно знала, что использовать вместо красок.

Дверь у нее получилась всем дверям на славу, хоть в ту известную рекламу с Нео пихай.

Я рванул наружу, чуя себя идиотом. Здравый смысл, еще пару мгновений назад желавший делать ноги от нарисованного поезда, решил отметить, что бежать в рисованную дверь — уже слишком даже для его скромной персоны.

В задницу пусть идет! Не знаю, в какую сторону она открывается и куда я должен был вывалиться опосля, но я врезался в нее всем телом, справедливо ожидая, что попросту ударюсь о стену.

Страху на миг показалось, что так оно и случилось, но потом...

Я почувствовал себя чужим. Словно вынырнув из-под толщи воды, отчаянно пробирался сквозь землистые развалы над головой. Вязкая глина оседала на форме, липла к рукам, норовила забить собой рот и нос.

Путь назад показался мне бесконечным. Чрево живого комка акварели твердело, становилось жестким. Буйство красок угасало вместе с его жизнью.

Я вывалился наземь, чуя себя обессиленным и опустошенным.

Ушей коснулся утробный, ни с чем несравнимый рев. Я застонал, не желая открывать глаза — ну в самом деле, что я там хорошего-то увижу?

Очередные неприятности.

— Вставай же, дурень! Слышишь?

Мне на миг показалось, что это ласковые руки Биски пытаются поставить меня на ноги.

Вместо нее была Егоровна. Я сам волновал ее в последнюю очередь, а вот прилипшая к моей руке дрянь — это и есть Кисть Мироздания? — вызывала у нее самый неподдельный интерес.

Я помотал головой, прогоняя непрошенный морок и пытаясь прийти в себя.

— Этот... Эта паскуда разбудила его! — Вредная старуха все никак не унималась. Я же видел перед собой невообразимое — мало ли за последнее время такого видел?

— Кого?

— Место силы! Разве не очевидно? Отдай мне Кисть!

Она не просила — требовала.

Я же сделал несколько шагов назад. Камень Поэзии, еще недавно просивший у меня защиты, был истерзан, словно плетью. Десятки, если не сотни кристаллов хрустнули, навсегда утратив прежний блеск. Устав ждать, когда ему окажут помощь, он решил самолично воздать мерзавцу с Кистью Мироздания в руках по заслугам.

Голем, прочитал я в описании. Емко, кратко, без излишеств. Не зря ж говорят — краткость сестра таланта.

Он взирал на меня тысячью глаз и видел перед собой только одно.

Тот, кто пытался его убить — лопнул, сошел на нет, но из его недр выбрался другой — с тем же самым оружием в руках, которым его столь отчаянно пытались убить.

Стоит ли говорить, что объяснить многотонной туше, возвышавшейся надо мной, что я к нему питаю исключительно благие намерения, будет непросто?