Страница 5 из 16
Здоровяк, прихрамывая, заспешил прочь из бойцовского круга — словно в наказание за бегство, отбившись от двух атак одновременно, Романовна, в один скачок оказавшись рядом с ним, словно плетью, размашисто ударила бедолагу по заднице.
Смех и восторг служили результатом чужого унижения. Даже я прикрыл растущую неловкую улыбку ладонью.
Ее выпады были чем-то особенным — я до конца не понимал, что же такое вижу. Это ни в коем разе не было похоже на то фехтование, к которому я привык. Это был дерзкий, агрессивный наскок. Валерьевна лихо блокировала удар мажорчика, уводя его в сторону, завернутой в плащ рукой оттолкнула его прочь от себя, врезала в стену. Ее клинок через мгновение врезался в чашку шпаги доходяги, поднырнул прутом лезвие, метя в ладонь — словно ужаленный злой осой, мальчишка отшвырнул оружие прочь. Его боевая рука тотчас же налилась красным, распухла, будто от дикого жара. Тупой кончик учебной шпаги в руках женщины вмиг оказался у самого горла несчастного — перетрусив, задрав голову, он испуганно смотрел сверху вниз на клинок.
И на улыбку самодовольной Романовны. Словно решив дать ему шанс, она отскочила, лениво размахивая оружием — и доходяга нырнул за лежащим у ног оружием, надеясь подлостью купить победу.
Это он зря...
— Чему я вас учила, мальчики? — задорно, с притворной строгостью спросила она у аудитории. — Что отвага пишется с буквы О!
Описав красивый, ровный круг клинком, она ударила наотмашь и плашмя — доходяга, сбитый с ног, грузно рухнул на пол, решив, что настало время принять поражение.
Орлов зверел не по часам, а по секундам. На миг мне причудилось, что где-то в крови белобрысого мажорчика есть испанские корни. С трудом сохраняя последние остатки спокойствия, он отчаянно злился неудачам. Они приводили сына судьи в неистовое бешенство. Едва ли не с рычаньем, восстановив равновесие, он снова оказался в боевой стойке. Ударил шпагой перед собой, а мне подумалось, что несчастный обезумел — словно записав воздух во враги, он отвесил ему еще одну хлесткую, но бесполезную затрещину.
Полоска его маны дрогнула, догадка случившегося ударила меня мгновением позже, и я не успел среагировать. Призрачная, гремящая цепь, родившаяся из родового заклятья жадными до чужих рук и ног кандалами потянулась к женщине.
Чтобы в тот же миг рассыпаться в прах. Красными искрами, будто сгорая, она растаяла, не оставив и следа.
Николаевич лишь наставительно погрозил пальцем — не Орлову, всем нам.
— Никакой магии в стенах учебного заведения. Только на практике, дуэлях и полигоне. Вам ясно, молодые люди?
Романовну нисколько выпад мажорчика не удивил. Не раствори чужого заклятья... а кто его растворил? Я не знал, ну да и черт бы с ним. Не сделай этого таинственный некто, так она нашла бы способ увернуться.
Конечно, с двумя-то сотнями очков в ловкости и с доминированием по уровню, еще бы она этого не сделала! Ясночтение вытаскивало ее подноготную, выкладывая передо мной. Рефлексы, цирковое прошлое, атлетка — по уровню гибкости и скорости она могла составить конкуренцию даже Алиске.
— Она пишет, — вдруг сказал мне Дельвиг, дернув за рукав.
— Что?
— Она пишет, — повторил толстяк и кивнул на Валерьевну, уставился мне прямо в глаза и сказал по новой. — Она пишет, понимаешь?
Я не понимал, но то, что наш поэтичный жиробас что-то этакое разглядел в ее необычном стиле фехтования, должно было навести на мысли.
Отважная догадка, минуя островки бреда, цепляясь за округлые, скользкие края чужих слов, рвалась с самых низов в мою голову.
Орлов остервенело покачал головой, будто прогоняя остатки здравого смысла, решив оставить подле себя лишь гнев, ненависть и желание самоутвердиться.
Неплохо, направлял бы он все это еще в правильное русло...
Романовна встретила его атаку без особого пиетета. Там, где Орлов видел себя беспощадно жалящей осой, она без особого энтузиазма, с ленцой, отбивалась.
Чтобы через мгновение устроить форменное шоу.
Она пишет, как набатом прозвучало у меня в голове, и я, наконец, увидел. То, что я принимал за фехтование, выпады, репризы и батманы, на самом деле были слова.
Кончик шпаги перед каждым ударом выписывал буквы — Романовна строчила повесть о своей маленькой, нелегкой победе. С издевательской ухмылкой на лице склоняла, вкручивала в речь двух клинков деепричастный оборот, спешила заменить подлежащее сказуемым — и вот уже из неловкой барышни, учительницы каллиграфии она обращалась в неистовую бестию.
Вот зачем она учила нас писать шпагами — ее уроки на деле не имели никакого отношения к фехтованию. Ее задачей было научить нас вкладывать в слова смысл. Наполнить наши будущие заклинания не только волей, но и всей силой русской речи.
Силен и могуч русский язык.
Орлов защищался, будто лев. Стоило отдать должное его учителям — свой хлеб они жевали не зря. По крайней мере, приучили мальца держать клинок не как острую дубину.
Романовна опробовала его защиту междометием, не договорив, нарисовала точку с запятой. Клинки щелкнули друг о дружку в неистовом батмане, высекая искры — оборона мажорчика пусть и трещала по швам, но напор держала. Тогда Романовна схитрила. Юркая, словно обезьяна, она закружилась вихрем. Кончик шпаги уже писал сыну судьи поражение. Не стесняясь поэтичности, не чураясь филигранности стиля, она обрушилась на него жалящим штормом.
Шпага кольнула Орлова в плечо, скользнула к колену, заставила парнишку вскрикнуть, прежде чем рухнуть наземь. Размашистый удар прошелся по груди, лишь чудом оставив рубаху целой. По-женски издевательски Романовна закончила свой рассказ о победе, поставив точку: ткнула кончиком острия Орлова в нос.
Боль заставила мальчишку залиться слезами. Нехотя, но все же принимая реальность, он поверженно поднял руку, говоря, что на сегодня усвоил урок.
— Следующие? Ну же, ну! Покажите себя, ведь вы же, — она хмыкнула, будто сомневаясь в том, что говорит, — мужчины.
Укол пришелся в самое сердце. Умелой манипуляторшей она заиграла на нас, словно на скрипке.
— Зачет автоматом всякому, кто сумеет утереть мне нос! Будьте же джентльменами, предложите даме платок! — пообещала она, и это сыграло свою роль.
Желающих испытать удачу прибавилось. Каждый мнил, что раскусил хитрость ее приемов. Да и Орлов — ну кто такой этот Орлов? Они-то сами справятся куда лучше, не дадут застать себя врасплох...