Князь Рысев 3

Я как-то на неделе спросил Биску, существуют ли проклятые чернила: ну должно же быть у нечистого хоть что-то, чем можно было бы ответить на такую каверзу. Она лишь пожала плечами — крови самого Сатаны вполне хватало для заключения договоров, а выдумывать нечто новое... Черт, с ее слов, конечно, на выдумки горазд, но не до такой же степени.

— Мы сумели создать лишь нечто подобное. Копировали технологию. Или выдумали ее заново.

— Любопытно, — отозвался я, сделав несколько шагов в сторону. Мне страшно не хватало Слави — ангелица бы сейчас запросто смогла бы распознать, говорит правду наша алхимик или заливается соловьем...

Я прошелся, взглянул на уцелевшие награды и дипломы. Лысик состоял в историческом обществе. Я присвистнул — покойный имел, может быть, теперь и ничего не значащий титул графа.

И археолога.

Под ногой захрустела расколотая рамка для фотографий. Лист фотобумаги запечатлел на себе черно-белые силуэты бывшего графа с друзьями на раскопках.

Я окинул взглядом книжные полки — те меня не подвели. Может быть, конечно, под корешками «Особенностей арабийского письма» и «Методов начертания ангельского алфавита: символизм или технология?» и пряталось какое-нибудь дешевенькое фэнтези, да что-то я сомневался.

— Много он тебе платил за охрану? Я всегда видела в тебе всего лишь букашку, Федя. — Присмиревшая и успокоившаяся Катька снова проявляла не лучшие качества своего характера. Испробовавшая на мне все, но так и не добившись хоть сколько-то значимого результата, сейчас она хотела лишь уколоть словом. — Но я никогда бы не подумала, что ты посмеешь опуститься столь низко. Надеюсь, твой отец вертится в гробу, видя, во что ты уронил его имя.

И почему, будучи прижатыми к стенке, потерявшие силы, не способные смириться с собственным поражением, они всякий раз заводят мульку о благородстве, чести и светлом имени аж самого рода?

Походило на какую-то скверную традицию...

— Мне никто и ничего не платил. То, что я явился сюда с ангелом, должно было пробудить в твоей беловолосой головке хоть каплю смысла. Но в одном ты права — этот паршивец нужен был мне живым.

— Зачем? Мало заплатил? — Она осмелилась на усмешку, я же пропустил ее мимо ушей.

— Я здесь затем же, зачем и ты. Этот... — Поймал себя на том, что даже не знаю его имени. — Этот мерзавец связан со всем тем, что происходило с моим родом за последний год. И, чую, он был связан с похищением Кошкиного кольца.

— Твой отец продал его иностранным шпионам.

— Ты только что говорила о его светлом, чистом имени, а теперь сама возводишь напраслину? Вероятно, эта погань и могла бы пролить свет на эту историю. Да вот только из покойников жутко плохие говоруны...

Если только не отыскать его душу в Аду. Мысль показалась мне столь же безумной, сколь и естественной. Здравый смысл взывал доверять реальности, а не строить воздушные замки, да еще и на фундаменте беспочвенных фантазий.

Катька потупила взор, кажется, мне удалось невозможное: заставить ее чувствовать себя виноватой.

— Он собирался бежать, — вдруг буркнула она.

— Куда? — спросил так, ради проформы. Вряд ли ответ мог помочь мне в моих изысканиях.

— В Египет, в Тунис. У него туда свободный проход, как у историка и археолога. Хм-м-м, золотой лев, который на меня здесь напал. Я думала, он нужен был для защиты...

— Этот золотой лев — письмо. Не буду вдаваться в подробности, но писавший желал моего похищения.

— А эта мерза в последнее время принялся подделывать записи. И наверняка принимал заказы от других. Письмо, способное защитить себя самого в случае опасности... — Она словно вошла со мной в симбиоз, выкладывая все, что ей известно и дополняя мою тираду.

Я закусил нижнюю губу. Такой человек лишь исполнитель, вряд ли у него были ко мне какие-то личные претензии.

Если умение писать у ангелов, как бы иронично оно ни звучало, технология, то перед нами сидел труп, сумевший раскрыть ее секреты.

Стало понятно, отчего Славя так уверена в своей безнаказанности. Ей нечего было бояться, вторгаясь сюда: в конце концов, она всегда могла оправдать свои действия Божьей карой.

А зная ее практичность, не оставалось сомнений, что именно так она бы и сделала.

— Как же вы вышли на него?

— Он был тем, кто пытался заказать у нас святые чернила. Не конкретно у нас, конечно. Нашел алхимика, на которого смог надавить, предложил хорошую сумму.

Я пожевал губами. Вот оно, выходит, как. У какого-то засратого графа хватает деньжищ спонсировать едва ли не перспективную разработку, а у меня в карманах не хватает мелочи на проезд.

Несправедливость как она есть.

— Ему платили и платили хорошо. Только представь, сколько может стоить подобное письмо. Написанное «ангелами» — кто осмелится его расшифровывать? И кто из этих крылатых тварей решится выдать своего?

Ого, да у нее, кажется, какие-то личные терки с ангелами.

— Это, конечно, все замечательно. Но, боюсь, мне это уже ничем не поможет. К слову, о подмоге... С чего ты взяла, что она должна была быть?

— Перед тем как я его убила, он успел написать письмо. Этими самыми чернилами. Стоит ли говорить, что оно скользнуло в форточку?

— Блеск. И ты говоришь об этом только сейчас? — Я сорвал на ней злость, хотя и сам был виноват. Кто мешал мне схватить Менделееву в охапку и дать деру? Поговорить можно было где-нибудь и в другом месте.

Я надеялся, что у нас еще есть время. Время ухмыльнулось, заверив, что его нет ни у кого, а потому могу даже не рассчитывать.

Три автомобиля, шелестя колесами по выщербленному асфальту, остановились у магазина.

Окажись это известные пожарные, милиция, амбулаторная, я бы воспел им хвалу.

Но из черных машин чинно и спешно выходили разодетые в плащи и шляпы джентльмены, мало склонные к пустоте разговоров...