Реквием

— Зачем же он туда полез, как по-вашему? — спрашиваю я, незаметно бросив взгляд на часы.

— Я же вам сказала: это шпионаж.

— Как то есть шпионаж?

— Очень просто: охота за секретными сведениями! Дело в том, что мой отец все время приносит домой разные секретные бумаги, он их запирает в столе и никого в эту комнату не пускает.

— А почему вы не рассказали отцу?

— Зачем? Чтобы его хватил удар? Он так дорожит своей работой, что для него больше ничего не существует. Эта загадочная история может его убить. К тому же у меня нет никакой уверенности, что мои подозрения основательны.

— А почему бы вам не расспросить вашего Бояна? Почему бы вам не поговорить с ним спокойно и откровенно? Если он скажет правду — хорошо, а если начнет врать, вы не ребенок, сразу догадаетесь, что он врет.

  Явно польщенная тем, что я так высоко ценю ее проницательность, девушка театрально отводит в сторону свою нежную руку, держащую сигарету, и заявляет:

— Потому что я на него зла. Вчера весь день на него злилась. А сегодня с самого утра ищу его и не могу напасть на след. Даже познакомилась с одной уродиной, с которой он дружил до недавнего времени. Я и раньше знала одну такую, правда, только по виду — Лили, или как там ее зовут. А сегодня утром столкнулась в «Ялте» с другой такой же птицей — с Марго.

— И что же вы от нее узнали?

— Официантка мне сказала, что она из компании Бояна. Я к ней, спрашиваю вполне по-человечески:

  «Вы из компании Бояна?»

  А она: «С каких пор компания Апостола стала компанией Бояна?»

  «Я хочу сказать, что ищу Бояна», — поясняю ей вполне человеческим языком.

  А она: «Что ж, ищите себе, я вам не справочное бюро! И вообще, если вы не хотите испариться, то садитесь, нечего торчать у меня над головой».

  Я сажусь, не обращая внимания на ее грубость, и снова объясняю ей:

  «Я слышала, будто они тут собираются».

  А она: «Собирались, было время. Потом, из-за здешней перенаселенности, перебрались в «Молочный», а потом и там стало невпроворот, и теперь в «Ягоде» или «Малине», у черта на куличках — ни город, ни село».

  Потом стала меня разглядывать, будто манекен, стоящий на витрине, и спрашивает:

  «Зачем вам Боян? Снадобье понадобилось, да?»

  «А что это такое?» — спрашиваю вполне по-человечески.

  «Ясно, — говорит она. — Как только узнаете, о каком снадобье идет речь, вам без него не обойтись. Но вы не робейте. Я буду наведываться в психиатричку, приносить вам сигареты».

  Я хотела у нее еще что-то спросить, а она: «Ну-ка брысь, голова разболелась от вас! — говорит. — Я рада, что забыла всю эту шушеру, а вы... Брысь! Вам сказано: «Ягода» или «Малина», а может, еще какие фрукты, где-то там, на городской окраине... А если окажетесь в психиатричке, черкните пару слов. Может, проведаю...»

  Прервав свой рассказ, Анна вопросительно смотрит мне в лицо.

— Вы можете себе представить? Настоящая грубиянка. А эта Лили чего стоит! Как подумаю, что Боян с нею водился...

  Однако, вспомнив, что она зла на Бояна, Анна выдает новый постскриптум:

— Впрочем, это меня нисколько не интересует. Пускай делает что хочет.

  Я спешу взять слово, пока не последовал новый постскриптум:

— Вы хорошо сделали, что пришли ко мне. А еще лучше сделаете, если тут же забудете всю эту историю. И никому ни слова!

— Никому ни слова! — подтверждает Анна, вставая и клятвенно выбрасывая вперед руку.

  Подписав пропуск, я вручаю его Анне, и она уходит, но, вспомнив о чем-то, снова поворачивается ко мне.

— А как мне быть, если я все же выслежу шпиона?

— Уж прямо шпион... — добродушно возражаю я. -Насколько я знаю, он парень неплохой.

— Неплохой?... Вы с ним знакомы?.. — удивляется Анна.

— Он парень неплохой, уверяю вас. Конечно, если у вас есть личные причины злиться на него, дело ваше.

  И я спешу скорее выпроводить ее, пока она не пустилась в расспросы.

  А между тем Борислав, у которого неизвестно почему до сих пор киснет Боян, запросил справку о местонахождении шайки наркоманов.

— Были в «Молочном баре», но уже ушли. Я дал указание отыскать их и доложить, — информирует он меня. — В последние дни, как тебе известно, мы ими не занимаемся.

— И без них скучать не приходится, — соглашаюсь я. — Но после сегодняшней истории с этой упаковкой у меня что-то неспокойно на душе. Боюсь, как бы они чего не натворили.

— Ты полагаешь, что и тем уже дали знать?

— Трудно сказать. Чем черт не шутит.

  К обеду сообщили, что компания в «Ягоде».

— Направить туда людей Драганова или нам самим подскочить? — советуюсь я с Бориславом.

— К чему эта канитель? Давай возьмем с собой патрульную машину, и поехали.

  Так и порешили. Бояна прямо-таки распирало от удовольствия, когда ему сказали, что и он может отправиться с нами в этот рейд.

  Когда мы подъехали к «Ягоде», в нашу «Волгу» залезает человек, который вел наблюдение, и информирует:

— Подались на какой-то старой колымаге в сторону Княжева. Минут десять прошло.

  Велю шоферу на всех парах мчать в том же направлении и продолжаю выслушивать доклад нашего наблюдателя:

— Они пробыли тут от силы четверть часа. Апостол все ругал Пепо за то, что тот не сумел обеспечить машину, тогда как сам он напал на целый склад снадобья. Тем временем в кафе заходит какая-то девчонка, прежде я ее не видал. Апостол говорит Розе, что это новая зазноба Бояна. «Отняли у него морфий, сейчас и девушку отнимем», — добавляет он. Роза приглашает ее к столу, сказав при этом, что они только что виделись с Бояном. В этот момент у входа появляется Пепо со старым драндулетом, и они начинают рассаживаться в нем. Перед тем как тронуться машине, Роза объясняет Анне, что они едут в Княжево и что там в лесу их ждет Боян. «Нынче такой праздник будет, закачаешься!»

  Рассказ то и дело прерывается от воя сирены, которую шофер включает, чтобы обеспечить нам свободный проезд. Мы летим с предельной скоростью, и нам бы уже пора догнать старую колымагу, несмотря на то что она выехала десятью минутами раньше.

— Или их драндулет движется с несвойственной ему скоростью, или они поехали другой дорогой, — бормочет шофер.

— Может быть, нам есть смысл остановиться да порасспросить, ничего, что потеряем минуту-другую, — предлагает Борислав.