Правда

– Не сомневаюсь, ваша светлость, – жизнерадостно отозвался Доброгор.

– Кстати, э, говоря, а у вас бывают ежегодные банкеты?

– О да. Определенно, – сказал гном.

– А когда?

– А когда вам будет удобно?

«Вртно зклчне блшг кнтркта с Неким Образовательным Учреждением в грде, – написал Уильям, а потом, поскольку был честен, добавил: – По надежным сведениям».

Что ж, дела шли неплохо. Он только утром отправил одно письмо, а у него уже есть важное сообщение для следующего…

…вот только его клиенты будут ожидать следующее только через месяц. А он сильно подозревал, что к тому времени это уже никого не заинтересует. С другой стороны, если он им об этом не сообщит, кто-то обязательно будет недоволен. В прошлом году Уильяму устроили головомойку из-за дождя из собак над улицей Паточной Шахты – а ведь его на самом деле вообще не было.

Но даже если он попросит гномов набирать текст огромным шрифтом, одного-единственного слуха все равно будет мало.

Проклятье.

Придется побегать и накопать чего-нибудь еще.

Повинуясь импульсу, Уильям догнал уходящего казначея.

– Простите, сэр, – сказал он.

Казначей, пребывавший в крайне жизнерадостном настроении, добродушно приподнял бровь.

– Хммм? – протянул он. – Вы ведь господин де Словв, да?

– Да, сэр. Я…

– Боюсь, мы в Университете и сами умеем писать, – заявил казначей.

– Я просто хотел поинтересоваться у вас, что вы думаете о новом печатном станке господина Доброгора, сэр, – сказал Уильям.

– Зачем?

– Ну… Потому что мне очень хочется знать? И еще записать это для моей новостной рассылки. Ну, сами понимаете. Мнение ведущего члена сообщества анк-морпоркских чудотворцев?

– О? – Казначей задумался. – Это для тех писем, что вы отправляете герцогине Щеботанской, и герцогу Сто Гелитскому, и всяким таким людям, да?

– Да, сэр, – ответил Уильям. Волшебники были жуткими снобами.

– Гм. Ну, тогда… можете написать, что я считаю это шагом в верном направлении, который обязательно… э-э-э… получит поддержку всех прогрессивно мыслящих людей и пинками и криками загонит наш город в Век Летучей Мыши. – Он пристально следил, как Уильям пишет. – А зовут меня доктор А.А. Динвидди, Д.М. (седьмой), д. чар., б. окк., м. кол., Б.Ф. «Динвидди» пишется через «о».

– Конечно, доктор Динвидди. Э… Только Век Летучей Мыши подходит к концу, сэр. Может, лучше будет написать, что наш город пинками и криками выгонят из Века Летучей Мыши?

– Разумеется.

Уильям записал его слова. Его всегда поражало, что людей постоянно нужно куда-то загонять пинками и криками. И никому почему-то не хочется, например, медленно ввести их туда за руку.

– Вы, конечно же, пришлете мне копию, когда письмо будет готово, – сказал казначей.

– Конечно, доктор Динвидди.

– И если вам что-то еще от меня понадобится – обращайтесь без колебаний.

– Спасибо, сэр. Но мне всегда казалось, сэр, что Незримый Университет выступает против использования наборного шрифта?

– О, я считаю, что настала пора с распростертыми объятиями принять восхитительные перспективы, которые сулит нам Век Летучей Мыши, – ответил казначей.

– Мы… Это тот век, который мы вот-вот оставим позади, сэр.

– Тогда нам стоит поторопиться с объятиями, не так ли?

– Хорошее замечание, сэр.

– А теперь я должен лететь, – сказал казначей. – Но не должен.

Лорд Витинари, патриций Анк-Морпорка, потыкал пером в чернильницу. В ней был лед.

– Неужели у тебя и нормального камина нет? – спросил Гьюнон Чудакулли, первосвященник Слепого Ио и неофициальный представитель городских религиозных кругов. – Я, конечно, не любитель духоты, но тут же заледенеть можно!

– Прохладно, да, – отозвался лорд Витинари. – Как странно – лед светлее остальных чернил. Как по-вашему, чем это вызвано?

– Полагаю, наукой, – туманно ответил Гьюнон. Как и его брат-волшебник, аркканцлер Наверн, он не любил задаваться очевидно нелепыми вопросами. И богам, и магии требовались крепкие здравомыслящие люди, а братья Чудакулли были крепки, точно камни. И во многих отношениях столь же здравомыслящи.

– А. Впрочем, мы отвлеклись… О чем вы говорили?

– Ты должен положить этому конец, Хэвлок. Мы же пришли к… согласию.

Казалось, все внимание Витинари поглотили чернила.

– Должен, ваше высокопреподобие? – тихо сказал он, не поднимая взгляда.

– Ты знаешь, почему мы все против этого сумасбродства с наборным шрифтом!

– Напомните мне, пожалуйста… Смотрите-ка, он всплывает и погружается…

Гьюнон вздохнул.

– Слова слишком важны, чтобы доверять их машинам. Мы не против граверов, ты это знаешь. Мы не против того, чтобы слова надежно приколачивали к странице. Но слова, которые можно разобрать и сделать из них другие… это попросту опасно. И я думал, что ты тоже против, разве нет?

– В целом да, – ответил патриций. – Но долгие годы управления этим городом, ваше высокопреподобие, научили меня тому, что к вулкану тормоза не приделаешь. Иногда лучше позволить таким вещам идти своим путем. Обычно он приводит их к смерти.

– Раньше ты не отличался такой мягкостью, Хэвлок, – сказал Гьюнон.

Патриций устремил на него холодный взгляд, продлившийся секунды на две дольше, чем его можно было комфортно выносить.

– Гибкость и понимание всегда были для меня ключевыми словами, – сказал он.

– Бог мой, неужели?

– Это так. И мне очень хотелось бы, чтобы вы, ваше высокопреподобие, а также ваш брат со свойственной вам гибкостью уяснили, что это предприятие основано гномами. Известно ли вам, где находится крупнейший город гномов?

– Что? О… погоди-ка… кажется, он где-то…

– Да, поначалу все отвечают именно так. Но на самом деле это Анк-Морпорк. На сегодняшний день здесь обитает больше пятидесяти тысяч гномов.

– Не может быть!

– Уверяю вас. На данный момент у нас очень хорошие отношения с гномьими общинами Медной горы и Убервальда. Имея дело с гномами, я неизменно заботился о том, чтобы дружеская рука города была всегда устремлена наклонно вниз. А в условиях нынешнего похолодания, я уверен, все мы очень довольны, что баржи с углем и ламповым маслом прибывают от гномьих рудников ежедневно. Понимаете, о чем я?

Гьюнон украдкой взглянул на камин. Как ни странно, в нем лежал один-единственный дымящийся кусочек угля.

– И, разумеется, – продолжил патриций, – становится все сложнее игнорировать этот новый способ, хм, печати, когда крупные словопечатни уже существуют в Агатовой империи и, как вам наверняка известно, в Омнии. А из Омнии, как вы, без сомнения, знаете, омнианцы в огромных количествах экспортируют свою священную Книгу Ома и свои горячо любимые буклеты.

– Бредни фанатиков, – сказал Гьюнон. – Тебе давно стоило их запретить.

И вновь взгляд продлился слишком долго.

– Запретить религию, ваше высокопреподобие?

– Э-э, когда я говорю «запретить», я имею виду…

– Убежден, что никто не сможет назвать меня деспотом, ваше высокопреподобие, – сурово произнес Витинари.

Гьюнон Чудакулли совершил отчаянную попытку разрядить атмосферу:

– По крайней мере, дважды, ахаха.

– Прошу прощения?

– Я сказал… по крайней мере, дважды… ахаха.

– И снова прошу прощения, но я не понимаю.

– Это была, э-э, небольшая острота, Хэв… милорд.

– О. Да. Ахаха, – сказал Витинари, и слова его увяли в воздухе. – Нет, боюсь, что омнианцы имеют полное право распространять свои благие вести об Оме. Но не падайте духом! Уж конечно, у вас найдутся какие-нибудь благие вести об Ио?

– Что? О. Да, конечно. Он в прошлом месяце чуток простыл, но уже здоров и бодр.

– Замечательно. И вправду благая весть. Не сомневаюсь, что эти печатники с радостью ее для вас распространят. И уверен, что они сделают все точно по вашим требованиям.