Страница 7 из 8
— Ну как, дай экспертизу.
— Давай, посмотрим.
Оперок уже надыбал где-то в залежах своего стола яблоко и сочно оное грыз. Яблочный сок, выделявшийся при укусе, попал на лист протокола допроса и расплылся, размывая чернилы. Ни того, ни другого мента это нисколечко не парило.
— Че скажешь? — нетерпеливо спросил следак.
Казанова не ответил — читал дальше.
Потом, судя по всему, показал Вениамину Юрьевичу на «ошибку» в теле документа. — Пфу ты, пропустил. Щас все исправлю, погоди.
Старый следак взял лист, и не отходя от кассы замалевал что-то на листе, вернув его обратно Казанове.
— Стесняюсь спросить, ваши свидетели тоже подтвердят, что я один был или вы также их показания потом отредактируете? — осведомился Пельмень с любопытством наблюдая за происходящим на его глазах лютым беспределом ментов. — Вы вроде как недавно про лжесвидетельствование меня предупреждали, майор, не? Это типа когда в показаниях навяливаваешь и за это ответственность наступает…
Вениамин Юрьевич не ответил, делая вид, что не слышит и занят протоколом. Казанова не отреагировал тоже, но снова перечитал лист и положил его на стол.
— Честно, херня Веня, встрянешь на пустом месте под замес, — резюмировал оперок и добавил уже чуть тише— Шито белыми нитками все. Оно тебе действительно надо перед пенсией?
Так то Пельмень не был замечен за тем, что в уши долбится, поэтому последние слова услышал.
Майор Слабодрыщенко тяжело дыша стиснул лист протокола допроса, скомкал со злостью, ну и бросил его в мусорное ведро под столом.
— Понятно.
— А от хозяина пункта приема у тебя есть заява? — уточнил Казанова. — Можно от неё дело шить.
— Ты пошутил? Он рецидивист! — покачал головой майор. — Он скорее сдохнет, чем заяву станет писать, это у них западло, сам знаешь. Да и вообще, походу этот старый козел на лапу взял в качестве компенсации от Тимофеева… короче его вон наши ребята привезли следом — че то набедокурил, кажется Козодоеву подсрачник дал.
— Митьке? — Казанова заржал.
— А кому? Когда тот ему предложил заявление написать, представляешь?
Оперок кивнул на Пельменя.
— С этим то молодцем, что будешь делать?
— Да… — Слабодрыщенко в сердцах махнул рукой. — Пропади оно все пропадом. Раз Хренов такой умный, хай сам с ним разбирается. Достали все меня! Не отдел, а шарашкина контора.
— Ты чайку попей, Веня, завёлся прям.
— Ну так беспредел же!
— Ну ты в отделе тридцать лет пашешь, а все привыкнуть не можешь.
— Так раньше такого не было!
Однако к совету Казановы майор Слабодрыщенко таки прислушался.
— Где кипятильник?
— В розетке, — оперок кивнул на розетку у батареи.
Вениамин Юрьевич подошёл к столу, сделал себе чаю в том же формате, что и опер — сыпанув в стакан чайные опилки (только не из целлофанового пакета, а из газетки) и налив воды из графина, воткнул кипятильник в стакан.
Раздался звонок — трезвонил телефон на рабочем столе опера.
— Какого хрена кому надо? — недовольно забухтел следак и оглядывая лежащие на батарее и на полу документы, залитые чаем, запричитал. — Свинарник какой-то устроили…
Казанова, заслышав телефон, мигом подобрался, опустил ноги со стола, снял трубку и поднёс к уху динамик с серьёзным выражением лица.
— Слушаю, оперуполномоченный…
Не договорил.
Потому как из динамика что-то затараторили. Что именно было не разобрать, зато Пельмень видел, как изменился в лице оперок. Побледнел будто бы. Выслушав, выдал короткое «адрес» и потом следом — «выезжаю» и тотчас положил трубку.
Сам вскочил. Зыркнул на Пельменя, хмурый такой. И двинулся решительно к выходу, ничего не говоря.
— Ты куда собрался? — спросил Вениамин Юрьевич вслед, у которого заварился чай.
— В Нахаловке кого то из цыган грохнули, — бросил на ходу Казанова и вышел из кабинета. — Застрелили.
— Ясно… начинается, мля.
Следак почесал макушку. С минуту майор Слабодрыщенко посидел над новым листом протокола допроса, процеживая чай, а потом скомкал листок и выкинул.
— На хер уже вали, Пельмененко, — буркнул он.
— Я свободен? Так может снимите браслеты? — осведомился Пельмень, не до конца веря в происходящее.
— Ох…
Слабодрыщенко поднялся, расстегнул наручники.
— Давай шуруй, свободен он, уши чистить нужно, — старый майор замахал рукой, делая смахивающие движения. — Да будь моя воля поехал бы один на малолетку, а другой на строгий режим…
Пельмень поднялся, пожал плечами И зачапал к выходу на полном ходу, пока следак не передумал. Слава богу, что воли следака в этом деле оказалось недостаточно. Вениамин Юрьевич все ещё продолжал бурчать за его спиной:
— Идиоты, блядь, круглые дебилы! Спокойно на пенсию выйти не дают! Вот правда что не ментовка, а мусарня.
Саня уже не видел, как следак достал из ящика стола пузырь водки, вылил чай из него прямо в мусорное ведро, а вместо налил себе в стакан горячительного.
Граммов сто.
И хлопнул.
— Ой хорошо…
Так то работа у следователя непростая.
Надо как-то прорабатывать стресс.
Вениамин Юрьевич потянулся к новой папке, дабы начать работу со следующим делом.
Глава 4
«Темная ночь (Город родной — Питер, я твой)
Темная ночь (Город родной — Питер, я твой)
Темная ночь (Город родной — Питер, я твой)
Темная ночь…»,
Пельмень что называется откинулся.
Понятно, что не из зоны, что всего через полчаса как присел, но таки откинулся.
А проблем опа — и накинулось таки.
Впереди предстоял тяжёлый и непростой разговор с батей Малого по Мерсу. Там вряд ли прокатит «упал, очнулся — гипс», как он ездил по ушам следака, но что есть то есть.
Зато теперь появилась надежда отстраниться нафиг с разборок с цыганчей. Совершенно не нужных. Если Саня все верно расслышал и правильно понял, то у цыган грохнули кого-то из старших. Казанова на выезд летел так, что пятки сверкали у оперка. А значит внимание с более мелких проблем (ну а че, Васька то выжил, просто конкретно в бороду получил) у цыган на ближайшее время переключится гарантировано.
Заодно и у Казановы.
Как бы не пожирал мент глазами Саню в участке, а Пельмень тут не при делах.
По-хорошему, следовало забить на фиг на всю эту околосуету с неудачной попыткой организовать собственную мини группировку «Пельмень-Малой» и заняться приведением в порядок собственного тела. Понятно, что мы предполагаем, а бог располагает, но все же — подобный подход виделся единственно верным шагом.
Ща придёт домой, ляжет на боковую, отоспится и завтра погнали. Тем более, что даже за то короткое время, что прошло с изменения рациона собственного питания, с включения в него тренировок и изменения образа жизни, Саня чувствовал определённый результат. Первые несколько килограмм уже помахали Пельменю ручкой и опачки— испарились, выйдя вместе с сожженными калориями.
Поэтому — пахота, третьего шанса в зале Сане не даст никто. Да и слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Если сказал Пельмень тренеру, что приведёт себя в форму, то так тому и быть.
Но опять же — бог располагает и бла-бла-бла.
Саня перед выходом из отдела зыркнул на будку дежурного, но младшего сержанта Бори там не обнаружил. Оно и к лучшему, так и норовило сказать Борису пару ласковых после его понтометания у клетки обезьянника.
Скрипнула тяжелая входная дверь своими несмазанными петлями. Автоматчик, ещё один молодой сержантик только после армейки, дурачившийся с голубями, собственно не стал изменять себе. И снова кидал школки птичкам.
Увидев Пельменя сержантик приподнял изумленно брови, что понятно — ещё полчаса назад Саню раком и в браслетах заводили в отдел, как будь то самого опасного преступника рецидивиста. А тут тебе пожалуйста — выходит снова на свободу.
— Везёт вам пацаны, сначала одного папка забрал, а следом тебя отпустили, — прокомментировал он, как могло показаться с некоторой завистью. — Майор обычно таких не отпускает.