Владимир Петрович покоритель

Гонец прибежал конечно же, как обычно, не вовремя. Вежливо покашляв, у входа в палатку, сволочь такая, сообщил, что в поселок прибыло войско дольсящ, то есть мое. Послав его назад, по известному маршруту. Пошли и мы с женой туда же, покинув уютное гнездышко любви. Надо встречать своих фастиров. Но не дошли. Были остановлены примчавшимся на хатире Бутсеем.

Друг привел под уздцы Тузика, и белоснежную красавицу моей Ларинии, а также и привез комплекты новой одежды. Но какой! Не осточертевшие кожаные шмотки, а тканевые, шелковые одеяния. Моей спутнице, белоснежное платье, чем-то напоминающее покроем старое свадебное, и черный, свободный и удобный костюм мне. Ну и конечно же атрибуты власти Фаст Гроста, и его подруги. Шкуры сакуров на плечи, и обручи на голову, но с одним только новшеством, обручи теперь обтянуты кожей смайлюсов. Вот почему тогда хитрил Габсурдин. Удивили, ничего не скажешь. Очень красиво. У жены так вообще глаза заполыхали счастьем, сейчас вспыхнет, моя красавица. Царская чета из нас получилась, едрить колотить.

Вход в поселок смеяшев, моего войска вызвал фурор. Я сам офонарел от такого торжественного действа.

Первыми вошли всадники. Люди, с луками за плечами, и копьями в руках, гордо восседали на хатирах, в седлах, гарцуя по трое в ряд, и свысока посматривая на собравшихся. За ними пехота озбрассо, тоже по трое с огромными щитами и топорами, с ружьями на плечо, марширующие в ногу под звук барабана. Вот откуда? Когда они успели маленький барабан изготовить? Что там за прогрессор такой нашелся? Узнаю, кто такой, расцелую. До чего же здорово получилось. Вон и барабанщик, пацан совсем молодой, гордо вышагивает, сверкая довольной улыбкой, и лупя палочками по мембране.

Внезапно барабанный бой оборвался и строй воинов рявкнул: «Варяга», охренеть, аж мурашки по коже. Да уж. Удивили меня мои фастиры. Порадовали. Про местных вообще молчу. Бабы, так те вообще с открытыми ртами в обморок попадали, а мужики от зависти позеленели, хотя они ведь и так зеленые, куда вроде больше, и тоже замаршировали на месте, пытаясь повторять слова песни. Полный аншлаг.

Вот откуда, что берется. Построение шеренгами более-менее понятно откуда. Натренировались, когда к войне с бляхсами готовились. Но парад под барабанный бой? Песня? Я, конечно, много рассказывал про свой прежний мир, но что все это выльется в такое — не ожидал.

Возглавлявший парад Габсурдин, подъехал ко мне на своем хатире, вскинул руку, остановив этим жестом, и развернув мгновенно замолчавшее войско в мою сторону. Склонив в приветствии голову, в полной, образовавшейся в одно мгновение тишине, он громко, чтобы каждый смог услышать, рявкнул:

— Грост Фаст Кардир! Войско, по твоему требованию прибыло. — И кулаком в грудь: «Бабах».

Все. Вот теперь точно на хрен мне не сдавшаяся слава обеспечена. Теперь точно можно ожидать неприятностей. Закон подлости, веришь ты в его существование или нет, не важно, но он обязательно влепит по темечку со всей своей подлостью, и так рационально и виртуозно это сделает — ровно на столько, чтобы ты оглох, но не сдох, а помучался посильнее и подольше.

Суд

Поселок был пуст, если не считать древней старухи, опирающейся на корявую, суковатую палку, и подслеповато щурящуюся на незваных гостей, стоящую рядом с ритуальным костром. При моем приближении, она с кряхтением встала на колени и склонила голову в поклоне. Седые, длинные и довольно еще густые, не смотря на возраст, волосы, упали к моим ногам, оголив морщинистую, тонкую шею.

— Встань. — Я не мог этого видеть. Как не сильна была ненависть к этому подлому племени в моей душе, но все нутро противилось такому унижению старого человека. — Поднимись немедленно.

— Прости их Фаст. — Глухо прозвучал скрипучий голос прямо в землю, она не поднимала головы и не вставала. — Они только выполняли свой долг. Так поступил бы каждый из твоих воинов. Они давали клятву жизни, и выполнили ее до конца.

Внезапно рядом со старухой на колени упал Ниндю, и тоже склонил голову. Этому-то что тут надо?

— Выслушай ее Грост. Она достойна этого. Если бы просил кто-то другой, то я бы промолчал. Но ее, прошу. Послушай.

— Ну-ка встаньте оба немедленно. Для того, чтобы разговаривать не обязательно стоять на коленях, в унизительной позе. Терпеть этого не могу. Да и для вас я не Грост и не Фаст. Вы не давали мне клятвы. Поднимайтесь, и рассказывайте, что тут происходит?

Они не встали. Только плечи стариков вздрогнули при моем окрике, а головы опустились еще ниже.

— Конечно же ты вождь только своего племени. — Заговорил Ниндю еле слышно, словно с трудом подбирая, и выговаривая слова. — Но все эти воины пошли за тобой, и слушаются любого твоего приказа. Ты непререкаемый авторитет среди них, и любое твое слово закон.

Вот же твою мать. Этот дед раскрыл мне глаза. Ведь и правда, я за все время пути, к этому поселку, огромного разношерстного войска, не разу не слышал, ни от кого, слова: «Нет». Любую мою, тупую просьбу, не то, что приказ, бросались исполнять, и не только простые воины, но и Фасты. Все мои распоряжения выполнялись мгновенно и беспрекословно. Что-то мне это совсем не нравится. Попахивает очередными фастирами, которых мне и даром не надо. Да и какими к чертям собачьим, фастирами? Тут целой империей попахивает, воняет тут — смердит проблемами. Какой из меня Император? Я о себе позаботиться не могу нормально, а тут ответственность за тысячи, смотрящих тебе в рот индивидуумов. Полный бред. Я не хочу такого. Но как отказаться, если сам влез в это дерьмо по шею. Пищи, но тащи, и не скули.

— Поднимайтесь и рассказывайте. Раз считаете меня авторитетом, то выполняйте, что говорю. Не сметь больше стоять пере до мной на коленях. — Ну вот, началось. Уже и голос властный прорезался откуда-то. Они послушались. С колен встали, но в глаза не смотрят. — Ну! Слушаю!

— Они увели женщин и детей в лес, чтобы сохранить им жизни. Воины, же, все собрались на поле, возле кривого оврага. Они ждут там, чтобы принять заслуженную смерть, и смыть кровью позор своего фаста. — Старуха говорила тихо, но слова с ее губ слетали уверенно и твердо, словно повторяли заученный текст. — Они не посмеют сопротивляться, они опустят головы, подставив шеи под топор правосудия Гроста.

— Так понятно. — Задумался я, и перевел взгляд на Ниндю. — А ты старый тут с какого бока? Только не смей изворачиваться. Если я почувствую ложь в твоих словах, то берегись.

Он как-то совсем по-стариковски сжал плечи, и словно уменьшился в размерах.

— Это длинная история. — Горький и тяжелый вздох вырвался из груди деда.

— Я не тороплюсь и слушаю. — Как бы мне не было его жалко, но я настоял на своем.

— Хорошо. — Еще тяжелее вздохнул он.

— Давно это было. Я был молодым и глупым юношей, верящим в справедливость и честь. В один из дней, во время осенней охоты встретил ее, мою единственную любовь жизни. — Глаза старика с нежностью покосились на стоящую рядом старуху. Она была красива, молода и дерзка, и я даже не смел мечтать о такой. Но она ответила взаимностью. Любовь разорвала наши сердца страстью, и соединила в одно единое целое, подарив сына.

Наверно мы были бы самыми счастливыми людьми на свете, если бы по злобной насмешке коварной судьбы, не принадлежали к разным, враждующим племенам. Мне ничего не оставалось, как только бросится в ноги к своему Фасту, с мольбой, договорится с племенем моей возлюбленной, помочь соединится. Он все понял и согласился. Мриста, так звали мою любовь. — Дед снова с нежностью взглянул на старуху. — Тоже молила своего вождя об этом. И он тоже согласился. Но обманул.

Стусь подло, в спину, убил пришедшего на встречу вождя моего племени, а Мристу сделал своей бесправной спутницей, а моего сына практически рабом.

— Так. Стоп. Что-то тут у тебя не сходится. Стусь был моложе тебя раза в два. Как он мог быть Фастом, в то время, когда ты был молодым? Он тогда еще сиську сосать был должен.