Голем

Игорь позволил себе тихо выдохнуть. Он до сих пор не верил, что всё удалось. На секунду он прикрыл глаза, стараясь успокоить расшалившиеся нервы. Его отвлекло чуть заметное шевеление в районе правой подмышки.

— Где я? — слабый голос, раздавшийся сбоку, заставил сердце едва расслабившегося Игоря бешено застучать. Он повернул голову, и глаза Лазарева столкнулись со своими точными, разве что более женственными и аккуратными, копиями.

— В безопасности, — тихо ответил он и неуверенно улыбнулся. — Теперь ты в безопасности, мам.

***

Павел наблюдал за Игорем.

Одно из деревьев, стоящих чуть поодаль от домика, где отец держал Ангелину, было выше остальных, и с его вершины, укрытой густой листвой, открывался удобный вид на окружающее пространство. Пепел вжался в ствол дерева и замер, сливаясь с корой. Стихия элементаля сослужила ему хорошую службу: когда он не шевелился, заметить его было практически невозможно.

Голова Игоря моталась из стороны в сторону, когда он, не обнаружив противника у забора, принялся высматривать врага в окружающей местности. Павел поморщился: удар коленом не мог вырубить второго по силе элементаля в Доме Прометея, но всё же был весьма ощутим, неприятен, и сымитировать после него потерю сознания оказалось проще простого. Видимо, получилось довольно убедительно — по крайней мере, Игорь точно поверил, — и, так и не нанеся смертельного удара, бросился к охраняемому домику.

Пепельный элементаль вздохнул. Он вполне был готов умереть, пусть даже от руки племянника, а не своего извечного врага, Морозова, каким-то образом шагнувшего на ступень Повелителя раньше, чем сам Павел.

«Забавно, — про себя хмыкнул пепельный элементаль. — Целых два Игоря явились сюда, чтобы освободить мою сестру. И оба — желают моей смерти».

Это было преувеличением лишь наполовину. Если Игорю-племяннику было на него плевать — он даже не добил Павла, совершив грубейшую ошибку и оставив за спиной живого врага, — то с Игорем Морозовым ситуация была куда как более сложной. Извечные соперники, они росли в разных семьях, соревнуясь друг с другом, и, к великому сожалению Павла, в этой гонке он проиграл. Морозов первым достиг ступени Повелителя, а затем и вовсе стал Главой собственной Семьи, получив титул Ареса. Возглавить свой Дом Павел и не мечтал, а с некоторых пор даже его прогресс в развитии застопорился, лишая шансов стать Повелителем. Хотя… Почему это — с некоторых пор. Павел прекрасно знал, с каких именно.

С того момента, когда отец хладнокровно уничтожил Земцовых и захватил Ангелину в родиевые оковы, сила стихии Павла остановила свой рост.

Не помогали ни какие-то новые тренировочные методы, ни помощь приглашённых рунистов, ни даже крики Прометея, недовольного изменениями сына. Павел, на тот момент уже практически приблизившийся к потолку ступени Старшего Мага и даже обогнавший Морозова, с которым они в то время иногда проводили тренировочные спарринги, за следующие двадцать лет превратившись из подающего надежды элементаля в весьма сильного, но уже бесперспективного бойца, совершенно не способного на дальнейший прогресс.

Павел стрельнул глазами в сторону открытого пространства за деревьями, туда, где Морозов дрался с кучкой охранников Дома Прометея, и вдруг, не сдержавшись, криво ухмыльнулся:

«А мы с тобой, оказывается, не такие уж и разные, верно? По крайней мере, мы оба — неплохие актёры».

Он слишком хорошо знал Ареса, чтобы не понимать: та жалкая группа охранников, что оставалась в Доме Прометея исключительно для вида, не представляла для Морозова абсолютно никакой угрозы. Он легко мог покончить с ними за считанные секунды, — уж кто-кто, а Павел отлично представлял себе силу своего давнего соперника, — но Арес почему-то медлил, позволяя охранникам связать себя боем. Павел догадывался о причине.

«И здесь ты недалеко от меня ушёл, — подумал он, глядя на то, как Морозов, вместо того, чтобы ледяным копьём пробить врага насквозь, ударил его тупым навершием в живот, отбрасывая назад, но не нанося сколь-нибудь значимого урона. — Тоже боишься зайти к ней, верно? Боишься смотреть ей в глаза».

Павел понимающе прикрыл веки. Они с Морозовым и впрямь были похожи. Каждый по-своему любил Ангелину: один — как старший брат, второй — как отвергнутый, но не утративший чувств мужчина. И ни один из них не помог ей, когда она в этом нуждалась.

Можно было много говорить о том, что помочь Ангелине было нельзя. Остановить Прометея? Одна мысль об этом походила на какую-то нелепую шутку. Попытка помешать ему, пойти против его воли была равносильна самоубийству.

Но никакие логичные доводы не могли спасти от всепоглощающего чувства стыда.

«Что же, — подумал Павел, открывая глаза. — Похоже, теперь нам обоим подвернулся шанс поступить правильно. Поэтому ты помогаешь моему племяннику, верно, Морозов? Наверняка поэтому. И поэтому я, вместо того, чтобы задержать вас до возвращения Прометея, скрываюсь с места своего дежурства и даже не пытаюсь вам помешать».

Ускорившись, Игорь Лазарев присоединился к Морозову, сходу швырнув в ближайшего охранника крышку родиевого саркофага. Несмотря на достаточно комфортную температуру, по телу Павла пробежала ощутимая дрожь: если крышка саркофага была здесь, значит…

Он с трудом сдержался, чтобы не броситься внутрь домика, где, по всей видимости, Игорь оставил Ангелину, когда ушёл расчищать им путь отхода. Впрочем, этот секундный порыв быстро исчез. Павел не знал, что он мог сделать, если бы вошёл в здание, которое стерёг последние двадцать лет, будучи почти таким же узником, как его сестра.

«А может, и хуже, — подумал он, оставшись на дереве. — По крайней мере, все эти годы ты спала, а я — стоял у дверей, пожираемый собственной совестью».

Тем временем два незваных гостя Дома Прометея ловко расправлялись с остатками охраны. Наблюдая за этим, Павел ощутил неожиданный прилив чего-то что-то, похожего на уважение к своему племяннику. Он не сразу понял, что это за чувство. В последний раз Павел испытывал подобное более двадцати лет назад.

Гордость.

Тогда он наблюдал за развитием своей младшей сестры, которая в неполные двадцать лет вошла в список сильнейших элементалей Дома Прометея, умудрившись шагнуть на ступень Старшего Мага. Её движения были быстры, скупы и точны, и даже Павел, будучи на десять лет старше и на несколько сотен боёв опытнее, испытывал в спаррингах с ней нешуточное давление. Когда после поединка он, наследник Прометея и надежда всего их Дома, тяжело дышал и утирал со лба обильно стекающий пот, ему вовсе не было стыдно от того, что его загоняла мелкая девчонка. Наоборот — он страшно ей гордился.

Именно такое чувство переполняло его и сейчас, когда он наблюдал за движениями племянника. В отличие от матери, его не обучали инструкторы Дома Прометея, и всё же в его действиях была видна отличная школа: то, что каждый удар поставлен и отработан до автоматизма, мог понять даже никогда не занимавшийся боевыми искусствами обыватель. Никакой медлительности, никакой размашистости, никаких длительных захватов и борьбы, которые были так свойственны Земцовым, Павел не заметил. Это его радовало: если бы Игорь пошёл в отца, это бы сильно ограничило его перспективы.

Но нет, действия Игоря в бою нисколько не напоминали стиля каменных элементалей. В этом свете тот факт, что он не носил фамилию Земцовых, казался особенно символичным. Быстрые перемещения, точные и жёсткие удары — в чём-то Игорь напоминал Ангелину, в чём-то, с удивлением отметил Павел, — его самого. Но больше всего…

Пепельный элементаль боялся об этом даже подумать, но мысль оформилась в его голове на мгновение раньше, чем он смог её отогнать.

Больше всего Игорь напоминал Прометея.

Ни Ангелина, ни Павел никогда не распространяли вокруг себя такой невидимой, но подавляющей ауры несокрушимости, подрывающей веру врагов в саму возможность сопротивляться. Пепельный элементаль не знал, что именно делал Игорь, чтобы такое сравнение приходило на ум, но почему-то теперь оно казалось Павлу абсолютно верным. Он не знал, как сражался Прометей в молодости, но если бы его об этом спросили — Павел не задумываясь указал бы рукой на Игоря.