Страница 62 из 72
Меня истребляли как могли. Морили в карцерах, на бетоне — по 20–50 суток. Еда — полбуханки хлеба раз в два дня. Честно говорю — умирал, но ни перед кем не преклонил головы. Я пользовался уважением за счет своего независимого поведения. Но многие ко мне боялись подходить, потому что если кто-то попадал в круг моих друзей, за ним сразу начиналось пристальное наблюдение, их начинали прессовать, обыскивать…»[27]
Лагерное удостоверение. Учреждение Н-240-2/2, г. Недель
Тем временем на воле разворачивалась кампания по борьбе за освобождение поэта: собирали подписи студенты екатеринбургских вузов. За дело Новикова бился сам Андрей Дмитриевич Сахаров, а Геннадий Бурбулис даже учредил специальный комитет. В Москве прямо у памятника Пушкину или перед концертами в холле Театра эстрады сбором подписей и распространением каких-то «листовок» («Свободу барду!») занимался странный человек с волосами, выкрашенными в ультрамариновый цвет (это в 1989 году!), представлявшийся: «Я — поэт Зеленый». Почему-то сразу после освобождения Новикова он куда-то исчез, и больше я о нем ничего не слышал и никогда более не встречал. В то время ему было далеко за сорок.
В 1988 году по рукам моментально распространилась пленка якобы с лагерным альбомом Новикова. Действительно, после прослушивания 90-минутной ленты принадлежность голоса не вызывала никаких сомнений — «точно он». Вот только сами композиции оставляли двоякое впечатление: во-первых, самая короткая из них длилась, кажется, восемь минут (и на кассете звучало поэтому от силы десять вещей), во-вторых, странная аранжировка даже отдаленно не напоминала «Извозчика» (ну кто его знает, какие возможности у него там, на зоне, и на данный факт особого внимания не обращалось). С другой стороны, тематика произведений соответствовала слуху об авторстве новинки (в основном лагерная лирика) и голос… Голос был похож невероятно. На одном из первых же концертов Новикова в Москве ему на сцену передали записку с вопросом о лагерном альбоме «Возвращение» (под таким названием осела запись в домашних коллекциях). К моему (да, наверное, и многих присутствующих) сильному удивлению, Новиков сообщил, что да, мол, запись слышал, но не я это, ребята, исполняю. А еще усмехнулся, коснувшись странности некоторых текстов. Вопрос остался без ответа. Лишь несколько лет спустя, в 1994 году, в музыкальных ларьках появилась студийная кассета: Иван Кучин, «Из лагерной лирики», а следом за ней «Хрустальная ваза». Тогда все встало на свои места. Оказывается, Иван Кучин, рецидивист со стажем, отбывший четыре срока за кражи, но в душе всегда мечтавший о музыкальной карьере, сделал свою первую, пробную запись в 1987 году и вскоре после этого отправился в очередной раз по этапу. При обыске кассету у него изъяли милиционеры, переписали ее, как водится, и пошла гулять лента, обрастая слухами и подробностями. Для Новикова дошедшая в 1988 году до начальника лагеря запись сослужила недобрую службу. Администрация колонии, абсолютно уверенная, что осужденный Новиков каким-то невероятным образом скрытно записал новый альбом, развязала волну яростных репрессий против музыканта и его возможных сообщников. «Когда ты это записал?» — захлебываясь от ярости, допытывались сотрудники ИТК. А Новиков даже не понимал толком, что происходит. Какой новый концерт, когда у него постоянно изымают при обысках даже листки со стихами, а первые четыре года и вовсе не давали взять в руки гитару!
Чудом за шесть лет ему удалось переправить на волю чуть больше ста стихотворений. А сколько пропало безвозвратно!
Интерес к фигуре «опального барда» в обществе все нарастал. Сам музыкант «отбывал в Сибири наказанье», а вокруг его имени на воле слагались невероятные мифы. «Сидит другой Новиков, тот с Токаревым на Брайтоне!.. Убит при побеге!.. Его тайно освободили, взяв обещание больше не петь…» — клялись всеми святыми друзья моей юности. Пока Александр находился в коммунистических застенках, песни его звучали буквально из каждого окна. Да, вот беда, никто не знал, как выглядит их автор, а хотелось увидеть очень. На желании граждан лицезреть артиста играли многочисленные аферисты. В 1986 году я приобрел из-под полы возле магазина «Мелодия» на Калининском проспекте «фотографию Александра Новикова», с легкой душой отдав целый червонец, сэкономленный на школьных завтраках и походах в кино. Вплоть до 1989 года, когда Новикова показали по ТВ в репортаже программы «Взгляд» прямо из лагеря, я был уверен, что храню именно его снимок.
Поддельное фото Александра Новикова
Посмотрите теперь внимательно на это фото из немецкого каталога одежды. Наверное, только дикий мальчик, проживающий за «железным занавесом» и привыкший доверять печатному слову, мог купиться на подобную фальшивку. К счастью (ли?), но я был не одинок в своих заблуждениях. Так было…
Сажали Новикова еще в бытность Ельцина первым свердловским секретарем.
Прямых доказательств причастности Бориса Николаевича к сфабрикованному делу нет. Наоборот, в конце 1989 года на встрече со студентами Уральского политехнического института он заявил буквально следующее: «Я к этому делу отношения не имею, но я за это дело — берусь». Действительно, через семь месяцев Новикова освободили. Правда, его «подельники» остались досиживать свои сроки, но были освобождены несколько позже благодаря настойчивым ходатайствам Александра Новикова и адвокатов.
Едва оказавшись на свободе, Новиков окунается в студийную работу и записывает невероятный по силе восприятия блок песен. В дальнейшем эти композиции составили альбомы «В захолустном ресторане» и «Ожерелье Магадана», даже были выпущены на виниловых еще пластинках.
В марте 1991 года в Москве, в Театре эстрады на Берсеневской набережной, при полном супераншлаге состоялся первый сольный концерт артиста.
Зал неистовствовал. Было видно, что Александр еще слегка скован на сцене, не имеет тренированной вальяжности профессионала и странно смотрелся на нем блестящий дакроновый костюм не по размеру, но публике было плевать на подобные мелочи. Мы просто хотели видеть и слышать его, не веря самим себе, что времена действительно изменились и вот он, вчерашний «политкаторжанин», поет для нас со сцены, и ни одна коммунистическая б… не смеет указывать ему, что исполнять и как. Новиков выложился тогда на 200, 300 процентов… Его распирало от куража. Ревущий зал и ощущение воли пьянили, он был живым олицетворением свободы! Музыканты из его группы, кажется, «Внуки Энгельса» (а может, «Кипеш», не помню), показывали невероятные чудеса виртуозной игры.
Даже сейчас, когда я пишу эти строчки, стоит мне отвлечься, и я моментально сталкиваю камушек своего сознания в ту далекую весну 1991 года — такие фантастические по силе впечатления остались в памяти. В дальнейшем я неоднократно бывал (кстати, стараюсь не пропускать и сегодня) на выступлениях музыканта. Что сказать? Конечно, Новиков стал за эти годы подлинным мастером. Блестящие новые песни. Про него не скажешь: «Да-а-а, “сдувается” потихоньку». Наоборот, кажется, с годами он все больше оттачивает свой стих. А музыкальная составляющая? Как он сделал «Есенинский цикл»! Это же «смерть»! Просто невероятно — так прочувствовать тему! Пойди, повтори успех!
Как он держится на сцене, как подает материал, какие великолепные музыканты работают с ним… Супер! Но первые ощущения навсегда останутся самыми яркими. Не поймите меня превратно — я так чувствую.
Чем сегодня занят Александр Васильевич помимо песен?
«Еще в 1994 году совместно с лучшими уральскими мастерами он разработал макеты и отлил на собственные средства уникальные по красоте и звучанию колокола в дар для храма на месте расстрела семьи Романовых. Каждый колокол имеет имя — по именам членов царской семьи. Самый маленький — цесаревич Алексей, самый большой (около 400 кг) — Николай II. В 2000 году колокола были переданы им в мужской монастырь, построенный на месте первого захоронения царской семьи на Ганиной Яме близ Екатеринбурга, так как храм на месте расстрела еще не был построен.