Страница 12 из 72
Генрих Сечкин (слева) с известным цыганским гитаристом Сергеем Ореховым
Для частых разъездов Генрих приобрел себе старенький «Москвич». Однажды к его машине подошли двое парней. С сочувствием взглянув на «лысые» колеса, они предложили приобрести у них комплект новых покрышек. Генрих согласился.
Через полгода он был арестован, оказалось, что злополучная резина была похищена с завода. Парни, продавшие ее, были задержаны на очередной краже и назвали многих своих покупателей. Все они присутствовали на суде. Девять — в качестве свидетелей, а один, — Генрих, — как обвиняемый. Его разыскали по описанию автомобиля. «Сечкин был ранее неоднократно судим, и поэтому не мог не догадываться о том, что покрышки краденые», — констатировала судья. Ему дали два года.
Освободившись, он вернулся к музыке. Творческое объединение московских гитаристов избрало его своим председателем. Из разных стран ему постоянно поступали приглашения на гастроли, но Министерство культуры не решалось отпустить четырежды судимого артиста. Но он не унывал, много и с успехом выступал на разных площадках страны. После концерта в Кремле, посвященного XVI съезду ВЛКСМ, с творческими успехами его поздравил лично Брежнев.
Казалось, все наладилось: семья, работа, достаток в доме… Сечкин был одним из немногих в СССР обладателем видеомагнитофона. На этом заморском чуде техники он и погорел, попав под молох кампании по борьбе с буржуазной пропагандой.
Свое пятидесятилетие Генрих справил в Лефортовской тюрьме КГБ. Отсидел пять лет и вновь начал с нуля. Правда, на гитаре играть уже не мог — в зоне конвой поломал ему пальцы. Сегодня Генрих Сечкин — известный журналист, автор автобиографической книги «На грани отчаяния», живет в Москве, растит маленького сына.
С Аркадием Северным этот прекрасный музыкант пытался сделать совместный концерт «под две гитары», но из-за технических проблем запись получилась некачественной и невыразительной по содержанию, хотя сохранилась в архивах собирателей под названием «У Генриха Сечкина».
Но вернемся к рассказу о судьбе «короля».
Аркадию по-прежнему всегда рады в компаниях и застольях, но стоит празднику кончиться, и интерес к нему улетучивается. Он все так же скитается, не имея своего угла и постоянного заработка, остро переживает свою неприкаянность, неустроенность и одиночество.
Я больной, разбиты грудь и ноги,
Пред собой я вижу три пути.
И стою один на перекрестке,
И не знаю, мне куда пойти…
Немногочисленные верные друзья периодически пытаются помочь артисту: подыскивают ему жилье и работу, но идиллия длится, как правило, недолго — Северный все чаще уходит «в штопор».
Самый длительный «трезвый период» случился на стыке 1977–1978 годов, когда благодаря участию одного из московских поклонников Северный прошел курс реабилитации в хорошей клинике и не пил потом целый год, даже собирался жениться. Но…
В сентябре 1979-го Аркадий Дмитриевич вновь прибывает в столицу.
«Известно, что этой осенью, точно так же как и год назад, было организовано несколько подпольных концертов Аркадия в различных московских ресторанах.
К сожалению, достоверных подробностей о тех концертах почти не сохранилось.
А молва уже с давних пор приписывала им характер самой “крутой мафиозности”. Ясно, что туда приглашались не совсем “простые советские люди”, но вот что конкретно лежало в основе тех слухов, трудно сказать… Может, все те же байки о “знакомстве с большими людьми”, дошедшие в итоге и до совсем фантастических мифов, например, о “высочайшем” интересе и приглашении в “придворные шансонье” для партийной или криминальной верхушки?
Вот что писал об этом всего через полтора года Рудольф Фукс: “Удрал он от этой мафии назад в Питер, но у мафии, как и положено, руки длинные — разыскали, стали на самолетах в Москву возить на ночники и назад — полумертвого, но с деньгами. Очевидно, не было у мафии без него веселья. Неделю воруют у народа, у государства, сами у себя, а к выходному — подавай им Аркашу с блатными песнями, очень уж охочи до них были милицейские и гэбэшные чины, охранявшие мафию. Да и “партейцы”, в мафии состоявшие, обожали Аркашин талант”».
Правдива эта информация или нет, наверняка сказать трудно, к тому же известно, что и сам маэстро любил «травить байки» о своих похождениях. Однажды в беседе он сообщил, что давал в Москве концерт для дипломатов, на котором присутствовал сын министра иностранных дел Андрея Андреевича Громыко, и вручили ему якобы после концерта благодарные мидовцы полный дипломат денег…
В Советском Союзе, впрочем, «и невозможное было возможным».
Почему Аркадий Дмитриевич не мог выступать перед партийными бонзами и их окружением? Мог, конечно. Почитайте главу «“Ночники” для советской элиты».
Что, Северный пел хуже Звездинского или некоего Кипы (Анатолия Бальчева)?
А может, популярность его была меньше, чем у московских коллег?
В 1989 году я зашел в гости к своему другу Володе А. Его отец, генерал-майор милиции, служил тогда в Главном следственном управлении МВД СССР. Со слов сурового папы, он со своей супругой зимой 1980 года дважды присутствовал на концертах Северного, проходивших в ресторанах «Арагви» и «Пекин». Никаких деталей он не сообщил и вообще вспомнил об этом случайно, углядев у меня в руке кассету «Аркадий Северный. Тихорецкий концерт».
В каком звании «генерал» пребывал за девять лет до этого и можно ли отнести батю моего школьного товарища к «мафии», я не знаю. Но доверяю его словам безоговорочно — есть причины. Интересен и тот факт, что «Пекин» еще с 50-х годов считается в народе «кагэбэшным местом»…
А вот воспоминания шансонье Константина Беляева о выступлении его коллеги в кафе «Печора» на Калининском проспекте, состоявшемся также в январе 1980 года:
«Собралось где-то от тридцати до сорока человек. Для Аркаши играли: электрогитара, ударничек простенький, клавишные, ну и, пожалуй, всё. Аркаша стоял у стенки, ряды же были перпендикулярно к ней. Был выделен человек, который постоянно ему приносил водку, коньячок и кофе. Он должен был полностью обслуживать Аркашу, чего бы тот ни пожелал. Около кафе стояли две “Волги” с товарищами из органов. Потом эти товарищи засели в кабинете зам. директора и начали выдергивать к себе на разговор разных людей, в том числе и Давида Шендеровича. Поскольку он организовывал вместе с врачом этот концерт, его попросили предъявить документ. Ну, он говорит: “Я слепой, инвалид первой группы, все равно ничего не вижу — не нужно мне с собой документ таскать…”
Записали с его слов данные о нем. Ну, конечно, выдернули и Аркашу, тоже с ним беседовали. Аркаша, когда вышел, сказал, что “меня товарищи вызывали и сказали, чтобы я не пел блатных песен. И поэтому я вам, ребята, сейчас спою “Стоял я раз на стреме…”. Естественно, что он начал петь то, что всегда пел, — блатняк и все такое. Все, что он пел, записывалось на Grundig через пару микрофонов. Один микрофон стоял перед ансамблем, а второй — перед Аркашей. И он пел чистого времени примерно полтора часа. Были перерывы, фотографировали очень много… Был профессиональный фотограф из “Известий”. В восемь часов начался концерт, а в одиннадцать пришел мент, который стал всех вытуривать из кафе».
Почему в «олимпийский» год «запрещенному», в общем, певцу позволялось выступать хотя бы в столичных ресторанах? Были ли у Аркадия Северного действительно высокие покровители, патронировавшие (пусть негласно) своего любимца?
Александр Фрумин, например, категорически отметает подобные предположения. Действительно, приведенные выше контраргументы могут оспорить его мнение лишь в качестве косвенных фактов. Скорее всего, правы Д. Петров и И. Ефимов, если я правильно толкую их мысль Северного прикрывали (или просто не мешали ему) некоторые чины и сотрудники органов, руководствуясь исключительно личными симпатиями к творчеству артиста. Не более того.