Нобель. Литература

Почитать я бы посоветовал «В ожидании варваров» прежде всего. Мы в России так жили, мы ждали, что придут какие-то грядущие гунны, беда в том, что они не пришли, и в этом главная проблема нашей цивилизации — пока мы ее не разрушим, мы не сможем расти. Но ужас в том, что мы до сих пор не можем ее разрушить, мы живем в мертвом, но советском пространстве. Если бы пришли новые люди и что-то сдвинули! — но этим даже не пахнет. Варвары не обратили на нас внимания.

Кстати говоря, еще до Кавафиса об этом написал Гумилев — «Давно я ждала вас, могучие грубые люди». Царица их ждет, раскинувшись на ложе, а северный вождь повернул на Север, в свою Валгаллу. «Ориентация север», так сказать. Это Гумилев давно почувствовал, что мы варварам не нужны, что у нас уже взять нечего, разрушать нас не нужно, и тогда непонятно — а где же источник нашего будущего, что же мы будем дальше делать, если даже варвары нами брезгуют. Риму хорошо, Рим после разрушения сумел так или иначе возродиться, переродиться, а что делать одинокой песчаной холодной провинции, которая стоит на краю пустыни и просто медленно осыпается?

2006

Орхан Памук

Ферит Орхан Памук — турецкий писатель. Основные темы творчества — противостояние между востоком и западом, исламом и христианством, традициями и современностью. Известен своей гражданской позицией в отношении геноцида армян и дискриминации курдов в Турции, не совпадающей с мнением официальных турецких властей. Произведения Памука переведены на более чем пятьдесят языков. Стал нобелевским лауреатом 2006 года за то, что «в поисках меланхолической души родного города нашел новые знаки для обозначения столкновения и переплетения культур».

Орхан Памук относится к числу сравнительно молодых нобелиатов. Ему было 53 года, когда он получил премию. Еще один нобелиат, с которым я разговаривал, делал интервью и даже пил чай. Орхан Памук — большой и давний, что называется, друг России, он часто здесь бывал. Я помню, как по итогам посещения с ним московской рюмочной знаменитой, ныне закрытой, где, кстати, его фотография украшала стенд, появился материал Глеба Шульпякова «Хождение Памуком», потому что Памук действительно был его спутником в Москве.

Я думаю, что применительно к Памуку есть три ключевых слова: город, книга и печаль. Они чаще всего встречаются в его текстах, и о них-то и предстоит нам разговаривать. Как мне в интервью сказал Памук, «лучшее, что может остаться от империи, — это печаль». Это лучше, чем когда остается злоба или тоска по былому величию. Он, собственно, поэт этой печали.

Надо сразу сказать, что место Памука в турецкой литературе довольно необычное. Он диссидент, он из тех, кто признает геноцид армян, из тех, кто сталкивался с почти рушдиевской травлей по этому вопросу, чуть ли не смертью ему угрожали. Он, несмотря на весь свой культовый статус в Турции и своего Нобеля, в значительной степени своей славой обязан этой диссидентской позиции. Он человек не просто антиимперский, а такой, я бы сказал, почти изгой. Он расходится с официальной Турцией очень во многом.

Но это не единственное и, разумеется, не главное его достоинство. Нас интересует сейчас Памук как писатель. Его описывают обычно как постмодерниста и даже находят параллели в его самом популярном раннем романе «Имя мне — Красный» с «Именем розы» Умберто Эко. Наверно, это действительно так, потому что речь там тоже идет о таинственной книге, о разных способах иллюстрирования, о турецкой миниатюре, об ее эволюции, и детективный сюжет вертится вокруг древнего ремесла. Но проблема, как мне кажется, не в этом.

Памук из всех авторов, которые, как мне кажется, сейчас существуют, больше всего похож на Харуки Мураками, потому что главный герой, его сквозной персонаж, — это печальный влюбленный студент, который в джазовом синкопированном ритме существует, ездит в автобусах — это главный вид турецкого перемещения — и то попадает в катастрофы, то в чужие истории, то пытается расследовать полудетективные сюжеты, как в романе «Снег», то вспоминает обстоятельства своей первой любви и собирает коллекцию вещей, с этой любовью связанных.

Вот такой похожий герой, такой печальный созерцатель, который сквозь стекло городского автобуса смотрит на таинственный город. Город многослойный, надо сразу сказать. Это Стамбул, о котором Памук написал одну из своих самых известных книг, книгу документальную, историю, путеводитель, лирическую поэму — все вместе.

Стамбул — это город, который несет на себе множество отпечатков. Начать с того, что это город, стоящий на границе Европы и Азии, расположенный частью в Азии, частью в Европе. Следы этой европеизации в нем заметны, но заметны и следы великой Османской империи. Многие мечтают водрузить православный крест над Айя-Софией. Я даже думаю, рано или поздно это случится — когда, боюсь, уже не будет иметь большого значения.

Это город, в котором целы и Византия, и ислам, и османы, и Европа, и все это — перекатывающиеся через него волны. Город-палимпсест, рукопись в несколько слоев, и через него путешествует современный человек, не очень понимая, какие чувства у него эта история вызывает. Видна тщета всего и, главное, видно превращение некогда центрального, ключевого города в довольно глубокую мировую провинцию.

Памук сам же принадлежит, в общем, к семье хотя и культурной, и интеллигентской, и даже в каком-то смысле аристократичной, но небогатой. Это так называемый низ среднего класса, примерно то, что он описывает в книге «Снег», когда речь идет о Карсе. И это небогатое детство, провинциальное, некомфортное — это и есть тот Стамбул, который мы видим. Это город-музей, музей былого величия и при этом музей вырождения.

И женщины, которые у него, очень похожи, кстати говоря, на женщин Мураками — они всегда ему не принадлежат, они всегда неизвестно чьи. Они влюблены в какого-то полумифического персонажа, а его они могут пожалеть, но никогда ему не достаются, то ли потому, что он маленький, то ли потому, что недостаточно талантливый. Они ускользают от него, как история ускользает от человека.

Обычно у Памука большую роль играет таинственная книга или некая таинственная информация, которую герой ищет. В «Новой жизни» это книга, которая открывает ему возможность другого города и другого существования, причем мы так и не понимаем, о чем эта книга, просто свет какой-то бьет из нее. «Имя мне — Красный» — это таинственная книга, которую иллюстрирует главный герой, иллюстрирует так, что его убивает, скорее всего, конкурент. Кроме того, ускользает образ повествователя, потому что, например, в «Снеге» мы видим все глазами поэта и журналиста К., но повествование ведет его друг по имени Орхан, который сам потом оказывается персонажем. То есть образ автора множится и двоится. В общем, возникает сложное ощущение неуловимой реальности, которую не удается схватить и зафиксировать. Человек едет по городу, в котором одновременно происходит несколько эпох и несколько историй, причем какая из них подлинная, он не знает.

Вот это, как ни странно, роднит его с великими латиноамериканцами, с Маркесом и с Варгасом Льосой, тоже двумя нобелевскими лауреатами, которые рассказывают о таких же городах-палимпсестах, испанском завоевании, которое оттиснуло свой след на латиноамериканской земле. Там оттиснут след инкской цивилизации, а следом испанской, а следом американской, которая пришла колонизировать соседей и насаждать свои fruit companies у Маркеса. Это цивилизация, на которой написано несколько слоев, и в каком из них ты находишься, ты никогда не знаешь, потому что одно все время проступает через другое.

Правда, конечно, Маркес, да, в общем, и Льоса — они ребята гораздо более пассионарные, более страстные, у них больше свежей крови, страсти, ярких персонажей. А все герои Памука, особенно в «Снеге», словно присыпаны пеплом или тем же снегом, который валит и все засыпает. Конечно, снег — это метафора истории. Почему герой заперт в Карсе? Потому что все завалило снегом, он не может выйти. Но он же хорошо знает русскую литературу, это, конечно, пастернаковское «Снег идет, снег идет, словно падают не хлопья». А что падает? Это временем засыпает человека.