Страница 8 из 8
Глава 5
Сделав несколько шагов, убийца остановился, а Павел боялся даже посмотреть на него, чувствуя, как в груди остановилось биться сердце. Еще шаг, и этот «мокрушник» их если не увидит, то почувствует, у него звериные инстинкты, и привитое чувство опасности.
Раздался хруст ветки под ногой, но неожиданно убийца не шагнул дальше, а наклонился и подобрал окурок. Посмотрел на него, и сунул в карман. Развернулся и пошел к «уазику», на котором затарахтел двигатель. Сел на правое место от водителя, и опять дверь без грохота закрылась. И выбросив из выхлопной трубы сноп сизого дыма, машина рванула с места в карьер, движимая умелой рукой, что только подкрепляло растущие у Павла подозрения насчет «отечественного происхождения» убийц. Все складывалось один к одному — молчаливые, собранные и несуетливые «профи», с железным самообладанием, хорошо знающие приемы нападения, место действия и умеющие великолепно водить УАЗ. А в том, что ПБ пустили бы в ход, совершенно не задумываясь, сомнений не было — достали бы лопату и прикопали их двоих с Эльзой на кладбище, мест там еще достаточно и мало кто даже днем ходить будет, без свидетелей похороны провели бы.
— Твою мать, чудом живы остались, — пробормотал Павел и убрал руку, поморщившись. Посмотрел на ладонь — она была прикушена, с отпечатком зубов. Затем приподнял Эльзу — на лице не кровинки, глаза безумные. Отвесил легкую пощечину, приводя девчонку в чувство. Помотала головой, как уставшая лошадь, еле слышно пробормотала:
— Павлик, я чуть не описалась…
— Неудивительно, если бы у меня это было в первый раз, то обосрался бы жидким поносом!
Никритин с хрипом выдохнул, сердце забилось учащенно. Хотелось выругаться затейливо, но сдержался. Нужно было уносить ноги, и как можно быстрее — теперь стало ясно, что «непонятки» с этим делом отнюдь не простые, и милицию не зря отстранили от расследования.
— Слушая меня, Эля — давай сразу уговоримся, что разговаривать будем, когда на даче очутимся. Скажу сразу — мы вляпались, а потому в милицию лучше не идти. Учти — если заподозрят, что мы с тобой видели все происходящее здесь, жизнь у нас выйдет очень короткая, любовь моя. Бежать сможешь по лесу — на дорогу лучше не соваться. Не дай бог кто нас увидит!
— Почему на дачу, а не ко мне домой?
— Потому что там пригород — люди ночами ходят. А сейчас мы с тобой грязные до омерзения и на влюбленную парочку явно не подходим.
— Поняла…
— Так что бегом, за мной держись, дыши ровно, и ничего не бойся. Уходим, Эля, уходим!
Павел встал на ноги, поднял все еще сидящую на могильной земле Эльзу, похлопал ее по плечам, и рванул неспешной рысью, понимая, что в темноте при быстром темпе, ногу вывернуть в лесу проще простого. Но зато бежать два километра по прямой линии, а не топать три версты по шоссе, да еще метров пятьсот до асфальта идти. Но лучше не по центральной улице идти, а обогнуть дачи и зайти с тыла — а там вдоль дороги, что идет на новое кладбище, пробежать незаметно. По линии газопровода, где выросло много елочек, тропы там хорошие протоптаны — дачники на речной пляж к немецкому доту ходят купаться, там песочек…
— За руку держись, Эля, — Павел выдернул из воды Эльзу, что сидела там, погрузившись по пояс, и пускала пузыри. Сам виноват — не успел поддержать девчонку, пока переходили по самодельному мостику через ручей. Идти по железному мосту к 4-й улице было долго, а здесь сразу напрямую, на крутом бережку приткнулась дача родителей — уютный двухкомнатный домик с крохотной банькой, что нависала над небольшим обрывом, увеличивая участок в законные шесть соток на полудюжину квадратных метров. Этим тайным путем он всегда пользовался, и вчера настил из двух досок перебросил, словно чувствовал. Дело в том, что насосная станция на реке только в июне заработает, а воду на бытовые нужды пока берут из ручья, хоть она там и грязная, но в бочках отстаивается.
Вытащив девчонку, он выдернул доски и прислонил их к сетчатому забору. Натужился и перебросил настил, затем достал из кармана ключ, открыл замок. Подхватил девушку на руки, она вообще на ногах не держалась, да еще незапланированное купание в холодной воде, не прогретой скупым весенним солнышком. Занес в дом, ухитрившись открыть рукой дверь, имелся хитрый секрет, можно даже на ключ не закрывать, выглядит, будто ее изнутри на засов закрыли.
— Мне холодно…
— Сейчас, Эля, сейчас! Потерпи немного, милая, — Павел занес девчонку в комнату, локтем включив свет. Усадил на табуретку в прихожей, что служила еще и кухней. Быстро задернул занавески, от греха чужого любопытства, для них двоих опасного. И вздохнув, быстро расшнуровал кеды и скинул их с ног — грязь в дом не заносят, выиграешь секунду, потом часы потеряешь на уборку. И начал раздевать Эльзу, понимая, что она уже не в состоянии это сделать от усталости. Первым делом обувь долой с ее маленьких ножек, мокрая куртка и рубашка полетели в таз, затем стянул с нее штаны, отбросил, носки улетели последними, легли сверху. Девушка осталась в лифчике и полотняных трусах, мокрых и грязных, щелкая зубами. Он думал всего секунду — а еще через три белье оказалось в тазу.
— Потерпи, сейчас, — одним рывком он ее перенес в комнату, отбросил одеяло с кровати. Схватил электрогрелку, размотал шнур, щелкнул переключателем на второй режим, воткнул вилку в розетку. Усадил девчонку на кровать, укутал одеялом до подбородка, и глядя на ее покрытую пупырышками кожу, синюю как у курицы, понял, что без экстренных мер не обойтись, не хватало, чтобы девочка пневмонию подхватила…
Конец ознакомительного фрагмента.