Страница 13 из 72
Глава 5
Дон Коломбо словно со всего маху натолкнулся на стену. Глаза его остекленели, губы по инерции продолжали шевелиться.
— Конечно хочешь, дружок, — наконец выдавил он. — Мы же об этом говорили.
— Это ТЫ говорил, папуля, — хладнокровно заметила бунтующая дочь. — А я всегда отвечала, что не родился или давно умер тот, за кого я смогу выйти.
Как я был благодарен Зебрине за эти слова!.. Ведь это одним махом решает проблему. НЕ Я не хочу жениться.
Это она, любимая доченька, не собирается выходить замуж! И конечно же, папочка не сможет отказать своей дочурке. Мне будут принесены глубочайшие извинения, и я с облегчением покину этот, безусловно гостеприимный, но такой непредсказуемый замок...
— ТЫ ВЫЙДЕШЬ ЗАМУЖ ЗА ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА!
От рёва, в который вдруг превратился спокойный, выдержанный голос папы Коломбо, у меня сдуло все волосы с головы... Образно выражаясь.
— НЕТ, НЕ ВЫЙДУ! У него руки потные и имя дурацкое.
Ах, это у меня руки потные? Так может, меньше нужно пугать... А насчёт имени я бы попросил отдельно. И вообще...
— Родные мои, успокойтесь, — попыталась взять ситуацию под контроль донья Карлотта.
— Помолчи, кара миа, — вымученно улыбнулся папа Коломбо в сторону жены, а потом преувеличенно аккуратно поставил на стол фужер с шампанским. И повернулся к дочери. — Скажи, золотце, почему тебе не нравится этот молодой человек? — в голосе его было столько мёда, что даже пчела заподозрила бы недоброе.
— Да почему не нравится? — притворно удивилась Зебрина. — Это ведь, как приготовить. Хорошенько пропечь, подать под хорошим соусом — никто ничего и не заметит... — и подмигнула мне, мерзавка!
— Золотце, ты ставишь меня в неловкое положение, — в голосе Коломбо стало ещё больше яда и сахара. — Что подумает о нас наш гость?
Я беспомощно посмотрел на Луку Брази. Но добрый консильери лишь развёл руками и незаметно отодвинулся от стола...
Вот вы когда-нибудь, приходя в гости к девушке, попадали в эпицентр семейного скандала?
Вообразите: вы с подружкой мирно сидите на диване, от поцелуев распухли губы... И тут входит папа. Вас гонят взашей, дочь грозят отправить в монастырь... Обычно это происходит именно так.
Но чтобы молоденькую девчонку выдавали замуж НАСИЛЬНО? — не считая ситуации, когда муж — старый богатый брюзга, и брак производится исключительно по расчёту... Стоп.
Стоп-стоп-стоп... Кажется, я на что-то наткнулся.
ПОЧЕМУ дон Коломбо так жаждет заполучить меня в зятья, что готов разругаться в пух и прах с любимой дочуркой, с которой он буквально пылинки сдувает?
Что во мне такого? Какие-то исключительные личные качества, или... Казино? Да нет, бред собачий. Чтобы вернуть казино, я сам могу придумать десяток более лёгких способов...
Мимо меня, прямо над столом, пролетел язык пламени. Как из огнемёта!
Да что происходит-то?
Вероятно, совершив глубокое погружение в собственные мысли, я упустил что-то важное...
Ещё один язык пламени расплавил роскошные свечи вместе с канделябрами, и поджег скатерть.
— Зебрина! Прекрати немедленно!.. — а это уже голос донны Калотты. В нём всё та же безграничная любовь, но приправленная здоровой щепоткой раздражения на строптивое чадо.
— Не прекращу, не прекращу! Вы не можете меня заставить. Я всегда делаю, что хочу. Хочу — и буду! Хочу — и буду!
И тут донья Карлотта повернулась к мужу. Глаза её сверкали, а пальцы так скрючились, что напоминали когти.
— Это ты виноват, ми амор! Ты позволял ей делать всё, что вдумается. И теперь не можешь с ней справиться.
— Господа, господа! — вскочив, чтобы спастись от очередного языка пламени, я вытянул руки ладонями вперёд. — Кажется, у меня есть решение вашей проблемы. Никто ни на ком не женится! Я с радостью заберу своё предложение назад, дон Коломбо. Нет, правда. Не нужно так ругаться из-за меня.
— Ты тут вообще ни при чём, — брови Коломбо грозно сдвинулись, в глазах сверкнула угроза. Вот теперь перед нами был настоящий дон — такой, каким его знали все. Кроме Зебрины... — Это дело принципа. Она моя дочь. И я не потерплю непослушания в моём доме.
На мой неискушенный взгляд, думать об этом надо было гораздо раньше... Например, до рождения чудесной малютки.
— Ах, так? — вскричала девочка с желтым ирокезом и трогательным колечком в ноздре. — Тогда я ухожу!
Я не заметил, в какой момент началась метаморфоза.
— Зебрина, не смей! — предостерегающе крикнула донья Карлотта. А я последовал примеру Луки Брази: отошел подальше.
И вовремя.
Конечно же, девчонка пропустила крики родичей мимо ушей.
Я сомневаюсь, что у неё в этот момент ВООБЩЕ были уши...
Воздух вокруг Зебрины клубился и стонал. Она сама тоже клубилась — наружу то и дело выскакивали то когтистая лапа, то кончик крыла, то золотой, без век и ресниц, глаз...
Тот конец стола, рядом с которым шло превращение девушки, вдруг смялся, съёжился, и втянулся внутрь вихря.
— Зебрина! — сделала последнюю попытку мать.
Но было поздно.
Дымка рассеялась, и перед нами предстал... дракон. Ослепительно-желтого, почти золотого цвета, он — она — лучилась своим собственным светом. И это было бы дико красиво, если бы не было так... устрашающе.
Головой драконица подпирала потолок. Почти подпирала — уж люстру задевала точно.
Зебрина подняла по-своему красивую голову, и издала утробный, исходящий из самых глубин души, рык. У меня заложило уши.
А рык всё длился и длился, пока зал не окутали клубы дыма и горящей мебели.
А ещё потом драконица вытянула шею, распахнула зубастую пасть во всю ширину — любой крокодил позавидует, чесслово... и закричала на громадное окно.
Стекло разлетелось как бы само собой, осколки так и брызнули в разные стороны. Очевидно, она использовала какой-то акустический приём, но я не специалист.
Ни на кого не глядя, Зебрина подпрыгнула повыше, расправила крылья и вылетела в окно.
В зале повисла гнетущая тишина. Только ветер свистел в зазубринах, оставшихся от прекрасного древнего витража...
А ведь всё так хорошо начиналось! Меня накормили, подогр... обогрели... Я чувствовал такое неизбывное счастье просто от того, что как следует поработал челюстями!
А теперь в желудке пусто, словно у меня внезапно открылся синдром чёрной дыры.
Дон Коломбо хладнокровно поднял бокал, и допил вскипяченное шампанское.
А потом отошел от стола, снял пиджак и преувеличенно аккуратно повесил его на спинку стула. Тщательно расправил складки...
Когда дон выпрямился, и я увидел его лицо, сердце остановилось как-то само собой.