Страница 37 из 74
И этот новый Денница разразился смехом.
— Подделка?.. — взревел он сквозь слёзы, выступившие из покрасневших глаз. — Да я отравлял существование людям, когда тебя ещё и на свете не было! Я стравливал целые города! Я уничтожал народы!
— Бла-бла-бла... Мелодрама с пафосом. Только это ты и умеешь.
Демангел злобно сузил веки.
— Я вижу тебя насквозь, Безумный Макс. Ты боишься. Боишься так сильно, что готов на ВСЁ.
— Тут ты прав, — чтобы оставаться спокойным, мне пришлось сжать кулаки и впиться ногтями в ладони. — Я боюсь. Боюсь за своих близких. За своих друзей... По какой-то причине, у них нет такого иммунитета к твоему фальшивому блеску, как у меня. А ещё я боюсь за свои ботинки — наверняка ты их растопчешь своими копытищами.
Денница снова расхохотался.
Каким-то образом он теперь был выше меня на целую голову, и так раздался в плечах, что многострадальный ненадёванный костюмчик расползся по швам...
Мне и ночным сумеркам явились мощная грудь, волосатые ноги и хвост, похожий на длинный хлыст с кисточкой на конце.
Лицо его совмещало черты ангела и демона — то есть, были настолько антропоморфными, чтобы казаться до боли знакомыми, и в то же время абсолютно, до дрожи в коленках нечеловеческими.
Сатир Пан — вот кто сейчас был передо мной. Без лютни и своеобычной кружки с вином, но кто сейчас идеален?
— Ты ошибаешься, Безумный Макс, — голос демангела теперь шел из более широкого горла, и приобрёл глубокие и рокочущие обертона. — Я знаю людей. Все они — эгоисты, и способны думать только о себе.
— Просто у тебя мало опыта.
— Мало?.. — за его спиной вновь распахнулись крылья, а из руки вырос огненный меч. — Я разрушал города, само название которых стёрлось из памяти людской. Меня звали Жнецом. Мрачным Жнецом. Мне подчинялись Легионы Падших. Я...
— И снова: бла-бла-бла... Шутка, повторенная дважды, перестаёт быть смешной, — Денница поперхнулся — так, словно ему в рот залетела муха. — Ну правда, чувак, где все эти легионы? Почему всё свелось к противостоянию со мной, по твоим словам — самым жалким из жалких, недостойным твоего внимания смертным. Тебя что, отстранили? Выкинули из большой песочницы, как напрудившего щенка? И за что? Совершил несанкционированное доброе дело? Выпустил на свободу канарейку? Покормил бездомную кошку? Не раздавил таракана, который заполз под ботинок?.. — Кадык Денницы прыгал по его горлу, как нервный мячик от пинг-понга. — А знаешь, не отвечай. Я и так знаю, почему тебя выгнали. Потому что ты — демон только НАПОЛОВИНУ. Ты — полукровка, Денница. И когда совершаешь много зла — тебя волей-неволей ТЯНЕТ совершить и добро. Для равновесия. Ты ПРОСТО НЕ МОЖЕШЬ по-другому. Хотел бы — но нет. Это не в твоей ПРИРОДЕ.
Денница вновь преобразился. Размеры никуда не делись, но крылья из чёрных стали белыми, кожа порозовела, а черты лица приобрели ту прекрасную неподвижность, которую можно увидеть лишь на некоторых иконах.
— Так ты веришь, что в каждом существе есть добро, Макс? — ласково глядя сверху вниз, вопросил ангел. Голос его поражал музыкальностью, глаза светились любовью и пониманием.
— Я верю, что добро есть в ТЕБЕ, — я ткнул его пальцем — так, на всякий случай. Глупо будет, если окажется, что я распинаюсь перед галлюцинацией. — И это — не белые крылья и пухлые щечки. Вспомни Поганца: являясь ангелом, в то же время он был отъявленным негодяем.
Денница вдруг щелкнул пальцами и превратился... в самого себя. Даже костюм был целехонек!
— Ты бредишь, Макс, — фыркнул он. — Искать добро в демоне — всё равно, что собирать монетки в фонтане, в надежде обрести счастье.
Я вспомнил своего недавнего знакомого, Силантия. Как это там?.. На каждую гайку...
— Ты злой не потому, что ты — демон. А потому что ты демон ХРЕНОВЫЙ, — заявил я. — Тебя плохо принимают при адском дворе, и косо смотрят в раю. Ты — не пришей кобыле хвост, Денница. Пятое колесо. Зонтик, в котором не нуждается рыбка. Попросту говоря, у тебя нет своего места. И вот ЭТО бесит тебя до колик.
— У меня есть место, — запальчиво возразил демангел. — Ещё недавно оно было твоим.
Я вздохнул.
Ну как ему объяснить?.. Присвоив чужое, не сделаешь его своим.
СВОЁ можно только обрести.
И я махнул рукой. Говорила моя бабушка: чёрного кобеля не отмоешь добела.
— Знаешь, — сказал я. — Кажется, я придумал, как разрешить наш спор.