Страница 27 из 72
Девушка склонилась надо мной, её волосы щекотали мою щеку. Но аппетит внезапно пропал. Вообще. Любой аппетит.
— Ты что, держишь рядом с кроватью хомяков, чтобы она на них охотилась?
Секунду девушка смотрела на меня с недоумением, а потом рассмеялась.
— Надо же, — она даже вытерла набежавшую слезу кончиком одеяла… — Безумный Макс жалеет маленьких зверушек.
— Да! — я запальчиво вырвал из её рук одеяло и натянул его до подбородка. — Это, знаешь ли, мерзко — убивать маленьких, беззащитных…
Патриция вновь опустила руку в банку и вытащила ещё одного пушистика. Держа его за хвост, она запрокинула голову и широко открыла рот.
Я заорал. Стукнул её по руке, чтобы хомяк вырвался и убежал, пулей вылетел из кровати и принялся лихорадочно искать штаны. Или трусы. Или полотенце. Хоть что-нибудь…
— Чего ты ржешь?
Нет, я не понимаю: секунду назад она хотела сожрать хомяка — живьём, между прочим, вместе с усиками и пушистой шкуркой, а теперь валяется на кровати и хохочет до икоты.
Волосы Патриции, от природы кудрявые, чёрными прядями раскинулись по подушке, её стройное тело содрогалось от смеха, и на миг я чуть не поддался соблазну. Но мужественно взял себя в руки и гордо направился к двери. В ванную.
Всякие девушки у меня бывали. Даже убийцы — никто не без греха… Но глотать живых хомяков — то уже слишком.
— Макс, подожди…
Я медленно повернулся: лучше стоять к опасности лицом, чем голым задом.
Патриция вновь потянулась к банке…
— Не смей! — строго предупредил я. — И вообще: ты должна выпустить их на волю.
— Смотри, — открыв крышку, она показала мне пустую ёмкость. А затем сунула в неё руку и вытащила ещё одного зверька. Тот беспомощно барахтался вниз головой и потешно шевелил розовым носиком. — Дай руку, — потребовала Патриция, и когда я опасливо приблизился, посадила зверька мне на ладонь.
— Я ничего не чувствую.
Хомяк сидел на моей ладони и мыл ушки. Я сжал кулак, разжал… Изображение прошло сквозь пальцы.
Патриция вновь повалилась на кровать и начала ржать, дрыгая босыми ногами.
— Ты чудовище, — сообщил я ей и прыгнул сверху. — Да я с детства так не пугался!
— Это месть, — выдавила она сквозь смех. — За то, что ты заставил меня выпустить Ини…
А, вот где собака порылась. Ладно. Справедливо.
Столько лет держать свою вторую сущность под контролем, и сорваться — из-за меня.
— Но согласись, тебе это нравится, — сказал я, целуя её в шею.
— Ини нравится, — кивнула девушка, глядя на меня неподвижными глазами с квадратными, как у козы, зрачками. — А Патриция сидит и тихо плачет под плинтусом.
Я тяжело вздохнул и сел. Подпёр спину подушкой и сделал глоток остывшего, но не менее вкусного кофе.
— А вот я всё думаю о Деннице…
Патриция закатила глаза.
— Перестань, Макс. Всё кончено. Снять Печать Договора может только Денница, и если он отказывается это сделать…
— Вот в этом-то всё и дело, — я притянул к себе девушку и заглянул ей в глаза. — Ты его хорошо знаешь. Скажи: в его привычках травить гостей своих хороших знакомых?
— А я тебе сразу сказала, что он принёс чёрный лотос не со зла…
— Ну конечно. Просто хотел развлечься: подпоить кого-нибудь настойкой забвения и посмотреть, что получится.
— В отличие от тебя, Денница вырос в Чолом Йосодот, — покачала головой Патриция. — И он прекрасно знает, что такими вещами не шутят. Всему есть пределы.
Что мне в Патриции нравилось — это то, что она спокойно, без истерик, могла переключаться между задачами…
— Вот именно! — я даже привстал. — Сама подумай: стал бы он подкладывать такую свинью на празднике близкой маменькиной подружки? Ведь, если бы я окочурился, поднялся бы переполох! Или… — я с подозрением посмотрел на Патрицию. — Или… у вас это обычное дело, и меня тихо прикопали бы на заднем дворике?..
— Не пори чушь, — Патриция села, и достав из тумбочки самокрутку, задумчиво прикурила от пальца. По комнате поплыл сладкий знакомый аромат… Видать, некоторые вещи просто кочуют из измерения в измерение, по-сути своей не меняясь. — Если бы ты… умер, тебя бы похоронили с честью, в нашей фамильной усыпальнице.
Лицо моё вытянулось.
Никак не могу понять, когда она шутит, а когда говорит серьёзно. Но всё равно решил подыграть.
— Вот видишь! — я мужественно и широко улыбнулся. — Он не мог знать, что я очухаюсь. Но даже не вышел на террасу, чтобы проверить дело рук своих.
— А кстати: почему ты очухался? — Патриция передала мне самокрутку. После секундного колебания я её взял. А какого ч… фига? Мы ведь и так в Аду.
— Долгая история.
— Ладно, как-нибудь расскажешь.
Вот ещё одно качество: она никогда не настаивает. Не вытягивает из тебя душу, не трясёт, как спелую яблоню, чтобы полакомиться плодами…
Я вспомнил допросы Кассандры и её неустанную за мной слежку.
— Вернёмся к Деннице, — предложил я, выпустив дым. — Моя версия такова… Только не смейся, ладно? Его заколдовали.
Она засмеялась.
А потом замолчала и тряхнула головой. Чёрные кудри рассыпались по плечам, и мне тут же захотелось забыть об импровизированном расследовании, плюнуть на Денницу и заняться…
Но я напомнил себе о Зебрине.
— Подумай вот о чём, — предложил я. — Когда я попросил его расторгнуть сделку с Зебриной, он отказался.
— Его право, — пожала плечиками Патриция. — Обычно сделки заключают не для того, чтобы тут же расторгнуть. К тому же, он на тебя зол.
— Это я прекрасно понимаю. Зебрина — это его месть за то, что я победил в споре. Но я ведь предлагал отдать ему всё. И "Чистилище", и казино и акции…
— Да, я слышала. Ведь я тоже там была, помнишь? Ещё подумала, что ты пьян в стельку. Или сошел с ума…
— Я предложил ему всё, что стояло на кону в НАШЕЙ с ним сделке, — продолжил я, взяв Патрицию за руку. — Вплоть до своего исчезновения из Сан-Инферно и его триумфального возвращения. Но он всё равно отказался.
— Ещё раз: я там ТОЖЕ была. У тебя был такой растерянный и глупый вид… Представляю, какое Денница получил удовольствие.
— И что? Это, по твоему, нормально? Отказаться от всего, за что сражался ещё пару дней назад, из-за какого-то эфемерного удовольствия?