Брачный аферист

— Разве у вас нет племянников?

Джек покачал головой.

— У меня не было ни братьев, ни сестер. Я — единственный и неповторимый… Так, кажется, говорят?

Она бросила на него вопросительный взгляд. Ее любопытство было подогрето неожиданным проблеском простой человеческой грусти за холодным официальным фасадом.

— У вас было одинокое детство?

Приоткрывшиеся было створки раковины захлопнулись, и он отделался от ее вопроса неопределенным пожатием плеч.

— Не особенно… Мне не с чем сравнивать. А вы собираетесь заводить еще детей?

— Я… я как-то об этом не думала, — растерялась Натали. — Но я не стану заводить ребенка только для того, чтобы Монике не было одиноко. Есть другие дети, с которыми она может играть, а братья и сестры далеко не всегда уживаются друг с другом.

Но если воспитывать ребенка как «единственного и неповторимого», то в нем может развиться чувство некой самодостаточности, которая отгородит его каменной стеной от прочих людей, подумала она.

Мне вовсе ни к чему вникать в детали воспитания Джека Вендела, жестко напомнила себе Натали, коли я твердо решила держать его на расстоянии.

— Нам, пожалуй, пора домой, — заметила она, взглянув на большие настенные часы и несколько удивившись, что они так засиделись. — Этой шалунье пора поменять подгузник.

Джек встал и протянул руку к Монике, чтобы забрать ключи.

— Спасибо, — сказал он, когда та их вернула.

Девочка посмотрела на него с некоторым удивлением — впервые за все время Джек Вендел обратился непосредственно к ней. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы она тут же решила, что он — и только он — должен поднять ее со стула.

— Ну, что же вы? — подбодрила его Натали, забавляясь нерешительностью Джека.

С несколько напряженной улыбкой он взял девочку под мышки и поднял высоко над головой. Она немедленно завизжала от восторга и принялась извиваться всем телом, когда Джек попробовал поставить ее на пол. Ему пришлось повторить это упражнение еще раз, смеясь вместе с ней.

— Ах ты, маленький чертенок! — поддразнил он ее. — Ты готова заниматься этим весь день, не так ли?

— Сами напросились, — заметила Натали. — Пошли, Моника, в коляску.

Девочка неистово затрясла головой.

— Толкать… сама! — потребовала она.

— Ничего не имею против.

Натали засунула объемистую сумку в коляску. Моника тут же ухватилась за ручку, которая оказалась чуть выше ее головы, и устремилась вперед покачивающейся походкой сошедшего на берег моряка. Благодаря огромному везению ей удалось достичь двери без аварий, и Натали успела вцепиться в коляску, прежде чем та со всего размаху врезалась в стекло. Джек бросился вперед и открыл перед ним дверь.

— Спасибо, — прошептала она, выходя на улицу.

— Прошу прощения, сэр. — За ними спешил официант, протягивая Джеку бутылочку с соком. — Ваша жена забыла.

Джек заколебался, потом все-таки взял бутылочку, но так осторожно, словно это была граната с вынутой чекой.

— Благодарю вас, — ровным голосом ответил он.

Натали искоса взглянула на него. Реакция Джека была своевременным напоминанием, что час, проведенный ими в кафе, был сценой из другого спектакля, вставленной между действиями. Джек Вендел явно не относился к тому типу мужчин, которых можно назвать семейными. Но даже если бы это было возможно, напомнила себе Натали, он никогда не будет принадлежать мне. Помимо всего прочего, я замужем.

Тем временем Моника быстро семенила по тротуару, катя перед собой коляску, словно маленький танк. Натали поспешила вперед, чтобы поймать дочь. Потом она спокойно обдумает все имеющиеся у нее сведения, но в данный момент гораздо важнее предотвратить массовые переломы ног у ни в чем не повинных пешеходов, которые испуганно жались к краям тротуара.

Методичное исследование содержимого ящиков в кухонном буфете заняло у Джека больше часа, но ключ к тайне исчезновения Антуана так и не был найден.

— Ничего! — объявил он наконец. — Никакой зацепки!

Натали, гладившая белье, сложила последнюю маечку и добавила ее к общей стопке. Остались только рубашки Антуана, а у нее почему-то совсем не было настроения заниматься ими.

— И что теперь? — поинтересовалась она, поставив горячий утюг на подставку и складывая гладильную доску.

— Теперь?.. У любого нормального человека, — принялся размышлять вслух Джек, — по углам распихан всякий ненужный хлам — старые рецепты, письма… Но во всем этом ворохе я не нашел никаких следов существования Лемэра, ничего, что могло бы хоть как-то характеризовать его.

Натали подошла к столу и уселась на стул, обозревая аккуратные стопочки документов.

— По крайней мере, вы все бумаги привели в порядок, — заметила она. — Я собиралась заняться этим уже несколько лет.

— Рад, что смог вам хоть чем-то помочь, — ответил он с легким сарказмом.

Натали оперлась локтем на стол.

— Это и впрямь кажется несколько странным, — согласилась она, еле слышно вздохнув. — Но, с другой стороны, Антуан мало похож на закоренелого преступника. — Она выдавила кривую улыбку. — Хотя, думаю, если бы он выглядел как Аль Капоне, я бы не пошла за него замуж.

— А почему вы пошли за него замуж? — мягко спросил Джек.

— Я… я уже говорила вам. Я люблю его. — Но это прозвучало неубедительно даже для ее собственных ушей. Собрав всю силу воли, Натали поднялась на ноги. — Хотите еще чашечку кофе?

— Благодарю вас. — В его голосе слышались иронические нотки, он, по-видимому, прекрасно осознавал все ее напрасные усилия сохранить между ними определенные барьеры.

Натали пересекла кухню, чтобы поставить чайник, все время чувствуя на себе его взгляд. Ну почему ей без конца приходился напоминать себе, что он не имеет к ней никакого отношения? Он так же не вписывался в ее мир, как и она в его. Они обитатели разных планет.

— Когда вы познакомились с Симоном? — как бы невзначай, словно поддерживая светскую болтовню, спросил Джек.

Натали быстро взглянула на него, пытаясь понять, стоит ли за этим вопросом нечто большее, чем вежливый интерес.

— Я тогда заканчивала школу. А он был одним из компании хиппи, которые вечно ошивались в местном кафе, куда мы тоже имели привычку заходить после уроков. Моя мачеха просто выходила из себя. Она относится к тому типу женщин, у которых на всех столах лежат кружевные салфеточки, а на рулонах туалетной бумаги сидят вязаные пудели.

— Вязаные пудели? — ошеломленно переспросил он.

— Вот именно. — Натали расхохоталась. — Она делала их сама — розовых и голубых. И они рядами стояли на окне в ванной. Могу поспорить, что вы в жизни не видели ничего ужаснее.

— Пожалуй! — согласился Джек.

— Мадлен начала всячески угрожать мне, когда выяснилось, что я встречаюсь с Симоном. Она даже пошла к адвокату, чтобы выяснить, нельзя ли учредить надо мной опеку в судебном порядке. Но тот ничем не мог ей помочь. Я была уже достаточно взрослой, чтобы уйти из дома, если бы того захотела.

— А как ко всему этому относился ваш отец? — поинтересовался Джек, откидываясь на спинку стула и ставя ногу на подножку высокого креслица Моники.

— О, он всегда делал то, что хотела Мадлен, — ответила Натали с легкой досадой. — Все, что ему было нужно, — это спокойная жизнь, да поможет ему Бог.

— А что случилось с вашей матерью? — спросил Джек.

Натали открыла банку кофе, положила по ложке гранул в каждую чашку, а затем пошла к холодильнику, чтобы достать молоко.

— Она умерла, когда мне было семь лет, — ответила она ровным голосом. — Отец женился на Мадлен пару лет спустя.

— И вам это не понравилось?

Натали покачала головой, грустно улыбаясь.

— Все не так уж плохо. У Мадлен есть свои достоинства, и она хорошо относится к папе, пусть даже и завела привычку иногда покрикивать на него. К слову сказать, большей частью для его же пользы. И она очень любит Монику. Это нас сближает, хотя мы по-прежнему на многое смотрим по-разному. Особенно это касается одежды, которую я ношу.