Звезды царской эстрады

Николай Константинович – одна из самых загадочных фигур в императорской семье. При жизни еще он был овеян легендою. Когда мы ехали в Ташкент, мы уже были осведомлены, что встретим бывшего великого князя, лишенного всех почестей, орденов и привилегий великокняжеского звания своего. В действительности оказалось совсем не так. Николай Константинович как был, так и остался великим князем с правом именоваться императорским высочеством. Мундир он мог носить, но не носил по своей доброй воле. Он одевался в статское, был высок ростом, очень породист, и в нем сразу угадывался великолепный романовский тип. Он начисто брил лицо и по туземному обычаю так же начисто брил голову и носил сартовскую тюбетейку. К его осанке, к его чертам и резкому профилю очень шел монокль, которым он пользовался с неподражаемым искусством. Это было что-то наследственное – никто в Европе не умел так носить монокль, как его отец – великий князь Константин Николаевич.

Сбивчивы и туманны были сведения о причинах опалы и ссылки Николая Константиновича в Туркестан. Говорили, что на каком-то придворном балу он похитил бриллиантовое колье какой-то дамы и запрятал его в свою кирасирскую каску. Говорили еще, что также были им похищены драгоценные камни с иконы, принадлежавшей его матери. И вот на основании всех этих деяний, обвиненный высшим советом императорской семьи в клептомании, Николай Константинович сослан был в Туркестан.

…Великий князь посещал все наши спектакли. В его меценатстве было что-то красивое, широко-барское. Не ограничиваясь «высочайшими подарками» – он с поистине царской щедростью осыпал ими нас, – Николай Константинович уделял нам бездну самого трогательного внимания, знакомил с бытом и нравами этого диковинного края.

Дервиши на ташкентском базаре. Конец XIX века

В дни мусульманского праздника – он длится целый месяц и называется Байрамом – великий князь в нескольких экипажах своих повез нас в одну из туземных деревень в окрестностях Ташкента. Конечно, это не был «экспромт», конечно, все было подготовлено – и встреча, и обильное угощение, и увеселительная программа. Это был один из редких случаев, когда не мы увеселяли других, а другие увеселяли нас… Все искрилось движением, напоенное, насыщенное красками, и с непривычки было больно глазам от яркого, ослепительного мелькания женских и мужских фигур в горячих – до фантастичности горячих по своим непривычным, невыносимым для европейского глаза тонам – одеждах.

Над гигантскими кострами в таких же гигантских котлах варили плов из шахского риса; этот изумительный плов, пахучий, таявший во рту, мы запивали рябиновой водкою.

Заняло бы десятки страниц подробно описывать Байрам в сартской деревне, со всей оглушительной гаммой самых разнообразных звуков, сливавшихся в один сплошной гул, начиная от гортанных выкриков и кончая пронзительным писком свирели. Остался у меня в памяти танец бачей. По-тамошнему бача – это мальчик, которого с самой ранней поры воспитывают и холят как предмет наслаждения для мужской однополой любви.

Бачи, все на подбор красивые томной и нежной красотой, тщательно вымытые и надушенные, успевающие постигнуть все ухищрения для возбуждения поклонников своих, плясали, одетые в дорогие женские наряды и ткани. Что-то ритмическое, притягивающее было в их танцах, и на них приятно было смотреть… Но зато неприятен и отталкивающ был вид полных, бородатых сартских купцов, сплошь да рядом седых патриархов, что с грубой, искажавшей их лица чувственностью пожирали глазами этих пляшущих мальчиков…

Не ограничившись столицею края – Ташкентом, мы объехали и провинцию Туркестана, давая спектакли в таких городах, как Андижан, Самарканд, Новый Скобелев. Повсюду мы наслаждались дивными туземными банями – такими же своеобразными, ни на что не похожими, как и всё на Востоке. Моет вас гигантский сарт, геркулесовского телосложения. В его могучих руках вы становитесь беспомощным, как неодушевленный предмет, существом. Один миг… Вы не успели заметить, как вы весь в облаках густой мыльной пены. Со стороны нельзя и подумать, что это облако – человек. Следующий миг, и великан-сарт на собственных коленях, как на салазках, проезжает по вашему спинному хребту… Он мог бы раздавить вас своей тяжестью, мог бы, а между тем с необыкновенной легкостью массирует вас всем своим весом, обнаруживая при этом завидное знание анатомии.

Женщин-банщиц там нет, и на женской половине действуют также бронзовые геркулесы. Ничего этого не зная, пошла в баню наша комическая старуха Бегичева, потребовала себе банщицу, разделась и адет. И вдруг вырастает перед нею страшилище-сарт. Комическая старуха, за многолетнюю сценическую деятельность свою не растерявшая своего целомудрия, охваченная паникой, наполовину кое-как одевшись, а другую половину своих туалетных принадлежностей держа в руках, бледная, трясущаяся, примчалась из бани в гостиницу…

Первым навстречу ей попался ваш покорный слуга.

– Морфесси, если бы ты знал, какой ужас!

– Что случилось?

Она рассказала мне, волнуясь и сбивчиво, свое приключение. Я расхохотался:

– Вот пустяки! Стоило драматизировать положение. Здесь это принято. Он, этот исполинский красавец, так вымыл бы тебя, до Москвы хватило бы!

Но Бегичева и слушать не хотела. В этой комической старухе жила дворянка из хорошей польской семьи. Свободные нравы кулис ее почти не коснулись.

…Незабываем наш спектакль в Самарканде, где мы ставили «Прекрасную Елену». Вряд ли еще где-нибудь, когда-нибудь шла «Прекрасная Елена» в такой обстановке.

Утро обещало жаркий солнечный день. Но к вечеру небо заволоклось мутно-свинцовыми тучами, стало холодно и пошел снег большими, пушистыми хлопьями. «Прекрасная Елена» вынуждена была играть в фуфайке. А мы, мужчины, на наши суконные брюки натягивали трико, чтобы не замерзнуть. Цари классической Эллады в прозаических штанах – какая ирония!

Великолепен был зрительный зал. В первых рядах в живописных национальных костюмах сидели текинцы-офицеры туркменских конных частей. Рослые, смуглые, красавцы – один к одному! Их кинжалы и короткие кривые сабли усыпаны были драгоценными камнями. Все это богатые местные ханы и беки, чудесные наездники, обладатели несметных табунов.

Мне, изображавшему Париса, эти ханы поднесли на сцену громадный текинский ковер. Спектакль сошел блестяще. Когда мы расходились и разъезжались, в чистых небесах сиял месяц, снег густо устилал землю, деревья в пышной листве обременены были тяжелым снежным покровом. Волшебное зрелище! А на другой день, когда я поздно проснулся после веселого ужина, снегу не было и в помине ни на земле, ни на деревьях и солнце жгло вовсю. Минувшая зимняя ночь казалась исчезнувшим сновидением…

Тамошнее офицерство и чиновничьи круги неустанно дарили труппу своим вниманием, развлекали нас на все лады. Организовались длительные экскурсии в Персию на тройках и к афганской границе верхом. И нельзя было налюбоваться природою этих в буквальном смысле слова райских мест, ибо, по преданию, здесь и была колыбель человечества…

Из Туркестана мы двинулись в Баку, в этот город миллионеров и фонтанов нефти. И здесь ждало нас широкое восточное гостеприимство. У Тагиевых и других королей нефти нас чествовали истинно лукулловыми обедами и ужинами. Сперва, еще не зная местных обычаев, я невольно выказывал свое восхищение тем или иным художественным предметом домашней утвари. Но после первого же случая, когда понравившаяся мне вещь оказалась в кармане моего пальто, я умерил свои восторги и ничего уже не хвалил. На Кавказе укрепился веками обычай дарить гостю то, что ему приглянулось. Называлось это пеш-кеш.

…В Тифлисе мы имели такой же шумный успех, как и в Ташкенте, с таким же радушием нас принимали, с тою лишь разницею, что в Тифлисе было больше блеска и пышности.

…Каждому гостю вменялось в обязанность выпить единым духом наполненный вином турий рог, его никак нельзя было поставить, его можно было только осушить до самого донышка. А вмещал такой рог полторы бутылки вина. Я никогда не был трезвенником, прошел основательную школу с юных лет в компании певчих басов, но и мне сначала, с непривычки, трудно было опорожнить турий рог не переводя духа. А грузины проделывали это шутя, один за другим выпивая два, а то и три таких рога. Неизменным спутником моим и аккомпаниатором на всех этих торжествах в нашу честь был незабвенный Саша Макаров, непревзойденный маг и чародей цыганской гитары. Вот кого не смущали турьи рога, наполненные не только красным вином или шампанским, но и крепчайшим коньяком! Железный организм Саши выдерживал такие смеси и адские коктейли – тогда еще это слово не было в моде, – которые могли бы свалить с ног и буйвола.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.